Страница 74 из 91
— Невиновен! — разорвал тишину голос судьи, и резкий стук молотка раскатился по залу салютом победы.
Дича покидал поверженные бастионы в гордом одиночестве. По пути домой он безрезультатно пытался понять, что же все-таки произошло. Решение пришло само и в стиле «от Соломона»: — Оно тебе надо? — спросил он себя в зеркало заднего вида. — Ой, да не морочьте себе голову! Его таки просто до смерти замучила совесть.
Веселясь таким образом, Дича даже не представлял, насколько был близок к истине…
Той сентябрьской ночью оштрафовавший их полицейский долго сидел, облокотившись на руль, и отрешенно глядел вслед удалявшимся красным огонькам, уносившим прочь женщинуволчицу: «Похоже, я перетрудился».
Поставив патрульную машину в придорожных кустах, он попытался заснуть. Но сон не шел. Стоило ему закрыть глаза, как он тут же окунался в липкую трясину кошмаров. Перед ним тягучей вереницей проплывали скорбные лица. Они с укором заглядывали ему в глаза, и каждый норовил рассказать о том, что с ним случилось из-за беззакония полицейского. Офицера стыдили небогатые семьи, которые на последние сбережения везли детей в Дисней-Лэнд. Перед ним проходила плачущая детвора, оставшаяся без обещанных подарков благодаря его мародерству. Тем, кому он просто испортил отпускное настроение, не было конца. Были и такие, кто обвинял его в самом страшном. Родственники стариков, умерших от инфарктов и инсультов после общения с ним, уступали дорогу покойникам. Изъеденные червями руки хватали его и пытались утащить под землю. Но все это не шло ни в какое сравнение с выворачивавшим нутро взглядом одноглазой красавицы. Все ее лицо и тело было изуродовано свежими шрамами и кровоподтеками. Ее волосы развивались на ветру и восходящее солнце выхватывало кровавые всполохи из ее черных прядей.
— Если ты жертва аварии, то я здесь не причем! — кричал патрульный во сне.
На своем веку он повидал немало жутких автокатастроф.
На скоростных дорогах они случались не редко и выглядели ужасно. Патрульный мучительно пытался вспомнить, в какой из них он встречал этот уничтожающий взгляд, и не мог. Иногда ему удавалось вырываться из кошмарных снов, и тогда он безучастно смотрел на проносившиеся мимо машины. Радостно шурша колесами, они превращались в долларовые купюры и весело шелестели мимо казны их маленького городишки. Утром ему стало еще муторнее. На фоне раскрывающихся цветов и пения птиц его деяния казались еще пакостнее.
Когда полицейский сдавал смену, квитанции от выписанных штрафов жгли ему руки.
— Что-то ты сегодня даже до плана не добрал, — пересчитывая добычу, удивился диспетчер. — Уж не заболел ли наш славный охотник? — Полушутя-полусерьезно поинтересовался он.
Не услышав ответа, диспетчер оторвался от счета квитанций, но патрульного уже и след простыл. На ночное дежурство передовик по ловле нарушителей скоростного режима не вышел. Сказавшись больным, он уединился дома и заливал свои нескончаемые видения канадским виски. Время от времени жуткие видения покойников исчезали, и лишь леденящий душу взгляд неизменно прорывался сквозь густой сигаретный дым и хмельной туман. Этот одинокий глаз преследовал его всюду и не давал заснуть.
— Черт возьми! Где я видел эту одноглазую раньше!? — бился офицер головой о стол и не чувствовал боли.
Под конец третьих бессонных суток неугомонным мертвецам все-таки удалось затащить его под землю. Он очутился под низкими сводами средневекового подземелья наполненного уже не табачным дымом, а копотью мерцающих факелов. От покрытых плесенью стен дробью отскакивали чьи-то властные приказы. Нет, это был не его лейтенант. Богато одетый вельможа требовал выжечь глаза у прикованной цепями пленницы. Подойдя к своей жертве, полицейский увидел ту самую женщину, что мучила его своим взглядом последние дни. Без капли сожаления он поднес раскаленный железный прут к ее лицу. Закончив с одним глазом, он принялся за другой, но был остановлен: «Она должна видеть свою казнь. Мы не будем лишать ее этого удовольствия».
Зловещий смех герцога разнесся по подземелью, заглушая мученические стенания изуродованной ведьмы.
— Нельзя! Нельзя оставлять ей глаз! — во все горло заорал палач.
Собственные вопли привели стража порядка в чувство, и тут к нему наконец-то пришло озарение. Когда он широко открыл рот, чтобы вложить в него ствол своего табельного оружия, перед ним, как бы передразнивая, открыла пасть волчица из той самой, последней машины. Нажимая на курок, офицер заметил поразительное сходство взгляда хищницы с глазами той, которую он только что мучил в средневековом подвале.
Он не услышал звука выстрела, но успел увидеть, как волчица превратилась в молодую златокудрую женщину, и на ее милом личике заиграла дьявольская улыбка.
— Нужно было застрелить ее прямо на месте! — пронеслась убегающая от пули мысль…
Всего этого Дича знать не мог и безмятежно рулил в сторону дома. Чем ближе он подъезжал к Балтимору, тем нестерпимее становилось ожидание встречи с любимой. Он уже представлял себе, как принесет радостную весть пославшей его на битву даме сердца. Уж он-то постарается как можно ярче описать их победу. Ну и приврет, конечно, для красного словца. Ну а как же без этого!? Семьдесят второй час После утреннего обхода в тринадцатом боксе стояли двое.
— Есть какие-нибудь сдвиги? — спросил муж больной у дежурного врача.
— Подождем мнения специалистов, — без энтузиазма ответил тот.
Пришедшие невропатологи долго колдовали над пациенткой. В конце осмотра они достали мензурку с водой, в которой плавали кубики льда. Заливая воду шприцем в правое ухо больной, они пристально следили за ее глазами.
«Вичинька! Милая! Ну посмотри направо! — молча молил ее муж. — Покажи, что ты все еще с нами».
Но его жена безотрывно смотрела в одну, только ей ведомую даль и не обращала никакого внимания на ледяную воду в ухе.
* * *
Вича безо всяких усилий лежала на спине, и прохладная вода Атлантики покачивала ее как маленькую щепку. Она почти заснула и не заметила, что ее развернуло поперек волны. Морская пощечина резко привела ее в чувство. Оглушенная наполнившей ухо водой, она вскочила и начала трясти головой, пытаясь избавиться от неприятного шуршания внутри. Не такими она представляла себе Карибы. Глядя на рекламные проспекты, она почти ощущала ласкающую теплоту Карибского моря.
Однако восточное побережье Доминиканской Республики омывалось Атлантикой, и ее воды не были такими уж теплыми и выглядели совсем не ласковыми.
Инициатором их поездки на юг был ее Дича. Он верил, что это вылечит новую напасть свалившуюся на жену. Активный сбор и передача черной энергии виккианским сестрам не прошли бесследно. Как и предрекла Матрена, ее организм начал рассыпаться. И вот однажды, во время дыхательной гимнастики, у нее треснуло ребро. Ужасный хруст услышал даже муж, который лежал как обычно рядом и смотрел вместе с ней телевизор. Последующие мучения растянулись на целый месяц.
Боль в боку не давала кашлять в полную силу, а накапливающаяся мок зывала новую волну кашля. Ничего не помогало разорвать этот заколдованный круг. Убойные дозы кальция и витамина «Д» для укрепления костей не работали. Едва заживало одно ребро, как ломалось другое. Вичина жизнь превратилась в кромешный ад. Таблетки, которые хоть как-то притупляли боль, вскоре пришлось бросить. Их побочные эффекты привели к постоянным желудочным болям и разжижению крови.
Последнее было особенно опасно, поскольку грозило легочным кровотечением.
Дича судорожно перелопачивал горы научной литературы, ища спасения для своей любимой. Он и специальность-то выбрал из-за своей малышки — после аспирантуры без раздумий устроился на кафедру пульмонологии при ее любимой больнице. Кто, как не он должен был побороть терзающий Вичу недуг? Поначалу все шло хорошо. Дича любил науку, и она платила ему тем же. Дича не без успеха пробивал финансирование на свои проекты и с головой погружался в мир легочного генома.