Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 56



Финал этой истории прошел в формате мелодраматического фарса на криминально-производственную тему. Лера банально «кинула» Алексея, предъявив ему «несерьезное отношение к их совместному проекту» и «попросив» его обосновать необходимость «ее высоких расходов на оплату его услуг». Чедаев не стал ничего обосновывать, не стал также спорить с ней и благородно отказался от своего гонорара за уже проделанную работу. А также от дальнейшего партнерства с Лерой...

Он даже почувствовал облегчение, что закончилась эта ситуация, в которой он ощущал свою зависимость и неотвратимость слишком горячо благодарить Музу за музицирование. Или за музейирование? Хотя нет, музей – это хранение, все же лучше музыка, которая сопровождала их отношения: Муза вначале исполнила пение сирен, ожидая услышать в дальнейшем марш Мендельсона, но Чедаев пропустил эти чарующие звуки мимо ушей, так как предусмотрительно надел наушники с бодрыми композициями типа «Нам песня строить и жить помогает». Тогда она включила вначале полонез Огинского, а потом и похоронный марш Шопена. Хоронили, естественно, ее светлый образ «плеча милого» и его ностальгию по «настоящим меценатам на Руси»...

Поэтому в бескорыстное меценатство и спонсорство Чедаев больше не верил. И, когда ему кто-нибудь предлагал подобную «благотворительную» помощь, он с подчеркнутой благодарностью отказывался от нее и переводил все в формат «услуга – оплата»...

...Дождь уже кончился, но капли еще продолжали беспорядочно барабанить по карнизу. С ними как бы перекликалась мерным, звонким ритмом капавшая из крана на кухне вода.

За окном прошлепали чьи-то торопливые шаги и растаяли в беззвездной ночи. Лишь тусклая луна окутывала неверным светом пустынную, в лужах улицу, мокрые деревья, дома...

...Алексей открыл глаза и увидел, что по комнате разливается необычное мерцание. Он непонимающе приподнял голову и обнаружил, что во весь экран фосфорически светящегося телевизора проступает лицо Мефистофеля.

«Что все это значит?» – изумленно подумал Чедаев.

– Если ты не против, я объясню тебе сейчас, в чем дело, – изображение заговорщически подмигнуло.

Алексей огляделся по сторонам и не без трепета снова уставился в телевизор.

– Насколько я понимаю, возражений не имеется... – Экран с изображением Мефистофеля становился все ярче и ярче. Вот он уже стал ослепительно-белым, таким, что Чедаеву пришлось зажмуриться.

Затем раздался щелчок. На мгновение стало темно, после чего прямо перед ним возник во весь рост Мефистофель. Он, словно изваяние, возвышался над Чедаевым. Ниспадающие складки его плаща переливались неестественными пурпурно-фиолетовыми отблесками.

– Хочу сразу предупредить, – скороговоркой произнес он после паузы, – что сейчас ты находишься в сомнамбулическом состоянии. Так что можешь считать, что происходящее сейчас тебе снится.

– Но я же не сплю, – шевельнув плечом и бросив на себя проверяющий взгляд, осторожно заметил Алексей.

– Ты и спишь и не спишь... Это особое состояние, в которое нисходит душа и познает глубину бытия...

Впрочем, тебе этого не понять, – Мефистофель снисходительно усмехнулся, и Алексею его лицо показалось очень знакомым.

– Кажется, ты уже освоился. Так что перейдем, пожалуй, к делу.

– К делу?

– Ты боишься иметь со мной дело? Ха-ха-ха.

– Кто вам сказал, что я чего-то боюсь?! – Чедаев придал своему голосу смелости и демонстративно хмыкнул.

– Вот и ладно, – иронически согласился Мефистофель и обернулся к стоящему рядом креслу. Под его взглядом оно придвинулось ближе, и он уселся в него, небрежно и щеголевато закинув ногу на ногу.

Алексей в свою очередь подложил под стенку подушку и независимо прислонился к ней, укрыв ноги одеялом. Только он это сделал, как сразу почувствовал оцепенение во всем теле, так что не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Взгляд Мефистофеля стал застывшим и тяжелым. «Не буду вдаваться в долгие объяснения», – глухо прозвучал его голос. Зелено-мутные, без зрачков глаза духа вплотную приблизились к Чедаеву, и он увидел в них себя...

...Алексей смотрит программу новостей, в которой рассказывается об успешном опыте клонирования овечки Долли. «Этот опыт, – говорит диктор, – доказал неограниченные возможности самовоспроизводства человека путем клонирования».

На этих словах расслабленно сидевший Чедаев весь подобрался, его лицо застыло в задумчивой отрешенности.

– В этот момент ты обратился ко мне, – возвратил Алексея в настоящее сидевший напротив Мефистофель.

– Я?!

Чедаев не успел еще как следует изумиться, как вновь увидел себя, уставившегося в изображенную на экране фотографию овечки Долли и восклицающего: «Черт побери!»



– Да будет тебе известно, что именно с помощью подобного рода призывов я и держусь в курсе современных проблем. Конечно, за всем уследить не могу, но время от времени я провожу выборочные углубленные исследования, затем анализирую результаты и решаю, стоит ли мне вмешиваться в происходящее или пустить все на самотек.

«Да это же Березовский! – осенило Алексея. – Точно, Березовский. Голос его. Только ростом повыше. Да еще эта бородка...»

Он стал с интересом разглядывать Мефистофеля, пытаясь рассмотреть, во что он одет. Но все было скрыто плащом.

Мефистофель строго посмотрел на Алексея.

– Я знал, что тебе так будет проще воспринимать меня. Приходится и мне для простоты и удобства восприятия учитывать, как вы говорите, конъюнктуру. Раз уж и ты поддался этой всеобщей демонизации, ассоциируя этого человека со мной, я решил общаться с тобой в его образе. Хотя как ты, наверное, понимаешь, он – всего лишь человек.

– Простите мой нескромный вопрос: а он вам душу продал?

– Это коммерческая тайна. И довольно об этом. Нам нужно обсудить очень важный вопрос. Неужели тебе неинтересно, зачем я сюда пожаловал?

Чедаев с готовностью кивнул.

– Ну, так вот, слушай, – Мефистофель сосредоточился. – На тебя я наткнулся случайно. До этого проверил несколько нудных сигналов на шкурно-бытовую тему и больше в тот день заниматься этим желания у меня почти не было. Но когда я проанализировал твою заявку, то понял, что это стоит моего особого внимания.

– Извините, но я вас не понимаю.

– Главное, что понял тебя я. И, между прочим, могу тебе это сейчас доказать.

– Это и так известно.

– Что тебе известно?

– Ну, ваши человековедческие и экстрасенсорные способности, – Чедаев ухмыльнулся.

– А известно ли тебе, что я не терплю высокомерия и заносчивости по отношению к себе! Как вы жалки в своих претензиях на значительность... Ладно, к делу... Для простоты изложения я воспользуюсь собственными техническими ноу-хау. А теперь закрой глаза.

Чедаев послушно прикрыл веки.

– Ты помнишь свои жалкие опусы, – гулко, с мрачной торжественностью, но вместе с тем торопливо зазвучал голос Мефистофеля. – Ты пытался что-то сказать, но что говорить, когда говорить нечего. Ты был пустышкой, которой двигали лишь тщеславие и честолюбие...

Алексею почему-то стало смешно, и он хотел улыбнуться, но неожиданно скривился и схватился обеими руками за голову.

– ...Твое вдохновение рождалось не из потребности высказаться, а из желания сказать что-то для самоутверждения.

Головная боль у Чедаева усилилась: он покачивался и энергично тер виски. К тому же, открыв глаза, он обеспокоенно заметил, что Мефистофель вдруг исчез.

– Одну минуту, – озабоченно прозвучало рядом, – техническая накладка... подключил не те опции... Я пока не очень хорошо овладел этим способом передачи информации... Сейчас перезагрузимся – и все будет нормально.

Чедаеву стало легче. Он отвел руки от головы. Расслабился.

– Ну, как ты себя чувствуешь?

– Нормально. А что это со мной было?

– Это побочный эффект. Я модернизировал одно давнее свое изобретение, в котором использованы интерактивные нейровизуально-телекинетические технологии. Но есть там одно слабое место – не получается автоматическая адаптация к физиологическим особенностям реципиентов. Нужно будет привлечь специалистов... А теперь – внимание!