Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 51



— Понимаю, — вздохнул Гард. — Мне надо идти.

— Конечно, конечно, — засуетился Гаврик. — Ты только скажи: тебе понравилось, как я тебя принял? Правда, богато? По всем традициям. Тебе понравилось?

Гарду не хотелось огорчать Гаврика, и он сказал:

— Очень.

Гаврик расплылся в улыбке.

Гаврик провел комиссара по лабиринтам дворца, открыл входную дверь, обнял:

— Иди по дороге все время прямо и выйдешь к долине Кедрона. Заблудишься — спросишь. Извини, но я не могу тебя проводить. Вдруг Пилату захочется поговорить, а меня не будет? Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Гард и вышел в темноту.

— Если тебе будет плохо, приходи. Обязательно приходи! — крикнул ему вслед Гаврик.

Комиссар шел по брусчатой мостовой и считал.

Номенклатор — первый.

Понтий Пилат — второй.

Гаврик? Да, Гаврик — третий. Тот человек, который угощал его, конечно, не был тем Гавриком, который поймал его в капкан, пошел с ним в неизвестное, а потом скакал на шакале.

Проклятье, черт возьми, не обмануло: Гаврик, оседлавший шакала, на самом деле умер.

В этой стране мистика работала — это факт. Не надо этому удивляться, с этим придется смириться. И значит, прежде чем найти Иисуса, ему надо встретить еще одного человека. Кого угодно, с кем можно поговорить. И только после этого искать Иисуса.

И на все это у комиссара Гарда в запасе была всего лишь одна ночь.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Опять — темнота. И опять конечно же непроглядная. На этот раз она накрыла комиссара на улицах Иерусалима.

Редкие прохожие, к которым Гард хотел обратиться, шарахались и прижимались к стенам, никто не хотел с ним разговаривать.

Комиссар Гард шел быстро и целеустремленно. Со стороны могло показаться: этот человек очень хорошо знает, куда и зачем идет.

Самое странное заключалось в том, что так оно и было. Гарду казалось, что его влечет какая-то непонятная сила, и влечет, куда надо.

В который раз комиссар решил подчиниться этой силе.

«С кем же я буду разговаривать в этом пустом черном городе? — думал Гард. — До встречи с Иисусом мне непременно надо встретиться с кем-нибудь. Непременно».

Когда город кончился, люди исчезли вовсе. И звуки исчезли. Только пощелкивание цикад да шорох крыльев летучих мышей.

Гард посмотрел на небо: нет, светлеть вроде не собиралось. Значит, время еще есть.

Приближение реки он почувствовал раньше, чем ее увидел: повеяло прохладой.

На берегу реки сидел человек, неподвижный, словно камень.

Гард поначалу даже не заметил его. Человек зашевелился, и комиссар подумал: «Очень хорошо. Поговорю с ним. Потом найду Иисуса. И все. Времени хватит».

— Добрый вечер.

Человек ответил, не оборачиваясь:

— Здравствуйте.

Слава Богу, заговорил. Значит, это будет последняя, четвертая, встреча перед той, главной. Гард присел на холодную землю. Человек спросил, по-прежнему не оборачиваясь:

— Вы кого-то ищите?

— Я ищу Иисуса, — ответил Гард. — Иисуса Христа.

— Зачем?

Гарду не хотелось отвечать, неизвестно ведь, кто сидит перед ним. Сейчас свистнет, налетят римляне, отнимут Весть.

Гард сунул руку в одежду — Весть была на месте.

Человек продолжал смотреть на воду, говорил тихо:

— Люди ищут Иисуса. А когда находят, не узнают. Ужасная история, правда? Сын Бога пришел на Землю, а Его никто не узнал. А потом два ближайших ученика Его предали. Одного звали Иуда, другого — Петр.

— Откуда вы знаете про это? — удивился Гард. — Это ведь еще не произошло?

Человек словно не слышал вопроса и продолжал говорить:

— Вы представляете, если два ближайших ученика предали, то как же Его будут предавать дальше?

— Кто вы?

Человек снова не ответил.

— Вы знаете, что когда Он пришел на Землю, Ирод приказал убить всех только что родившихся младенцев?

— Знаю.

— Как вы думаете, есть ли будущее у Земли, если приход на нее Бога знаменуется зверским убийством младенцев? Это ведь символ: пришел Бог, и тут же убили младенцев. Нехороший символ, правда? Но люди не станут обращать на это внимания. Знаете, как странно? В любой истории — даже в истории Христа — люди умудряются прочитать не то, что там написано, а то, что им надо. И метафоры видят не те. И расшифровывают не так.

— Вы не любите людей?

—Я их жалею. Кому-то надо их жалеть. Больше не пожалеет никто.

— А почему вы их жалеете? Вы их жалеете, потому что они смертны?



— Нет, смерть не наказание, а избавление. Разве история Иисуса говорит не об этом? Ты знаешь, что Иисус вознесся?

— Конечно, но вы-то откуда... Человек не дал договорить:

— Люди увидят в этом только проявление Божьей силы. И не захотят увидеть символ. Человек, переживший муки, вознесся, попал в Царствие Небесное... Когда Иисуса распнут, то уже на следующий год люди будут праздновать Его Воскресение. И только через десятилетия они установят праздник Рождества. Вроде бы поймут: Воскресение важнее... А знаешь ли ты, что люди будут праздновать Дни Святых не в дни рождения Святых, а в дни их смерти? Но люди устроены так странно: Воскрешение они отдадут Богу, а муки оставят себе.

Кто это перед ним?

Гард еще раз пересчитал в уме встреченных людей.

Номенклатор — раз. Понтий Пилат — два. Гаврик — три.

Этот гигант в тюрьме не считается: общение с сумасшедшим невозможно.

Этот — четвертый. Значит, не может быть Иисусом.

Но откуда же тогда все знает?

Гард спросил тихо:

— Ты что, призываешь полюбить смерть? Человек долго не отвечал. Так долго, что комиссар

испугался: уж не заснул ли? Потом сказал:

— Все, что от Бога, — Свет.

Река неслышно несла перед ними свои черные воды. Мир замер, затих. Даже цикады уснули и летучие мыши.

— Так вы знаете, где найти Иисуса? — снова спросил Гард.

— Зачем тебе Иисус, Гершен? Зачем тебе Иисус, комиссар Гард?

Боже, как давно он не слышал своего имени! Целую вечность, кажется...

Он вздрогнул, испугался, хотелось убежать.

Номенклатор — раз. Понтий Пилат — два. Гаврик — три.

Этот — четвертый. Четвертый!

Так кто же он? Кто?

—Ты хочешь отдать Иисусу Весть?

— Да, — выдохнул Гард.

— Покажи мне Весть.

«Не надо этого делать», — подумал комиссар.

И понял, что у него нет сил сопротивляться. Его рука сама лезет в одежду, достает Весть...

Незнакомец, не оборачиваясь, протянул руку.

Гард вложил в нее Весть.

Человек присоединил к хвосту рыбы голову.

Как просто, как обыденно!

Две Вести соединились не мистически, не странно, а буквально, как в детском конструкторе.

Одна часть вошла в другую — получилась рыба.

Вышла луна, и в ее свете Гард увидел, что на рыбе написано какое-то слово.

Незнакомец прочитал:

— Элеонора.

Элеонора! Так вот, что за «ра». Это просто конец имени — Элеонора!

Теперь понятно, почему Элеонора, — та живая, красивая, кого Гард успел полюбить, — теперь понятно, почему она так ощущала Весть. Весть носила ее имя.

Но — почему? И что же это вообще значит: Элеонора?

Человек словно услышал вопрос.

— Элеонора... В переводе это значит: Бог — Мой Свет. Бог — Свет, понимаешь? В Господе главное то, что Он воскрес, а не то, что Он мучался. Верующий человек обречен на счастье, а не на муки. Бог — Свет. И это — Истина.

Это был Он. Да. Конечно. Больше некому. Но как же гадание?

Человек поднялся, держа Весть в руках. На фоне серого, освещенного лунным светом неба его фигура казалось огромной, закрывающей собой мир.

Гарду показалось, что это Тот Самый Незнакомец, которого он встретил в начале путешествия.

Но луна снова закатилась, и разглядеть что-либо стало невозможно.

Из темноты комиссар услышал одно слово:

— Ты.

—Я? — не понял он. Незнакомец повторил громко:

—Ты!

И тут Гарду все стало ясно. Он забыл еще про одного человека, с которым встречался и разговаривал.