Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 67

– Что тебя так расстроило, Розалинда? Расскажи.

– Мое имя. Беда в моем имени.

– Твое имя? Ну да, оно несколько необычно. Но ты сама сказала, что твой однофамилец – человек уважаемый. Розалинда де Лафонтен. Мне твое имя нравится. Очень тебе идет.

– Ты не знаешь, кто я, Николас. Совсем не знаешь. Не знаешь, почему Райдер Шербрук стал моим опекуном. Тебе ничего не известно обо мне.

– В общем, нет, но меня это не волновало. Даже не было времени подумать о чем-то подобном: мы были очень заняты. Но ты сама расскажешь, когда захочешь.

– Ты так красив сегодня, Николас. И костюм для верховой езды так тебе идет.

– Спасибо. Итак, я слушаю.

– Видишь ли, дело в том…

Она осеклась, отошла и сделала круг по комнате, прежде чем вернуться к Николасу.

– Хорошо, выложу правду. Я слышу призраков. Знакома с ними вот уже десять лет. Правда, никогда не видела, но слышу их голоса, доносящиеся из темных углов, и чаще всего во сне.

– Итак, десять лет подряд ты слышишь призраков. Расскажи подробнее.

– Я все расскажу. Все. Потому что слышу призраков с того дня, как… с того дня как дядя Райдер нашел меня избитой едва не до смерти в переулке возле доков Истборна.

Николас на мгновение оцепенел. Как это может быть?!

– Не понимаю, – медленно протянул он. – Тебя избили едва не до смерти? Но тогда ты была совсем маленькой. Что случилось, Розалинда?

– Они решили, что мне лет восемь. И даже позволили самой выбрать месяц и день своего рождения. Конечно, я выбрала следующий день после того, как мне обо всем рассказали. Дядя Райдер привез меня в Брендон-Хаус, дом, куда он забирает всех детей, которые были брошены, избиты или проданы, – детей, оказавшихся в ужасном положении. Воспитывает их, любит как своих, дает образование и надежду. Позже он говорил, что врачи не были уверены в моем выздоровлении и опасались за мою жизнь. Но когда пришла в себя, так и не смогла сказать, кто я и откуда. Память так и не вернулась. Остались только призраки, таящиеся в глубине сознания. Но они никогда не появляются на свет. Не хотят сказать, кто я такая.

Он всмотрелся в бледное лицо девушки.

– И ты так ничего не узнала?

– Нет. Хотя постоянно спрашивала призраков. Но не могу понять, что они отвечают. Впрочем, известно ли им хоть что-нибудь? Кто знает?

– Но твоя фамилия… имя…

– Я сама взяла это имя, когда мне было десять лет, просто потому что любила басни Жана де Лафонтена. Но я еще больший плод воображения, чем басни. По крайней мере, в баснях есть мораль. У меня же – ничего. Не знаю, кто я такая. Сначала дядя Райдер и дядя Дуглас пытались разузнать обо мне хоть что-то. Ничего не вышло. Потом они решили, что тот, кто пытался убить меня, может скрываться поблизости и по-прежнему желать моей смерти. Если кто-то ненавидел меня настолько, чтобы пытаться убить, значит, я стою очень мало. Или вообще ничего не стою.

Николас прижал девушку к себе и поцеловал так нежно, словно ее только что избили, и он боялся причинить ей боль.

– Мне так жаль, Розалинда. Она резко отстранилась:

– Нет-нет, ты не понял главного!

– Я понял только, что кто-то пытался убить ребенка. Но ребенок выжил благодаря Райдеру Шербруку, за что я буду преклоняться перед ним до конца жизни.

– Да, конечно, но дело не в этом, Николас. Неужели не понимаешь?





Розалинда прерывисто вздохнула:

– Ты седьмой граф Маунтджой – граф, Николас, пэр королевства. Благородное происхождение, старинный род… а я, скажем прямо, – никто. Прости, что не сказала тебе сразу, но, говоря по правде, я просто не подумала об этом. Слишком сильно хотела поцеловать тебя, и все случилось так быстро, и нам пришлось заняться «Правилами Пейла». Пока мы пытались понять, что все это значит, я обо всем забыла. И вспомнила только прошлой ночью, когда лежала в постели. И тут меня осенила. Я не имею права так поступать с тобой. Не могу выйти за тебя замуж. Вернее, это ты не можешь жениться на мне.

Николас отвернулся от нее, подошел к эркеру, раздвинул шторы и залюбовался весенними садами в цвету. Легкий ветерок слегка покачивал нарциссы, желтеющие на фоне зеленой травы.

– Это недопустимо, Розалинда, – медленно произнес он, оборачиваясь.

Она пошатнулась как от удара. Ей хотелось закричать, заплакать, но она не сделала ни то, ни другое.

– Прости. Пожалуйста, прости за то, что не сказала тебе сразу. Допустила, чтобы тобой овладела похоть, чтобы ты проникся ко мне симпатией.

– Похоть и симпатия? – повторил он, вскинув брови. – Прекрасно сказано. Но ты не так поняла. Мне кажется недопустимым то, что кто-то пытался убить тебя. Ребенка.

– Ты благородный человек. Но я выжила. Послушай, Николас, я могу оказаться дочерью мясника, карманной воровкой, уличной попрошайкой. Или вообще никем.

– Вряд ли. Иначе, почему кто-то пытался убить тебя, восьмилетнюю девочку?

– Дядя Райдер и дядя Дуглас тоже так считают. Думают, что я дочь богатого влиятельного человека, нажившего могущественных врагов. На мне была дорогая одежда. Порванная и грязная, правда, но дорогая и хорошо сшитая. И еще это.

Розалинда сняла с шеи золотую цепочку, на которой висел маленький медальон-сердечко.

Николас поднес его к глазам. Медальон был теплым и гладким. Он нащупал замочек и открыл медальон. Пусто. Николас попробовал отыскать тайник. Ничего.

– Он был пуст, когда Райдер нашёл тебя? Розалинда кивнула:

– Возможно, здесь были две миниатюры: одна – портреты моих родителей, вторая – мое изображение. Точно я не знаю. Может, миниатюры вынули, чтобы никто не смог их узнать? Но это не важно, Николас. Ни один человек понятия не имеет, кто я и кто мои родители. Были они англичанами или итальянцами. Дядя Райдер считает, что, возможно, я и англичанка, и итальянка, поскольку заговорила сразу на двух языках. Дядя Райдер считает также, что родители мертвы, иначе обыскали бы небо и землю, чтобы найти меня. Конечно, сам он так и поступил бы, если бы Грейсон исчез. Все это чертовски неприятно, Николас, но я чистая страница.

– Вовсе нет! У тебя имеется талант, которым не обладает ни один из нас: ты легко читаешь «Правила Пейла». Это бесценный дар, который, возможно, перешел к тебе от родителей. Ты приняла этот дар без вопросов и возражений. И я уверен, что он лишь один из многих.

– Так много всего случилось, и так быстро! Я даже не задалась вопросом, почему смогла прочесть проклятую книгу.

Она старательно изобразила жалкое подобие улыбки.

– Спрошу у призраков, когда услышу их в следующий раз. Теперь они приходят гораздо реже. Странно, но я по ним скучаю. Они кажутся мне единственной связью с моим навеки потерянным прошлым. Но теперь они, кажется, решили меня покинуть.

– Призраки, – повторил он. – Призраки вокруг тебя.

– Ты не считаешь меня безумной?

Николас рассеянно уставился в пространство и постучал пальцами по каминной полке.

– Безумной? О нет. Я почти точно знаю, что мой дед водил близкое знакомство с призраками, но, поверь, вовсе не был безумцем. И, откровенно говоря, я считал, что ты принадлежишь к высшему обществу. Но предположим, мы обнаружим, что это не так. И какое это имеет значение? Да никакого. Мой отец был человеком слабым, позволявшим мачехе манипулировать им, но, как всякий слабак, отличался при этом злобой и жестокостью к тем, над кем имел власть. И мне безразлично, кто ты на самом деле. Ты Розалинда де Лафонтен и скоро будешь моей женой, Розалиндой Вейл, графиней Маунтджой.

– Но ты не можешь быть настолько благороден, настолько высок духом, ты не можешь…

– Ш-ш… Довольно дифирамбов. Давай будем рассудительны. Ты хотела бы узнать свое прошлое. Я знаком со многими людьми по всему свету. Велю написать твой портрет, дюжины две миниатюр, и разошлю в разные страны. Мы узнаем, кто были твои родители. А возможно, однажды утром ты проснешься рядом со мной, улыбнешься и все вспомнишь. Понимаю, почему братья Шербрук прекратили поиски. Но не бойся, что кто-то снова попробует причинить тебе зло. Я обещаю защитить тебя ценой собственной жизни.