Забавник

Сергей Малицкий

Забавник

Пролог

Последний летний месяц нагнал кучевые облака, зачернил небо, обрушился на землю проливным дождем, на второй день истратил влагу до капли, устал и отдался светилу, которое постепенно прокалило не только камень и песок, но и воздух. Даже ветер понес с моря не обычные прохладу и свежесть, а непереносимую духоту. Благодатный Аилле, едва появляясь над Молочными пиками, не светил, а жарил и не ослаблял накала, ни пока неспешно взбирался на белесое небо, ни пока столь же неторопливо сползал по нему в море. Старожилы пожимали плечами и объявляли, что по всем приметам вот-вот должна разразиться гроза и буря, но небо оставалось чистым, и уже через неделю ожидания прохлады даже седобородые мудрецы уверились — дождя не будет до осени, то есть еще недели три, а там и месяц красень может оказаться сухим, и пойдут тогда лесные пожары, потому как искры достаточно в такую жару: листья-то летят, словно тот же красень уже на исходе, да и трава пожелтела на косогорах.

Старина Дамп, который, несмотря на солидный возраст, продолжал служить конгу Скирд, выхлебал третью чашу легкого пива, зачерпнул ковшом нагревшейся даже под растянутым тентом воды, наполнил колпак и нахлобучил его на голову. Теплые струйки тут же омыли лысину, морщинистое лицо, запутались в бороде, струями побежали за воротник, щедро смочили рубаху, попутно охлаждая натруженное стариковское тело, наткнулись на пояс дорогих шерстяных портов и, уже слабея, пропитали их почти до сапог. Ловя мгновения свежести, Дамп блаженно прищурился, даже решил было скинуть сапоги и омыть ноги, но потом махнул рукой; надолго ли хватит того удовольствия, если даже ночью духота не дает покоя? Нет, к вечеру обязательно выгадает время и отправится к морю — хоть по воде походит, а там, может быть, и окунется пару раз.

Слуга уже ждал бывшего сотника, а ныне воеводу за пологом. Крепкая кобыла Дампа была ухожена и бодра, хотя и ей жара не добавляла прыти. Старик не утруждал ее сверх меры и не упускал случая побаловать соленой лепешкой. Вот и теперь лошадиные губы аккуратно подобрали с ладони лакомство и благодарно прихватили хозяина за плечо. Дамп довольно хмыкнул, с легким кряхтеньем взобрался в седло и, кивнув двум стражникам, направил лошадь в сторону пади.

Вряд ли кто узнал бы теперь Суйку. Всего и осталось прежнего от Мертвого города — холм да залив. Все остальное пространство занимали копошащиеся фигурки, которые обращали древние развалины в аккуратные штабели камня и кирпича, обнажая не только землю, но и вскрывая многоярусные подвалы и подземные ходы, а теперь уж и закладывали фундаменты будущих зданий.

Едва ли не сразу после первого избрания конгом Снат Геба издал указ, по которому всякий плененный рисс, или хенн, или иной обитатель Оветты, поднявший в последней войне оружие на сайдов, должен смыть пролитую им кровь собственным потом. Выбор у несчастных был небогатый: или многолетний тяжкий труд, или рабская доля до конца дней. Так что вскоре тысячи и тысячи бывших воинов вооружились нехитрым инструментом и под надзором стражи отправились восстанавливать Скир, Ласс, Омасс и Борку, но в большинстве своем поливать потом, а то и кровью из сбитых рук и ног — Суйку, которую велено было именовать градом Айсил.

Градом Суйка не стала и через двадцать лет, хотя в бухте уже подрастал отсыпаемый из каменного мусора мол, наметились главные улицы, заблестели ленты мостовых, вокруг расчищенного от развалин холма поднялись башни и стены будущего замка, пошли ввысь стены посада. Все остальное пока напоминало выгрызенные белкой, брошенные на землю пчелиные соты. Ими-то и занимались в большинстве своем бывшие рабы, которые заработали свободу, но остались трудиться во славу Скира. К ним присоединялись их дети; каждый год за лопаты и кирки брались новые рабы, которых конг выкупал у хозяев: каменщиками, плотниками и водовозами нанималась совсем уж отчаявшаяся беднота из числа сайдов, а также пришлых рептов, корептов и дучь, потому как всякий труд в Суйке неплохо оплачивался.

Неспроста многие из рабов, сняв с запястья или с шеи клейменое железо, оставались трудиться здесь же: места для домика с крохотным участком в окрестностях некогда Мертвого города хватало для любого, а что там обещала родная, ныне разоренная сторона, было известно только богам.

Только в границах самой Суйки никто не желал селиться. Пусть и не слишком верили бывшие иноземцы страшным рассказам бывалых сайдов о Мертвом городе — поганой и опасной нечисти, ходячих мертвецах, но всякому бывало тяжко за черной линией, выплавленной в земле: побаливала голова, сердцебиение усиливалось, кому-то и призраки чудились, так что даже рабы старались на ночевку уходить за пределы города. Потому и работы шли не так быстро, как хотелось конгу, хотя почти во всех подземельях кирки стучали уже по скальной подложке города.

Впрочем, Дампа подобные заботы не слишком занимали. Он твердо верил словам своего предшественника, что если извлечь из оскверненной земли все кости и сжечь их, а пепел захоронить по старому обряду — то есть развеять его над волнами, прося заступничества у морских богов, — то и тягость Суйки должна развеяться. Очисткой изнанки будущего города занималась немалая часть работяг: просеивался каждый ком земли, каждая лопата сухого песка, каждая горсть тлена. И отправлялись камень к камням, мусор к мусору, а кости на берег, где днем и ночью горели огни, стучали каменные дробилки и стояли ладьи, принимающие на борт пепел. Вдобавок не меньше десятка лучших храмовых магов бродили по каменным лабиринтам и принюхивались, прислушивались к древнему колдовству, да разбирали каждое слово из тех, что были высечены на камнях или отлиты в металле. Чего уж говорить, что все ценные находки, начиная от простых монет и заканчивая барельефами и статуями, отправлялись после долгих обрядов очистки в новый дворец конга в Скире. Работы обходились дорого, и каждая монета, каждая ценность тут же шли в дело.

Часть из тысяч тружеников была занята на строительстве, часть уничтожала белые скалы, распиливая на камень, но подавляющее большинство их трудилось в бывшей Проклятой пади.

Давно уже потеряли черный цвет некогда пропитавшиеся колдовским заклятием камни. Давно уже были разобраны склепы и извлечены из них кости, которые оказались древнее прочих останков и почти полностью превратились в прах. От храма, когда-то прикрывавшего тайну пади, вовсе ничего не осталось, только возносились к выцветшему небу две скалы, к которым запретил прикасаться еще великий маг Ирунг. Теперь рабы ковыряли саму твердь, с каждым ударом кирки приближая тот день, когда волны теплого моря снова хлынут в оставленный тысячи лет назад пролив, начисто смоют древнюю пакость и превратят уже не Суйку, а Айсил в неприступный остров.

Дамп гордился выпавшей долей. Он не был уверен, что увидит Айсил процветающим, но не сомневался, что пройдет по его улицам, а еще раньше проплывет в ладье вокруг суйкского холма, потому как работы оставалось на год-другой. Глубина будущего пролива выходила не меньше двадцати локтей, а местами и вдвое больше, ширина от двух сотен шагов до тысячи, а быки двух будущих мостов, что должны были соединить в одну линию Борку, Айсил и Скочу, уже подбирались к закруглению прочных арок.

«Проплыву в ладье и сам не поверю, что некогда посуху на коне разъезжал!» — подмигнул восходящему Аилле Дамп, когда вдруг заметил впереди странную троицу.

Никого не могло быть в этой части пади. Давно уже работы шли у моря по обеим будущим протокам — дно углубить на пять локтей, да разбивать, разбивать понемногу нанесенные временем, водой и ветром перемычки, что отделили сначала соленое озеро, а потом и Проклятую падь от забывшего о ней моря. Да и подходы к Суйке извне охранялись, чтобы отпугнуть любителей побродить по развалинам. Никого не могло быть среди вычищенной от руин ложбины, но навстречу Дампу шли трое. И шли от двух скал, что торчали на ровном месте, казались единым монолитом, хотя и походили на два прорвавшихся сквозь каменную твердь указующих перста. Ведь на четыре десятка локтей над водой будут торчать, на четыре десятка локтей! И обзовут ту скалу какой-нибудь «щепотью демона»! Да еще и легенду к тому добавят!