Забавник

Сколько внешних концов у звезды? Двенадцать. А Лайрис начал урок с обещания построить плавающий тринадцатиугольник. Плавающий… Или ползающий?

Древесный жучок скользил лапами по красноватому камню, но не мог выползти за пределы полосы, образованной двумя невидимыми окружностями. Почти невидимыми. Точно такими же, как и тончайшие нити-линии, что соединяли «плавающее» тринадцатое острие фигуры с двенадцатью прочими углами и с самим яблоком. Но вихрь, который вращался над жучком, имел иное направление. Оказываясь против каждого следующего вихря, жучок невольно ослаблял его, и не только несовпадением магического круговорота, но и переносом давления фигуры — ведь он превращался из тринадцатого в двенадцатый угол, удлиняя один из лучей получающейся звезды.

«Вот и весь секрет», — подумала Рич и уже приготовилась запрыгнуть на стол, чтобы, прикрываясь жуком, прокрасться эти четыре шага до яблока, а потом сделать еще четыре шага наружу — плевать, что на это уйдет изрядная часть занятия, — как вдруг передумала. Недруги-то вдоволь натешатся над нею, даже победа не будет в радость! Да и уж больно быстро усмешка начала наползать на губы Лайриса. Так и есть! Тринадцатая нить. От жука к яблоку. А если быть точнее, то от яблока к жуку. Она сделает все, как надо, а затем жучок догонит ее уже на краю стола и, скорее всего, полыхнет перед посадкой.

Рич приняла решение мгновенно. Марик в таких случаях говорил, что она отдалась приступу внезапной дури, но именно это состояние и выручало время от времени. Рич коснулась панциря жука пальцем, повела руку вверх, поймала кончик вихря и раскрутила его в обратную сторону.

Зачем она это сделала? Наверное, ровно затем же, зачем на второй неделе занятий с интересом устраивала перед носом старика Вертуса маленькое стихийное бедствие после каждой его фразы, к примеру: «А теперь представьте, скажем, молнию!..» Кстати, именно тогда Рич и перекочевала за первый стол.

Она раскрутила вихрь жука в обратную сторону и потянула его вниз, как бы выворачивая наизнанку. И в то же мгновение все двенадцать крошек угля вспыхнули, пересечения линий выщелкнули синеватыми искрами, яблоко оказалось в руке Рич, а что-то, напоминающее формой большого горящего жука, с грохотом и дымом прорезало центр стола вместе с блюдцем и зашипело на полу. Стол покрылся трещинами и сложился внутрь. Моргая от взметнувшейся пыли и потирая уши, школяры смотрели на ровесницу вытаращенными глазами.

«Пересаживанием на первый ряд не обойдется», — растерянно подумала Рич, откусила кусок яблока и поморщилась.

— Урок закончен, — с трудом овладел трясущимися губами Лайрис, не сводя негодующего, смешанного с испугом взгляда с ученицы, и вытер вспотевшие ладони о цветной, разукрашенный магическими линиями балахон.

— Яблоко кислое, — пожаловалась Рич.

Если яблоко и было кислым, то после разговора с Бравусом даже оно вполне могло наполнить рот сладостью. Жрец храма Мелаген, который традиционно надзирал за школой, тем более что располагалась она в храме, неторопливо вышагивал вокруг поставленной на колени Рич и гнусавил что-то о послушании и смирении, не забывая время от времени окатывать девушку проницанием ничтожности, отчаяния и тоски. Заклинания, затверженные за десятилетия, стекали с пальцев жреца легко и непринужденно, без щелчков, и разили неугомонную дочь Лебба Рейда в грудь, в голову, в живот, в колени и локти, наполняя ее тело ноющей болью, а голову ужасом и стыдом. Именно так полагал Бравус, и Рич вовсе не собиралась его разубеждать, хотя коленям не нравился только холодный камень, а самой жертве жреческого негодования — всего лишь голос наставника и его напыщенный вид. Еще сдернет с шеи подарок матери — ожерелье из странных зеленоватых камней, что не только скрывали Рич от надзора храмовых соглядатаев, но и защищали ее лучше любого магического доспеха. Тогда уж точно придется самой сплетать отводящую сетку, и хотя сотворила бы ее негодница за мгновение, рано или поздно попалась бы под руку наставнику Вертусу, а уж тот, хотя и не поднимал почти никогда глаз, видел все, что творилось и ворожилось вокруг него. Не хуже самой Рич видел. К счастью, Бравус Вертусом не был и видел перед собой только раскаявшуюся и почти сотрясаемую рыданиями дочь уважаемого тана Рейду.

— Что ж, — сокрушенно вздохнул толстый храмовник, — ты все поняла?

«Все!» — судорожно закивала Рич и исторгла из глаз загодя приготовленные слезы.

— Ну, ладно-ладно, — смилостивился Бравус и перешел к делу. — Конечно, мне предстоит еще разговор и с твоим отцом. Школа магии понесла по твоей вине серьезный убыток, но без наказания ты не останешься в любом случае. С завтрашнего дня в обеденное время будешь приводить в порядок главный зал храма. И помни: ни твоя учеба, ни твоя помощь храмовой лекарской не должны пострадать никаким образом. Лучше умерь свои занятия в заведении мастера оружия Дари. Поняла?

«Ни за что!» — подумала Рич, кивая Бравусу с раболепным выражением лица.

Старик удовлетворенно кашлянул и отправился по своим делам.

Рич дождалась, когда тяжелая дверь за Бравусом закроется, и ловко кувырнулась через плечо вперед, вскочив через мгновение на ноги. Следовало бы поупражняться в таких кувырках с ножнами и с мечом в руке, но вряд ли отыщется на подобные забавы время в ближайшие дни. Хорошо еще к уборке приступать не сегодня!

Рич вскочила на невысокий постамент и оглядела полутемный зал. Служба в главном зале храма Мелаген не велась еще с войны, с тех пор как ворвавшимися в город хеннами было уничтожено изваяние бога Сади, лежавшее сотни лет на том самом камне, на котором теперь стояла Рич. Хорошо еще, что последняя уборка была проведена не семнадцать лет назад, но повозиться придется. Узкие окна-бойницы были прикрыты снаружи толстыми ставнями, а изнутри — войлоком, но даже в полумраке странно прохладный огромный зал не блистал чистотой. А уж пыли и паутины в темных углах, до которых едва достигали блики нескольких светильников, скопилось немало. К тому же в центре зала несколько плит были разбиты и закопчены, словно с потолка ударила молния. Или кто-то жег костер прямо на полу храма?..

Рич подошла и провела рукой над черным пятном, всмотрелась в выщербленное отверстие в камне, словно заглянула через замочную скважину в комнату, в которой нет окон. Незнакомая магия коснулась ее ладони, как слабый сквозняк или отголосок старого колдовства, почти неразличимый. На мгновение в сердце девчонки закралась боль, но Рич мотнула головой и презрительно усмехнулась: «Со мной эти магические шуточки не пройдут!» С этими словами она выпрямилась и быстрым шагом направилась к выходу.

Близилось время обеда, со стороны храмовой кухни тянуло запахом печеной птицы, которым в День доблести пропахнет весь город, но дочь Лебба Рейду предпочитала обедать в заведении Марика, и не только потому, что не хотела видеть недовольные физиономии школяров. В кухне Марика заправляла прекрасная Ора, и вновь попробовать чудесных кушаний мечтали многие из тех, кто хоть раз присел за стол в доме Дари.

Улицы Скира были пустынны. Аилле раскалил мостовую и каменные заборы так, что прислонившийся к ним рисковал получить ожог. Все, кто только мог, попрятались в тень. Именно в такие дни Рич с тоской вспоминала холодное лето Гобенгена. И зимы в Гобенгене были лучше. Снег и мороз, конечно, тоже не избавляли тело и дух от испытаний, но переносились легче, чем сырые ветра Скира. Ничего, во дворе заведения Марика найдутся и тень, и ведро воды, чтобы опрокинуть его на голову, да и до конца жаркого лета осталось недолго. Рич закутала голову платком и быстрым шагом устремилась вверх по улице.

Заведение Марика примыкало к дому Геба, располагаясь в здании бывшей конюшни, но старшего наставника это не смущало. Чистота и порядок в его представлении значили больше показной роскоши и каменного чванства. Лучший воин Скира думал лишь о том, чтобы его школа обрела славу лучшей школы воинского мастерства во всей Оветте, и не отвлекался на малозначительные мелочи.