Страница 23 из 47
Конечно, нашлось в его лавке кое-что и для Гая Мария. Но тот не стал забирать покупку с собой — решил заказать золотое колье с жемчужинами. Ювелиру потребуется несколько дней… Новизна этого желания — одарить женщину — захватила все его существо, и без того уже взбудораженное поцелуем и согласием Юлии. Гай Марий не слишком разбирался в женщинах, но прекрасно понимал: Юлия не из тех, кто готов раздаривать поцелуи направо и налево. Сама мысль о том, что ему отдает свое сердце такое чистое, юное, благородное существо, переполняла старого вояку благодарностью и желанием задарить ее в ответ самым дорогим и прекрасным, что только найдется в этом мире. Она — бесценный перл, и поэтому следует подарить ей наилучший жемчуг, слезы тропической луны, упавшие в самый глубокий из океанов. Марий должен найти для нее индийский алмаз — большой, с земляной орех, и несокрушимый… и удивительные зеленые смарагды с голубыми искрами в глубине — такие привозят из Северной Скифии… и сверкающие, красные, как кровь, карбункулы…
Грания, конечно, была дома. А где же еще? Каждый день она терпеливо ждет, придет ли муж к обеду или к ужину. Но если муж не торопится, трапеза начинается в урочный час. Грания сама расправляется с дорогими и изысканными кушаниями, хотя в одиночку это бывало нелегко, и нередко приходилось потом посылать слуг за рвотным…
Кулинарные шедевры домашнего повара Гай Марий мог оценить довольно редко — он вообще нечасто обедал дома. Зато Грания воздавала им должное с восторгом, неведомым самому Эпикуру. Если же Марий оставался дома, то почти с отвращением взирал на всю эту роскошь. Как большинство военных, он предпочитал изрядный ломоть хлеба и такой же кусок мяса. А мог и вовсе пропустить обед. Еда лишь питала тело, но удовольствия не приносила. И если после стольких лет их совместной жизни Грания так и не поняла привычек супруга, то это лишний раз говорило о той пропасти, что легла между ними.
То, что должно было сейчас произойти, волновало Мария, хоть он и не испытывал привязанности к своей жене. В их отношениях он всегда винил себя, поскольку знал, что она ждала от замужества мирной размеренной жизни, возни с детьми и разносолами. Ее удовлетворило бы прозябание в Арпине — с поездками в Путеолы да еще, возможно, на недельку в Рим, изредка. Но с самой первой ночи в супружеской постели Марием овладела такая скука, что он уже не смог заставить себя относиться к жене с симпатией. А ведь она не была уродиной, скорее наоборот. Круглое румяное личико казалось порой даже красивым, особенно широко раскрытые огромные глаза и маленькие пухлые губы. Ни груба, ни сварлива она не была. Постоянно старалась доставить ему удовольствие, услужить. Дело было совсем в другом: Грания не смогла бы угодить ему, даже если бы она наполняла его кубок возбуждающими напитками или искусно танцевала похотливые танцы.
Особенно удручало Гая Мария то, что, несмотря на все попытки, Грания так и не смогла выяснить, почему муж избегает ее. Он и сам не знал, почему так происходит, — как же мог объяснить ей? Настоящая мука!
Первые пятнадцать лет она еще старалась сохранять фигуру, которая от природы была недурна: полная грудь, узкая талия, широкие бедра. Она сушила волосы на солнце, чтобы добавить в их темноту немного рыжины. Ее теплые карие глаза всегда были подведены стибиумом, следила она и за чистотой тела.
Этим зимним вечером слуга, сам того не зная, отворил дверь новому Гаю Марию — человеку, который наконец нашел ту женщину, какая ему нужна. Мысленно Гай Марий невольно сравнивал Гранию и Юлию. Разительный контраст! Грания — скучная, необразованная, слишком приземленная — могла быть подходящей женой для какого-нибудь землевладельца из глубинки. Юлия — аристократка, умная, красивая, мыслящая — являла собою идеальную консульскую супругу. Подыскивая Марию пару, родители думали, что сын пойдет по их стопам; выбор был сделан исходя из этих соображений. Однако Гай Марий оказался птицей высокого полета — и улетел из Арпина. Любитель приключений, честолюбивый, образованный, солдат до мозга костей, он быстро выдвинулся, пошел на повышение… а теперь может пойти и еще дальше — после союза с Цезарем. Юлия, только Юлия ему под стать. Он давно мечтал о такой.
— Грания, — позвал он, сбрасывая тогу на пол, выложенный цветной мозаикой, и топча дорогую ткань, не в силах дождаться, пока слуга выдернет ее из-под грязных сапог своего господина.
— Да, дорогой. — Грания тотчас прибежала на его зов из своих покоев. Лицо еще не разгладилось после сна — на нем отпечатались складки подушки. Она уже давно перестала обращать внимание на свой внешний вид, скрашивая постоянное одиночество сладостями и засахаренными фигами.
— Пойдем в таблиний.
Она быстро привела себя в порядок и поспешила за ним.
— Закрой дверь.
Марий уселся на свое любимое кресло у большого стола со столешницей из полированного малахита, обрамленного кованым золотом, предоставив ей место напротив, где обычно сидели его клиенты.
— Слушаю, дорогой.
В ее голосе не было страха. Он не бывал к ней жесток — лишь равнодушен.
Он нахмурился, крутя в руках миниатюрные счеты из слоновой кости. Грания любила его руки, нежные и сильные, с длинными пальцами и широкими ладонями, — он так хорошо умел владеть ими… Склонив голову, она смотрела на Гая Мария, странного человека, который вот уже почти двадцать пять лет был ее мужем. Он по-прежнему красив, решила она уже в который раз. Любит ли она его? Как знать… Через столько лет брака она наконец поняла, что он так и остался для нее загадкой. Гнев, ненависть, печаль, жалость к себе — слишком много чувств смешалось в ее душе, туманя рассудок. Уже забылось нечто мучившее когда-то — ей уже сорок пять, менструации прекратились, она никогда не сможет родить… Последнее время она даже стала возносить молитвы к Вейовису, богу подземного мира, сумерек и разочарования.
Марий приготовился говорить, его губы слегка приоткрылись, и стала видна их природная чувственная полнота — обычно он делал усилие, придавая рту жесткую линию. Грания слегка наклонилась вперед.
— Я даю тебе развод, — сказал Гай Марий и достал пергаментный свиток, где записал сегодня утром свое решение.
— Я ничего не сделала, чтобы заслужить его, — тихо сказала она.
— Я не согласен.
— Почему? Что я сделала?
— Ты не была и не стала для меня подходящей женой.
— Тебе потребовалось двадцать пять лет, чтобы понять это?
— Нет. Я знал это с самого начала.
— Почему же тогда ты не развелся со мной?
— До сих пор это не имело значения.
Оскорбление за оскорблением, унижение за унижением! Пергамент задрожал в ее руках, она отбросила его и сжала кулаки.
— Что же, теперь все ясно! Тебе никогда не было до меня дела. Даже развестись со мной ты считал ниже своего достоинства… Что же изменилось?
— Я хочу жениться.
Она почти закричала:
— Ты?!
— Да, я. Я собираюсь взять в жены дочь сенатора из очень древнего патрицианского рода.
— Боги! Марий! Ты, презирающий всех этих зазнаек?..
— Да нет же! — Он тоже вышел из себя, подстегиваемый чувством вины. — Просто потом я смогу стать консулом.
Пламя негодования погасло в ее глазах, задутое холодным ветром логики. Что тут можно возразить? Разве можно проклясть за это? Жизнь есть жизнь… Он не раз обсуждал с Гранией свои планы, но ни разу не говорил с нею об изнанке политики. Она жаждала поддержать его, готова была ради него на все. Но что она могла, Грания из Путеол? Если Марий был из семьи провинциального землевладельца, то она всего лишь дочь купца из Кампании, низкорожденная из низкорожденных — в глазах римской знати. До недавнего времени ее семья даже не имела римского гражданства.
Он пощадил ее — ничего больше не сказал, ничем не выдал своего волнения, даже не намекнул ей о том, что в его спящем сердце зарождается любовь. Пусть думает, что этот брак вызван политической целесообразностью.
— Мне очень жаль, Грания, — тихо проговорил он.