Амазонка пустыни

Стало светло. Но солнца не было. Оно было за гора-ми, и было очевидно, что лишь около полудня заглянут его лучи на эту снеговую массу и начнут растапливать ледник.

Теперь стала видна узкая тропинка, протоптанная в снегу киргизами. Она врезалась в ледник и поднималась на его вершину. Легкая белая пушинка, будто прилипшая между двух черных утесов, оказалась ледяной равниной, тянувшейся на версту. По леднику проходили скорым шагом. Торопились миновать его. Знали о предательских расселинах в снегу, в которые можно провалиться безвоз-вратно. И когда снова под конскими ногами застучал твердый камень шлифованной скалы, вздохнули свобод-но, полной грудью. Еще несколько шагов — и были на пе-ревале. Отсюда был ровный пологий скат по скале, уходивший в густой еловый лес. Необъятный простор и ширь открылись взорам казаков. Совсем близкое, окруженное горами, громадное, как море, синело густым сапфиром озеро Иссык-Куль. Горы спускались к нему пологими холмами, покрытыми квадратами полей. Черные, паро-вые поля чередовались с синевато-зелеными нивами ржи и зеленью лугов. Вились дороги, пестрыми крышами сре-ди зеленых садов стоял, как игрушка, Пржевальск, видна была группа деревьев и скала памятника Пржевальскому, а за Пржевальском — снеговые горы без конца.

Отряд вошел в еловый лес. Среди можжевельника, как колонны тихого храма, высились серые стволы алтай-ской ели, и мутная зелень ее игл издавала легкий смоли-стый запах.

Едва заметная тропинка влилась теперь в широкую лесную дорогу, по которой волоком таскали деревья. Отряд сел на лошадей и быстро стал спускаться.

У домика лесника его хозяин вышел на топот коней и с удивлением смотрел, откуда появились казаки. Спро-сили его о Зарифе, но он ничего не слыхал.

Около полудня разведали Пржевальск. Там уже была тревога. Зарифа ожидали вчера из Каркары, но он не пришел. Обрадовались казакам, уговаривали их остаться, но Иван Павлович перемигнулся с Аничковым, и они пошли по почтовому тракту на восток.

Вечером у самого перевала еще раз переменили ло-шадей в хорошем киргизском табуне. Не без грусти оста-вил Иван Павлович своего Красавчика и сел на чужую, плохо знающую повод лошадь, и только Аничков ехал на своем блестящем, кровном, золотисто-рыжем Альмансо-ре, который не знал утомления.

На перевале встретились киргизы. Они бежали из Каркары. Там был Зариф со своей шайкой. Он резал ба-ранов, угонял табуны, забирал все богатства киргизских кочевьев.

Старики и старухи спаслись, молодые киргизы час-тью были убиты, частью рассеялись в горы, девушек За-риф брал с собой… Продаст в Аксу или Турфане…

Это известие оживило изнемогавших от долгого пу-ти казаков. Свежие лошади шли хорошо, и в сумерках отряд проходил мимо громадной груды, наваленной вы-сокой пирамидой, по преданию, войсками Тамерлана, когда они шли в Европу, и рядом лежала маленькая куч-ка камней — это были камни, положенные солдатами ве-ликого монгола на обратном пути. Каждый воин клал камень, когда шел туда, и каждый положил при возвращении. Так наглядно исчислил Тамерлан свои потери во время похода на Европу.

Два трупа киргизов лежали на дороге. Они говори-ли красноречивее рассказов и донесений о близости раз-бойника.

Было совсем темно, когда казаки вошли в долину Кар-кары. Вперед от гор до гор побежали дозоры. Казаки сня-ли винтовки. В темноте ночи сторожко шли казачьи кони.

В полночь наткнулись еще на труп киргиза. Он был совершенно свеж. Орлы и вороны не успели исклевать, и шакалы не тронули его. Еще сегодня шайка хозяйничала здесь. И стало ясно, что Зариф о чем-то пронюхал и по-боялся идти на Пржевальск и вдоль озера к русским по-селкам, но ограничился грабежом киргизских летовок и ударился назад, к китайской границе.

Каркара, обычно в летнее время полная табунов и стад, была пуста. Ее как вымело. Изредка попадались одиноч-ные овцы, отбившиеся при угоне.

Отряд Ивана Павловича шел рысью и наметом. Охотничьи сердца казаков разгорелись, темная ночь была не страшна, а долина реки Каркары была обставлена кругом горами, и в ней нельзя было заблудиться.

Далеко за полночь подошли к спуску с плоскогорья. Дорога раздваивалась. Трудно проходимая, каменистая узкая тропа шла подножиями Хан-Тенгри через много тя-желых перевалов и ущелий в Китай, большой тракт сво-рачивал на север и направлялся через Зайцевское в доли-ну реки Или.

— Ты знаешь, Николай, — сказал Иван Павлович, подъезжая к остановившемуся на распутье Аничкову, — не понравился мне дунганин в Менде-Кара.

— Да… Конечно, это он донес о нас Зарифу и заста-вил свернуть от Пржевальска.

— Уйдет опять…

— Посмотрим.

— Как думаешь, как он пошел отсюда?

— Пошел по тракту и, не доходя до Зайцевского, свернул на Кольджат.

Мучительной, не знаемой раньше болью сжалось сердце Ивана Павловича. Фанни вспомнилась ему, вста-ла перед ним в своем сером армячке и кабардинской шап-ке, и суровый воин и житель гор почувствовал, как похо-лодели руки и ноги, сердце остановилось от тоски и стра-ха за нее.

— Ну конечно, — продолжал Аничков, — по горной тропе стада добычи скоро не погонишь, а он торопится.

Большой тракт и дорога вдоль Или кружна. Джаркент близок, и он боится, что там ему перережут путь. Лазут-чики и преданные киргизы и дунгане сказали ему, что в Кольджате никого нет, и он пойдет на пролом Коль-джатского поста.

— Вперед! — бешено, не своим голосом крикнул Иван Павлович, и отряд помчался к краю долины Карка-ры, к извилистому спуску в Илийскую долину.

XIII

Яркие огни выстрелов мотнулись сполохами в полу-свете нарождающегося дня, и горное эхо прокатилось по ущельям.

У спуска толпились стада. Тревожно блеяли бараны, быки сгрудились темно-бурой массой, и белые рога тор-чали над ними каким-то частоколом. Ревели потревожен-ные верблюды. Человек двадцать конных киргизов, охра-нявших их, открыли стрельбу по казакам.

— Строй лаву! — крикнул Иван Павлович. — Айда за мной!

Аничков выхватил из ножен стальную полоску доро-гого клинка и, пустив Альмансора, мчался на маячивше-го с винтовкой в руках, на хорошей сытой лошади, богато одетого киргиза.

Грянуло «ура». Киргизы поскакали в стороны.

Аничков нагнал богатого киргиза. Киргиз бросил винтовку, соскочил на полном ходу с лошади и покорно стал на колени. Узкие глаза его бегали по сторонам и го-рели злобой. Казаки окружили его.

Иван Павлович организовал захват скота, оставил десять казаков для его охраны и подъехал к пленнику.

Он говорил на горном наречии каракиргизов, и его с трудом понимали казаки. Он «большой человек», помощник и правая рука Зарифа, Зариф поручил ему вчера остаться со стадами для отдыха в долине, а сам с главной добычей пошел на Кольджат, чтобы очистить путь.

Настал ясный день пустыни. Синее небо куполом оп-рокинулось над землей, без облака, без дымки, без наме-ка на тучи. Казаки еще раз сменили лошадей и сели на лучших коней, отобранных из добычи Зарифа.

От края плоскогорья шли опять две дороги: одна — на Хан-Тенгри, другая — к Кольджату. И опять брало со-мнение. Путались следы. Куда пошел Зариф? «Большой человек» мог и соврать, и Аничков задержал Альмансора, вглядываясь в притоптанную и тут и там пыль дороги. Где истинный, где ложный след?

Но Иван Павлович не раздумывал. Даже если бы Зариф не пошел на Кольджат, Иван Павлович пошел бы туда: там была Фанни — и весь интерес погони, охоты за разбойником, жажда подвига и славы, награды — все затмилось новым сильным чувством беспокойства за кого-то дорогого… любимого… да… может быть… лю-бимого…

Был знойный полдень. Отряд только что поднялся на перевал. Внизу, под крутым обрывом, показались чуть видные в далеком мареве постройки Кольджата.

Аничков, выехавший вперед, вдруг круто осадил сво-его коня и крикнул взволнованным голосом:

— Гелиограф!

Кругом столпились казаки. Гелиографист доставал из пыльного чехла зеркало и устанавливал треногу.