Страница 20 из 20
— Позвони мне, ладно? — сказала она, повернулась и пошла прочь.
И он пошел, радостно размахивая двумя тяжелыми банками. От одного чересчур сильного взмаха его приподняло над бетонной дорожкой, и дальше он уже не шел; а низко летел над землей и улыбался, как улыбается во сне исцеленный от тяжелого недуга. В грудь приятно толкал латунный талисман...
Он и в квартиру не вошел, а влетел. Увидел на полу осколки битого стекла и камень. Пока ходил за помидорами, кто-то устроил в его комнате вентиляцию... Но возмущаться и тем более искать виновника не стал: сам когда-то совершал подобные подвиги. Снял со стены гитару, вытер с нее пыль, настроил. Потом набрал номер ее телефона и, когда она взяла трубку, спросил:
— У тебя есть чем записать? Я продиктую слова той песни и, если хочешь, спою...
— Ты так решил отделаться от меня? — засмеялась она.— Ладно, я записываю!..
Он продиктовал слова, потом повесил трубку на гвоздик и сел около нее с гитарой. Чтобы ей лучше было слышно, взял высоко, почти как Руссос, но скоро понял, что сорвется.
— Возьму ниже, ладно? — сказал он в трубку, и в этот момент через разбитое окно до него донесся ор.
Такой громкий и дикий, что на том конце провода его услышала Малышева и спросила:
— Кого там у вас режут?
— Сейчас узнаю,— пообещал он и вышел на лоджию.
Около дома, задрав головы к небу, стояли три пацана самого зловредного возраста, восьми-девяти лет, и, испуская омерзительных «петухов», пародировали его, Колюни, пение. Он по-хорошему попросил их замолчать. Пацаны, выставляясь друг перед другом, заорали еще сильнее. Тогда Колюня сорвал с банки крышку, обстрелял пародистов помидорами, одному угодив прямо в рот. И после этого вернулся к телефону-микрофону.
Допел песню. Потом пристроил около трубки колонку проигрывателя и поставил Шаляпина. А сам закурил. «Какой ты, оказывается, взрослый...— сказала она, послушав Шаляпина.— И еще я поняла: ты очень гордый...» И тут раздался резкий звонок в квартиру. «Подожди секунду! — взмолился он.— Я открою дверь и перезвоню...»
На лестничной площадке стояли три до предела возмущенные мамы, позади них — заплаканные пародисты, как кровью, перепачканные кумачовой слизью расквашенных помидоров.
— Посмотри, что ты с ними сделал?! — накинулись на него мамы.— За что?!
Почти в то же самое время кто-то позвонил в квартиру Малышевых. Катя открыла дверь. На пороге, покачиваясь от горя, стоял Валерий. Все лицо у него было залито слезами.
— Что с тобой?!
— Я видел тебя с ним... как на ладошке...
— Выследил... Войди же.— Она закрыла за ним дверь. Платочком промокнула слезы.— Вот не думала, что ты можешь, как девчонка... Ну прости меня. Я сама не знаю, что нашло на меня. Наверное, весна виновата...
Валерий заплакал еще сильнее.
— Да успокойся ты!— стала она его трясти за плечи.— Я совсем, понимаешь, ни капельки ему не нужна. У него все прошло. Честно, честно! Он сам мне об этом сказал...
...Кое-как отбившись от мамаш, Колюня бросился к телефону. Ему смерть как хотелось узнать, почему она считает его гордым человеком. Сам-то о себе он думал иначе... Набирая номер телефона, крутил диск с такой силой, что аппарат, словно заводная игрушка, ездил по столу.
— Наверное, это он!..— вздрогнула Катя, услышав звонки. Схватила за руку Валерия и подтащила к телефону.— Если это он... скажи, что меня нет дома… нет, чтобы он больше не звонил сюда!..
Валерий вырвал руку и отвернулся в сторону.
— Сама скажи, что хочешь.
Она сняла трубку и осторожно поднесла ее к уху.
— Алло! Катя! — надрывался Колюня.— Катя!!!
Она тихо положила трубку на рычаг. И он понял, что на том конце провода с ним не хотят разговаривать. Там все прошло. Или вообще ничего не было. Он взял телефонную книжку, густо-густо зачеркнул номер ее телефона. Но имя — оставил.
Колюня, Колюня!!!
Что будет с нашим героем дальше? Не знаю. Поживем — увидим. А сейчас простимся с ним и со всеми, кто вольно или невольно сделал тот год его жизни трудным, неудачным, но, может быть, самым значительным из всех, что он прожил и еще проживет на белом свете...
Журнал "Юность" №1 за 1983 год
Рисунки М. Лисогорского.