Страница 39 из 96
— Они работают вместе, а приехали порознь, — сказал я.
— И что это означает?
— Посмотрим.
Ларсен и Гулл не подозревали о нашем присутствии, и мы несколько минут понаблюдали за ними. Они ели и время от времени перебрасывались парой фраз.
— Пошли, — сказал Майло.
Когда мы оказались в десяти ярдах, оба мужчины заметили нас и отложили пластиковые вилки. Элбин Ларсен был одет почти так же, как в нашу первую встречу: вязаный жилет, на этот раз коричневый, поверх желто-коричневой льняной рубашки с зеленым шерстяным галстуком. Черный костюм Франко Гулла с узкими лацканами был сшит из великолепного крепа. Под пиджаком — белая шелковая рубашка без ворота, застегнутая на все пуговицы. Золотое обручальное кольцо, золотые часы.
Гулл был широкоплечий, могучий мужчина с толстой шеей, боксерским носом и крупным, грубо вытесанным лицом, которому удавалось выглядеть довольно симпатичным. На голове красовалась копна вьющихся, отливающих серебром волос. Подбородок на добрых полдюйма выступал за контуры остальных частей тела. За солнечными очками с серыми стеклами, виднелись строгие дуги бровей, по щекам разливался румянец. Немного моложе Ларсена — лет сорок пять. Когда мы с Майло подошли к столу, он снял свои шоры, открыв большие темные глаза. Грустные глаза с темными мешками. Они добавили ему пару лет и заставили предположить, что он склонен к размышлениям.
Гулл ел купленную навынос китайскую еду из картонной коробки: креветки, плавающие в красном соусе, жареный рис и крошечные блинчики. Ленч Элбина Ларсена состоял из овощного салата в пластмассовой миске. Оба потягивали из банок холодный чай.
— Добрый день, — сказал Ларсен и официозно кивнул.
Гулл протянул руку. У него были громадные пальцы.
Они оба находились в тени, но лоб Гулла покрывали бисеринки пота. Креветки оказались чересчур острыми?
Мы с Майло смахнули пыль и листья со скамейки и уселись. Ларсен снова начал жевать. Гулл неуверенно улыбался.
— Спасибо, что нашли время для нас, господа, — сказал Майло. — Должно быть, ситуация вокруг офиса непростая?
Ларсен поднял глаза от салата, но ответить на вопрос не удосужился.
— Я уточню: пациенты доктора Коппел вам не докучают?
— К счастью, их не так много, — сказал Гулл. В отличие от медиков каждый из нас работает в определенный отрезок времени всего лишь с сорока — пятьюдесятью пациентами. Мы с Элбином поделили текущих пациентов доктора Коппел и связываемся с каждым из них. Мы также ищем бывших пациентов, но это непросто: Мэри хранила свои истории болезни не больше года.
У доктора был ровный тихий голос, но казалось, что в процессе речи из него выходит весь воздух. Он постоянно вытирал лоб платком.
— Это типично? Уничтожение досье?
— У каждого психотерапевта по-своему.
— А как вы и доктор Ларсен?
— Я храню дела в течение двух лет. А ты, Элбин?
— Когда как, — ответил Ларсен, — но в среднем примерно столько же.
— Значит, официальная групповая политика отсутствует?
— Мы не официальная группа, — сказал Ларсен. — Мы просто работаем в одном офисном помещении.
— Так что сейчас с текущими пациентами доктора Коппел? В смысле лечения?
— Мы будем продолжать лечение тех, кто этого захочет. Если пациент предпочтет психотерапевта-женщину, мы даем направление, — сказал Франко Гулл.
— Похоже, все организовано хорошо.
— Нам необходимо быть организованными. Мы имеем дело с крайне ранимыми людьми. Что может быть хуже для больного, если его бросают на произвол судьбы так внезапно? — Гулл покачал головой, и его волнистые волосы шевельнулись. — Вообще это кошмар для них и для нас. В такое невозможно поверить.
— В убийство доктора Коппел?
Глаза Гулла прищурились:
— А мы говорим о чем-то другом?
Элбин Ларсен наколол на вилку помидор, но есть не стал.
— Это тяжелая утрата, — продолжил Гулл. — Для ее пациентов, для нас, для… Мэри была блестящим специалистом. Я учился у нее, детектив. Трудно поверить, что она ушла навсегда.
Он бросил взгляд на Ларсена.
Тот поиграл салатным листом и потер глаза.
— Мы потеряли близкого друга.
— У вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, кто мог это сделать? — Майло поставил локти на стол. — Я знаю, джентльмены, вы связаны принципом конфиденциальности, но реальная угроза меняет все дело. Может, вам известен пациент, который когда-либо угрожал доктору Коппел? Или, возможно, кто-то ее сильно не любил?
— Пациент? — переспросил Гулл. — С чего вам такая идея пришла в голову?
— Я анализирую любые возможности, доктор.
— Нет, — сказал Гулл. — Таких пациентов не было. Совершенно точно, нет. — Он снова вытер лоб.
Майло посмотрел на Элбина Ларсена. Тот покачал головой.
— Доктор Коппел занималась не с обычными людьми, — сказал Майло. — Поэтому разве не логично обратить особое внимание на ее пациентов?
— Логично в каком-то абстрактном смысле, — сказал Гулл, — но дело в том, что Мэри не лечила психопатов.
— А кого она лечила?
— Ее пациенты люди с повседневными проблемами коррекции. Страх, депрессия — все, что обычно называют неврозами. В целом здоровые, стоящие перед проблемой выбора.
— Выбора чего?
— Да чего угодно.
— И их вы уже не называете неврастениками?
— Мы стараемся не навешивать ярлыки, детектив. Избегаем ставить клеймо. Психотерапия — это не лечение, подобное медицинскому, когда врач что-то диктует клиенту. Она основывается на договоре, партнерстве.
— Доктор и пациент работают как единая команда?
— Именно.
— Значит, вы абсолютно уверены, что у доктора Коппел не было пациентов, которых она бы опасалась?
— Мэри не понравилось бы работать с лицами, склонными к насилию, — вмешался в разговор Элбин Ларсен.
— А она делала только то, что ей нравилось?
— Мэри была очень популярным психотерапевтом и могла сама подбирать себе пациентов.
— А почему Копелл стала работать со склонными к насилию, доктор Ларсен?
— Мэри исповедовала отказ от насилия.
— И мы все тоже, доктор. Но это не означает, что нам удается отгородиться стеной от отвратительных сторон бытия.
— Доктор Коппел была способна отгородиться.
— В самом деле? -Да.
— Я слушал радиозаписи, где доктор Коппел рассуждает о тюремной реформе.
— А-а, это. — Ларсен сделал паузу. — Боюсь, что это результат моего влияния. А я тоже был на пленках?
— Нет, доктор.
Ларсен поджал губы.
— Я заинтересовал Мэри этой темой. Не в клиническом смысле. Она была общественно мыслящей личностью, поднимала важные социальные вопросы и как человек, и как ученый. Но когда дело касалось ее работы, Мэри сосредоточивалась на каждодневных проблемах приходивших к ней людей. В основном женщин. Разве это не отрицает возможность того, что убийца Мэри — ее пациент?
— Почему же, доктор Ларсен?
— Криминальное насилие — обычно дело рук мужчин.
— Вы интересуетесь криминальной психологией?
— Только как частью социальной проблематики, — сказал Ларсен.
— Элбин скромничает, — подал голос Франко Гулл. — Он очень много сделал как защитник прав человека.
— А почему от правозащиты вы перешли к частной практике? — поинтересовался я.
Ларсен холодно взглянул на меня:
— Каждый делает то, на что способен в конкретный период времени.
— На правах человека, вероятно, не заработаешь? — осведомился Майло.
Ларсен повернулся к нему:
— Мне неприятно это говорить, но вы правы, детектив.
— Значит, — сказал Майло, — в списке пациентов доктора Коппел психопатов нет.
Это было констатацией, не вопросом, и потому оба психолога промолчали. Элбин Ларсен съел кусочек салата. Франко Гулл посмотрел на свои золотые часы.
Майло вытащил на свет божий снимок блондинки:
— Джентльмены, кто-нибудь из вас ее узнает?
Ларсен и Гулл посмотрели на посмертный снимок. Оба покачали головами.
Потом Гулл облизнул губы. Капля пота сползла ему на кончик носа, и он раздраженно смахнул ее.