Из-за девченки

— Валера,— шаркнул ногой Колюня,— ты спас мою честь.

— Считай, что мы квиты,— еле стерпел Валерий издевку.— Помнишь, попались у «Метрополя», а ты все взял на себя?

Колюня помнил. Это было в шестом классе, Около этой гостиницы они выменивали у иностранных туристов советские почтовые марки на фломастеры. Когда их обоих привели в дружину, Колюня сразу вывел Коробкина из игры, сказав, что тот просто стоял рядом.

— А знаешь, почему я тогда все взял на себя? — Рублев злобно усмехнулся.— Чтобы ты рта не открывал. Как честный маменькин сынок, мог все испортить. А я, если помнишь, насвистел им про то, про се, капнул слезкой на протокол, и нас отпустили...

— Знаешь что?! — Коробкин вдруг всей своей покрупневшей за лето фигурой угрожающе надвинулся ка Колюню.— Еще раз назовешь меня маменькиным сынком — я тебе морду набью...

...В это же самое время в кабинете директора школы происходило объяснение. Выражаясь языком дипломатических протоколов, в нем принимали участие директор Всеволод Николаевич, оба завуча и предместкома Ольга Михайловна, она же ботаника  и зоология, с одной стороны, и Наталья Георгиевна, литература и русский язык,— с другой.

— Поймите, это невозможно: оставить класс на целый год без руководства! — с расширенными глазами внушала Ольга Михайловна — женщина, несмотря на чрезвычайную полноту, очень энергичная и настойчивая.— Придется вам, Наталья Георгиевна, расстаться с вольной казацкой жизнью и взять этот класс...

— Не могу,— подчеркнуто любезно ответила ей учительница.— У меня ребенок…

— У Людмилы Сергеевны тоже ребенок,— строго напомнила ей одна из завучей,— Но она руководит, да еще каким классом! И в школе с ними работает и в походы ходит. Чего вам рассказывать? Сами знаете...

— Людмиле Сергеевне легче: у нее есть муж,— еще любезнее ответила Наталья Георгиевна, человек, сразу видно, сложного характера.— Кроме того, позвольте вас спросить, почему вопрос об этом вы ставите сегодня, первого сентября, а не весной когда у меня была возможность поискать работу в другой школе?

— Интересная вы женщина! — изумилась завуч.— Кто же знал, что Агнесса Петровна уйдет в декрет?

— Скажите лучше,— догадалась Ольга Михайловна,— что не хотите руководить!

— Если вам это доставит удовольствие — да,— не замедлила с ответом Наталья Георгиевна.

Всеволод Николаевич сидел за своим столом и в перепалку женщин не вступал. Он заранее знал, чем все кончится, но не мешал сторонам высказать свои точки зрения и излить чувства.

— В чем-то я понимаю Наталью Георгиевну,— взял наконец слово директор.— Она хороший специалист, любит свой предмет и хочет сосредоточить на нем все свое внимание...— Директор скользнул взглядом по лицам заместительниц, чтобы угадать их настроение.— Предлагаю такое решение: этим классом руководить буду я...

На только что белых, отвердевших от волнения щеках Натальи Георгиевны выступил румянец благодарности.

— Но совсем, Наталья Георгиевна,— продолжал он говорить, поглаживая себя по седенькой головке,— отстраняться от воспитательной работы мы вам не позволим. Придется в этом году заняться подготовкой и проведением смотра художественной самодеятельности учащихся. Как вы на это смотрите?

Некоторое время учительница сраженно молчала.

— Я согласна,— не поднимая глаз наконец ответила она.— Но давайте назовем это как-нибудь иначе. Смотр в прошлом году, в позапрошлом… это уже всем навязло, Фестиваль искусств — годится?

— Господи! — радостно колыхнулась Ольга Михайловна, Смотры были закреплены обычно за ней,— Не все ли равно, как это называть?

— Считаю вопрос решенным,— поглядел на часы Всеволод Николаевич и встал.

До начала линейки оставалась одна минута.

...Рублев и Коробкин несколько увлеклись выяснением отношений. В решительный момент к ним подбежала легкая, как девчонка, их классная руководительница.

— Эй, друзья?— заглянула она тому и другому в глаза.— Вы это что?

— По одному вопросу разошлись, Людмила Сергеевна,— с мрачной ухмылкой доложил ей Рублев.

— По какому? — встрепенулась она.

— По женскому.

— Рублев...— неодобрительно покачала она головой.— Я думала, за лето ты станешь серьезнее... А это что такое?! — вытащила она из его кармана и показала дорожные шахматы.

— Сейчас...— Рублев близоруко склонился и с надеждой спросил:— Шахматы?

— Трепло несчастное,— не сдержала улыбки учительница. Вернула шахматы и предупредила: — Если я услышу, что вы играете на уроках, я вас мигом рассажу!..

Заметив, что Всеволод Николаевич уже стоит у микрофона и ждет полной тишины, она впихнула поссорившихся дружков в шеренгу и побежала к толпе учительниц, которые выстроились за директором.

— Дорогие ребята! — с чувством начал Всеволод Николаевич.— Сегодня чудесный день!..

Вся линейка отозвалась взрывом развеселого хохота: за окном от дождя и хмари было темно, как в сумерках.

— Я знал, что вы именно так отреагируете,— хитро глянул на ряды школьников директор.— Но день-то действительно чудесный! Первый день нового учебного года. Мы начинаем борьбу за прочные знания, за крепкую дисциплину...

До конца линейки на Колюниных устах играла недоуменная улыбочка. Ну и психом заделался Коробок! Совсем перестал понимать шутку. И это после каникул и здорового физического труда на сенокосе! А что будет потом? Ой-ой... В то же время Колюня сам не вполне понимал, из-за чего он прицепился к Валерию. Может, попадись ему под руку кто-нибудь другой — он бы на другом отыгрался? Что-то с настроением происходит. На днях ехал в автобусе, опустил пятак в кассу, а билета не получил. Так это его взбесило, что стал кулаком бить по автомату, словно тот личным врагом был. Бил, пока какой-то здоровенный дядя не схватил за ворот -и на следующей остановке не вытолкал на тротуар.

Колюня и друг его единственный

Внешние данные Рублева таковы. Рост — типичный для акселератов наших дней, что-то около 180 см. Фигура худощавая, вернее сказать, костлявая. Плечи, локти, колени заострены. Каждый позвонок на спине проглядывает шипом, Волосы ярко-рыжие, нос вздернутый. Глаза точно такого же блекло-голубого цвета, как, прошу простить за сравнение, у много раз стиранных джинсов.

В детстве его как только не называли. И Колькой, и Ником, и Рублем, и Копейкой. Но вот все отсеялось и навсегда закрепилось, как припечаталось: Колюня. Это имечко он получил за свой острый язычок. Хотя из-за заикания почти каждая фраза у него рождается а муках. По лицу пробегает судорога, голову бросает из стороны в сторону... Зато у Рублева всегда в запасе секунда-две, чтобы подобрать слово поточнее и поострее и потом поглубже вогнать его в душу противника!..

Все было бы ничего, жалься он лишь в порядке самообороны. Увы, Колюня обычно нападал первым. И жалил с удовольствием и написанным на лице убеждением, будто для того и родился на свет, чтобы указывать другим на их недостатки.

В классе было несколько человек, которых он прямо-таки жаждал переделать. К ним можем смело причислить Караева и Мазаева — дружных, жизнерадостных, но не слишком-то озабоченных самообразованием мальчишек, за созвучие фамилий и родство душ прозванных (Колюней же!) Братьями Карамазовыми. Рублев изо всех сил — не стесняясь даже шуток с бородой — старался доказать им, что они серые. «Братья! — однажды на переменке, перед сочинением, обратился он к ним за помощью.— Не помните, что говорил Пушкин о Льве Толстом?» «Братья», возбуждая мозговую деятельность, стали быстро-быстро растирать виски. И лишь когда в классе все начали давиться от хохота и сползать под парты, сообразили: Колюня их разыграл...

Много он попортил крови Оле Самохваловой, председателю совета отряда, а затем комсоргу класса, деятельной девчонке с вечно пылающими щеками и тяжеловатой для ее возраста статью. Колюня постоянно привязывался к ней из-за сумки, с которой она ходила в школу. Сумка в самом деле не отличалась изяществом, формой и размерами напоминала больше хозяйственный баул. Но Олю она устраивала. Сразу после уроков, помогая матери (отец от них ушел к другой) растить сестренку и братика, она заходила в продмаг и отоваривалась. И никакие Колюнины намеки на то, что с такой сумкой лучше на базар ходить, чем в школу, не воспринимала. Но сильнее всего Колюню выводили из себя Олины старания сделать его примерным мальчиком. Из-за этого он боялся попадаться ей на глаза. А уж коль попадался, она обязательно поручала ему что-нибудь. То останься с ней после уроков и помоги выпустить стенгазету. То поднатаскай ее туповатого соседа по парте Витька Перовского по русскому. То... В таких случаях Колюня всегда начинал с превознесения Оли как человека.