Закон Девяток

- Александр, - сказал Бен с мягким вздохом, - я никогда не думал, что твоя мать была сумасшедшей, и я до сих пор так не думаю.

Алекс не думал, что Бен станет когда-либо противиться печальной действительности. Алекс помнил безутешные, истерические припадки своей матери слишком хорошо. Он не думал, что доктора стыли бы держать женщину запертой в учреждении в течение восемнадцати лет, если бы она не была серьезно больна психически, но он так не говорил. Даже эти невысказанные мысли казались ему жестокими.

Ему было девять, когда мать была госпитализирована.

В таком юном возрасте Алекс еще не понимал. Он был напуган. Его бабушка и Бен забрали его, растили его в любви, заботились о нем, а так же стали его официальными родителями. То, что они жили недалеко от дома его настоящих родителей, наполнило жизнь ожиданием. Бабушка с дедом поддерживали в доме порядок, чтобы, когда его мать поправится, она смогла наконец вернуться домой. Этого так и не случилось.

В юности Алекс навещал тот дом время от времени, обычно по ночам, чтобы посидеть там в одиночестве. Это было для него единственной связью с родителями. Казалось, что там существовал другой мир, всегда один и тот же, замороженный во времени, как остановившиеся часы. Это было неизменным напоминанием о жизни, резко оборвавшейся, словно застывшее мгновение.

Это заставило его чувствовать себя так, будто он не знал своего места в мире, будто даже не был уверен в том, кем он был.

Иногда по ночам, прежде чем уснуть, Алекс все еще тревожился о том, что может стать умалишенным. Он знал, что такие вещи передаются по наследству, что зерно сумасшествия может быть заложено в нем самом. В детстве он не редко слышал, как другие дети говорили об этом, даже если шепотом и за его спиной. Сплетни, тем не менее, всегда звучали достаточно громко для того, чтобы он мог расслышать их.

Даже когда Алекс смотрел на то, как живут другие люди, на поступки, которые они совершали, на то, чему они верили, он приходил к выводу, что он - самый нормальный человек из всего своего окружения. Он часто задавался вопросом, как люди могут так заблуждаться. Например, ему было непонятно, как люди могут называть что-то искусством, если кто-то другой попросту сказал им, что это так.

По-прежнему были вещи, которые волновали его, когда он был один.

Такие, как зеркала.

Он изучал изможденное лицо старого человека в то время как тот осматривал все разрозненные кусочки старого мусора. Его седая щетина говорила о том, что этим утром он не брился, возможно, и предыдущим утром тоже. Наверно он был занят со своим магазином и не имел понятия о том, что солнце выглянуло и ушло, а потом снова появилось. Его дед был таким, особенно с тех пор, как его жена, бабушка Алекса, умерла. Алекс частенько думал, что у его деда свои собственные трудности с действительностью, после смерти его сына и жены.

Совершенно точно, что ни одна из мыслей старика не была сумасшедшей. Большинство людей считали его несколько "эксцентричным". Это было вежливое слово, используемое когда человек был сумасшедшим. Проказливый, безобидный вид его деда по жизни - он всегда улыбался, всем восхищался и его сбивали с толку большинство самых обычных вещей вместе с его совершенной незаинтересованностью бизнесом других людей - заверяли людей в его безвредности. Просто соседский чудак. Большинство людей считали Бена бессмысленным стариком, который лудит при помощи консервных банок, старых книг и необычным ассортиментом плесени, которую он выращивает в стеклянных чашках петри.

Этот образ, как знал Алекс, его дед создал специально. Он называл это "быть невидимым". Бен был совсем другим человеком в действительности

Алексу никогда не казалось, что Бен был сумасшедшим, или даже эксцентричным, разве что . . . уникальным, исключительным, удивительным человеком, который знает о вещах, которые большинство людей не в состоянии даже вообразить. Насколько Алексу удалось узнать, Бен повидал достаточно смертей. Он любил жизнь и просто хотел разузнать о ней всё.

"И все-таки, что ты здесь делаешь?" спросил Бен.

Алекс моргнул от вопроса. "Что?"

"Это твой день рождения. Не следует ли тебе быть вместе с какой-нибудь девушкой и наслаждаться?"

Алекс глубоко вздохнул, не желая говорить на эту тему. Он выдавил из себя улыбку. “Я подумал, что у тебя может быть подарок для меня. Я пришел за ним.”

"Подарок? По какому поводу?"

"Мой день рождения, помнишь?"

Старик нахмурился. “Конечно же, помню. Я помню всё, помнишь?”

"Ты помнил про подарок?" - проворчал Алекс.

"Ты слишком старый для подарка."

"Я преподнес тебе подарок на твой день рождения. Ты слишком старый?"

Его хмурый вид усилился. "И что мне делать с, с… чем бы не была эта штука."

"Она готовит кофе."

"Мой старый кофейник готовит кофе."

"Плохой кофе"

Старик потряс пальцем. "Вещи не становятся непригодными к использованию только оттого, что стары. Ты знаешь, что новые вещи не обязательно лучше их. Некоторые из них даже хуже старых."

Алекс наклонился немного вперед и приподнял бровь. "Ты когда-нибудь использовал кофеварку, которую я тебе подарил?"

Бен отдернул палец. "И что ты хочешь на свой день рождение?"

Алекс пожал плечами. "Не знаю. Я просто подумал, что у тебя есть подарок, вот и всё. Наверное, я не нуждаюсь ни в чём по-настоящему."

"Тогда иди. Мне тоже не нужна была кофеварка. Мог бы поберечь деньги и сам купил бы себе подарок."

"Это означало проявить уважение. Это было проявлением любви."

"Я уже знаю, что ты меня любишь. Разве не это любовь?"

Алекс не мог не улыбнуться, скользнув на лишний стул.

- У тебя забавный способ сделать так, чтобы я забыл о матери в свой День Рождения.

Алекс немедленно раскаялся в своих словах. Эта показалось неуместным даже предположить, что он мог хотеть забыть свою мать на свой день рождение.

Бен, с натянутой улыбкой на губах, вернулся к своей работе и поднял паяльник. "Полагаю это и есть мой подарок тебе".

Алекс увидел кольцо дыма, когда его дед припаял конец длинной тонкой металлической трубки к верхушке оловянной крышке.

"Что ты делаешь?"

"Выжималку."

"И что ты пытаешься выжать?"

"Экстракт."

"Экстракт чего?"

Старик повернулся к нему, выглядя раздраженным. "Иногда ты бываешь надоедливым, Александр; тебе это известно?"

Алекс пожал одним плечом. "Я бываю просто любопытным, и все." В тишине он наблюдал как припой повернулся к чистому металлу и заструился вокруг конца трубки.

"Любопытство доведет тебя до беды." Выдохнув наконец-то сказал его дед.

Пристальный взгляд Алекса унесся прочь. "Я помню, моя мам говорила, до того как заболела, что я унаследовал свое любопытство от тебя."

"В то время ты был ребенком. Все дети любопытны."

"Ты едва ли ребенок, Бен. В жизни должно быть место любопытству, не так ли? Ты всегда был любопытен."

В тишине подвальной комнаты звуком был только "тик", звучавший всякий раз когда пластиковый хвост черной кошки ходил туда-сюда, отсчитывая каждую проходящую секунду на часах в животе кошки.

Все еще сгорбившись над скамьей, Бен перевел взгляд своих темных глаз на своего внука. "В этом мире есть вещи, о которых стоит полюбопытствовать," мягким, загадочным голосом сказал старик. "Вещи, созданные ненастоящими чувствами, не могут произвести впечатления. Поэтому я научил тебя дороге, которой следую сам - быть готовым."

Дрожь пробежала между лопатками Алекса. Ужасный тон его деда был похож на дверь, открывающийся с треском, дверь в места, которые Алекс не мог даже вообразить. Это была дверь в место, которое не было королевством беззаботного удивления, которое обычно составляла жизнь Бена. Это была та легкомысленность, которая проявляется только во время обучения.

Алекс прекрасно осознавал, что за все то время, что дед занимается лужением, он действительно никогда не создавал что-либо. Во всяком случае, не в общепринятом смысле. Он никогда не делал скворечников, не чинил дверь-ширму или даже не мостил булыжниками лужайку.