Счет по головам

— Не спал, — подтвердил Хьюберт-пояс.

На холсте четыре черных мазка делили наискось поле диких хаотических красок, наложенных в десятки слоев. Китти находила это похожим на запись нервной горячки.

— Не знал, что Сэм был художником, — сказал Хьюберт-пояс. — Да еще таким знаменитым. Я на ВДО посмотрел. Биографию Сэма я знаю только в общих чертах, — пояснил он, видя недоумение Китти, — и только за последние двадцать лет.

— Почему же ты не посмотришь его архивы?

— Нет кода доступа. Он у Хьюберта.

— Понятно. Но эта картина написана еще до Хьюберта. Даже до Попрыгунчика.

— Кто это — Попрыгунчик?

— Думаю, ты. Так звали слугу Сэма, когда мы с ним познакомились. Ментаров тогда еще не было, а Сэм снова занялся живописью. Во всяком случае, написал портрет, куда лучше, чем эта мазня. Он мне его показывал, когда взял меня на работу.

— На какую работу?

Китти потеребила редкие волоски на голове спящего и растянулась на мягкой скамейке, положив руки иод голову.

— Я тогда была взрослая. Получила степень по ландшафтному дизайну микроколоний. Специалисты с таким заковыристым титулом вообще-то сажают цветочки для богачей. Я открыла собственную фирму и подбирала себе клиентов. Первый крупный заказ я получила от одних аффов, владельцев потрясающего дождевого леса в глассиновом пузыре объемом двенадцать кубических метров, с независимой атмосферой и гидросферой. Помещалось все это в верхней половине одной фешенебельной башни. Чего только там не было: папоротники, грибы, лишайники, мхи, терновник, полдюжины разных ягод, дикий огурец, карликовая спаржа. Из цветов портулак, львиный зев, камнеломка. Многие виды были съедобны, и мои клиенты брали их для стола. Даже фауна кое-какая имелась: комары, пауки, птицы, полевки. Та еще задача поддерживать все это в гармонии. Я там работала почти каждый день.

Однажды я программировала уловители — в колонию войти невозможно, приходится все делать дистанционно, — а в квартире за солнечным колодцем шла шумная вечеринка. Я не обращала на это внимания, но потом почувствовала какое-то зловоние и запаниковала — подумала, с моей колонией что-то не то. Однако запах доносился оттуда, из-за солнечного колодца.

Какой-то человек, на вид очень болезненный, облокотился на перила и смотрел, как я работаю. Совсем один — видно, ушел с вечеринки. Он спросил, что я делаю, я ответила. Он выпытал у меня латинские названия всех растений и сказал, что хочет нанять меня для ухода за собственным атриумом. «Я это обдумаю и сообщу вам», — добавил он.

Когда я пришла в следующий раз, его окна были затемнены. Они оставались темными долго, несколько лет, и я про него забыла… Работы у меня было столько, что я взяла себе в помощь четверых софамильников. Кодьяк тогда еще был настоящим чартером, а я только что открыла для себя детское ретро. Поначалу я боялась, что мой бизнес пострадает, если я стану ребенком, но получилось как раз наоборот. Чем юнее я становилась, тем бойчее шли дела. В цветах и маленьких девочках есть что-то волшебное.

Прошло десять лет — целых десять. Я, как обычно, ухаживала за своим дождевым лесом, который за это время стал вчетверо больше, и вдруг увидела, что окна напротив опять прозрачны. Наверное, квартиру продали, подумала я, но нет: дверь открывается, и выходит тот самый пахучий субъект. Смотрит на колонию, на меня и говорит: «Я подумал. Когда сможете начать?»

— Вот так история, — сказал Хьюберт-пояс.

— И не говори. — Китти слезла со скамейки и пошла к выходу. — Ладно, поехали в парк. Хоть полдня поработаю. Он все равно дрыхнет.

Синяя команда, действуя тихо и терпеливо, проникла на территорию клиники необнаруженной. Там связь пчелы с командующими прервалась, и команда опять перешла на самоуправление. Объект засекли быстро. Из укрытия, выбранного пчелой, был хорошо виден прозрачный контейнер с жидкой биомассой, внутри которого и находился объект. Осу пчела отправила на разведку в целях ознакомления с местностью. Возвращаясь из очередного полета, оса загружала собранную информацию в базу пчелы.

Пчела тем временем анализировала структуру управления клиникой, локальные сети, ароматическую систему. Особое внимание уделялось местной вселенной с ее гологоллическим населением. Результаты поступали на сценарную мельницу, где разрабатывались оптимальные способы освобождения объекта. Трудность задачи усугублялась огромными пробелами в базе данных. Объект был подключен к незнакомой технике. Человеческие особи — то ли союзники, то ли враги — вводили незнакомые предметы в контейнер. Состав жидкости был неизвестен. Голографическая имитация объекта непрерывно кричала, выражая крайнюю степень дискомфорта. Все это, возможно, требовало немедленного вмешательства, но синяя пчела не могла судить об этом самостоятельно и поэтому не покидала блиндажа, который оборудовала для себя в потолочной балке коттеджа. Оттуда она вела свой мониторинг и ждала, когда произойдет некий решающий перелом.

3.12

Прошло сорок восемь часов с тех пор, как Фред начал «Книгу расса», и ему было любопытно, как ее приняли. Он мог это проверить из любого места через мозговитку и визор, но в таком случае ему потребовалась бы помощь Маркуса. Поэтому Фред, несмотря на выходной, снова отправился в ББР, взял инфочип, занял кабину. Маркус без комментариев предоставил ему то и другое. Для начала Фред обрадовался, увидев, что с «Книгой расса» ознакомилось больше ста тысяч братьев. Ни один из них, однако, не захотел внести туда собственный вклад. Даже возразить ему не удосужились. Выглядело так, будто его исповедь канула на дно, не оставив кругов на поверхности. Он не надеялся, конечно, изменить мировоззрение рассов за двое суток, но чтобы все прошло вот так, без всякой реакции?

Прочесав всю «Полундру», он нашел только три упоминания своей фамилии. Одно сообщение, присланное на форум, и два ответа на него. Подавив волнение, Фред открыл их.

Первое гласило: «Знаешь, Лонденстейн, тебе нужна профессиональная помощь. Серьезно. Твой доброжелатель, выпуск 16ВА».

Два других не имели подписи и состояли из одного слова: «Идентично».

«Идентично» для итерантов слово не слишком вежливое, и Фред воспринял его как пощечину. Неужели нет ни одного расса, который думает так же, как он? Неужели он единственный? Фред вынул инфочип из считывателя, положил в карман, вышел из будки и сказал Маркусу, что хочет воспользоваться нулевой комнатой.

— Могу записать на субботу во второй половине дня, на тридцать минут, — предложил ментар.

— А может, кто-нибудь сегодня откажется?

— В списке ожидающих вы будете первым.

Фред выпил кофе в буфете. Мозговитка прокрутила ему новости. Пару часов спустя Маркус сообщил, что есть пятнадцатиминутное окно в нулевой.

— Это хорошо. Слушай, Маркус, сделай мне нестандартный инфочип. Модель рассовской родословной, составленная «Э-Плюрибус».

— Какой выпуск вас интересует?

— Все. С самого начала до этой минуты.

— Дорогая справка.

— Расходы оплачиваются братством.

— Да, разумеется — но, как правило, только в связи с психиатрическим лечением. Устроить вам автосеанс психотерапии, мар Лонденстейн?

— Нет, спасибо. Мне нужен только инфочип.

Когда Фред пришел в комнату ожидания, инфочип, еще теплый, ждал его в настенном распределителе.

В комнате сидели еще две пары рассов, как можно дальше одна от другой. Диспут, предположил Фред. Рассы обсуждают персональные различия, не вынося сор из избы. Все четверо кивнули Фреду, занявшему место между парами оппонентов.

Через минуту зажегся сигнал готовности, и четверо встали, чтобы пройти в нулевой шлюз. Предварительно они выпили экспресс-визолу, отстегнули жезлы, сняли головные уборы, визоры, обувь и все прочее, что антишпионская защита могла повредить. Вещи они сложили на открытые полки — и зачесались, как по команде.

— Что за черт! — Один из них закатал рукав, выставил здоровенную ручищу на свет, приблизил ее к лицу. — Бегут с корабля, — заявил он, как будто в самом деле мог видеть «вошек».