Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 80 из 98



Теперь же предстояло немедленно снять Икса с учета в полицейском участке по месту жительства, благо слово Редля все еще оставалось законом для всех мелких сошек в Венской полиции. Заодно аналогичным образом решилась и судьба шофера Редля — это нам еще предстоит объяснить.

Главное же было не в этом, а в том, что теперь решающая роль в ходе всей проводимой операции ложилась на плечи Икса — и Редль не мог допустить того, чтобы тот из какой-то мелкой предосторожности нелояльно повел себя в грядущих столкновениях, от которых зависело все — включая и жизнь Редля.

Редлю было необходимо материально привязать к себе Икса — и Редль должен был сообразить, как это сделать.

Сберегательная книжка, которую Редль должен был продемонстрировать Иксу, удостоверяла (как мы помним), что только на счету Редля в Вене имелось более ста тысяч крон.

Считая по тогдашним стандартам, когда молодому интеллигентному человеку хватало порядка тысячи крон в год на вполне сносное и вовсе не нищенское существование, получается, что одной только этой суммы должно было хватить на сто лет жизни, а если делить ее на двоих — то только на пятьдесят. Должен был Редль и разъяснить Иксу, как добираться до его, Редля, счетов за границей.

Подарить все это Иксу (что Редль якобы предлагал Хоринке) было бы и преждевременным, и неосторожным. Но Редль должен был продемонстрировать, что предельно доверяет Иксу и считает его своим партнером. Поэтому Редль немедленно оформил Икса наследником всех своих капиталов — благо был рабочий день, и нотариусы трудились на своих рабочих местах. Экземпляр этого завещания вручался Иксу в руки.

Тот опасный риск, которому подвергался Редль в ближайшие дни, материально обеспечивал Икса в случае самого наихудшего исхода. Отправляя же самого Икса за границу, Редль мог не опасаться его заинтересованности в его, Редля, смерти — сиюминутная ситуация делала нереальной такую опасность. В дальнейшем (даже — в ближайший понедельник!) Редль мог составить новое завещание, перечеркивающее только что составленное. Ниже мы покажем, что у Редля сохранялся и другой действенный механизм поддержания Икса в повиновении.

В интересах Икса было вести себя так, чтобы не давать Редлю объективных поводов для враждебных маневров. В дальнейшем же их взаимные обязательства могли быть заново согласованы на других взаимновыгодных условиях: оба по-прежнему оставались зависимы друг от друга.

Теперь Редлю можно было дожидаться конца субботнего рабочего дня — и приступать к захватывающим экспериментам на Венском почтамте!

Письма, вскрытые Редлем в такси, показали, что произошла непонятная катастрофа: таких писем Занкевич послать не мог!

Приходилось, следовательно, приступать к реализации спасательного плана по самой тревожной программе.

Редль выдал обоим молодым людям деньги, весьма кстати подсунутые майором Ронге в письмо — все семь тысяч крон! — и отдал команду на отбытие. Шофер довез Редля до «Кломзера», затем поставил машину на стоянку в наемный гараж, и оба молодых человека отправились с личными вещами на вокзал — и в Прагу.

Там их должен был встретить Сладек, получивший срочное предписание от Редля по телеграфу или телефону (Редль мог вручить молодым людям и письменные указания к Сладеку; да и шофера последний отлично знал), снабдить их упаковкой с компрометирующими материалами — и отправиться вместе с ними дальше. Редль должен был передать и необходимые документы для Сладека: едва ли солдат действительной службы обладал правами свободного перемещения даже внутри империи.

Сладек должен был сопроводить молодых людей минимум до немецкой границы, а лучше — до Мюнхена, чтобы доложить Редлю, что переход через границу благополучно удался. Если Сладек, в силу наличных у него документов, мог проводить их лишь до границы, то потом они сами должны были телеграфировать из Мюнхена, что добрались благополучно — и готовы выполнять все обусловленные задания.

Сладек, не пользовавшийся никакими специальными поездами, отбыл из квартиры Редля в Праге в первую половину дня воскресенья (еще до прибытия туда Урбанского и прочих), доехал вместе с молодыми людьми до германской границы (или дальше), а затем развернулся в Вену; он как раз и должен был добраться до Редля к утру понедельника.

Вот тогда-то Редль и мог выставлять условия всем своим противникам — и противостоять его шантажу они бы не сумели!

Но Редль к этому времени был уже мертв.

Редль, сделавший вроде бы все необходимое, чтобы выйти победителем из очередной невероятной круговерти обстоятельств, тем не менее недостаточно серьезно оценил решимость своих убийц.

Вечером в субботу, когда он гулял по венским улицам и разбрасывал бумажки, то совершенно напрасно вернулся в отель: он вполне мог направиться на вокзал, сесть в поезд и двинуться в сторону Праги.

Сыщики, сопровождавшие его, не имели права на арест, а любой встреченный военный должен был бы оказать Редлю помощь, если бы сыщики попытались применить силу. Но Редлю не захотелось ввязываться в возможные скандалы. Здесь мы опять должны вспомнить о его незавидном физическом самочувствии.

Редль даже и в воскресенье 25 мая думал больше о том, как вывезти свою машину в Прагу, чем о том, как сохранить собственную жизнь.

6. Явление ученика реального училища



6.1. Тупик Первой Мировой войны

С 27 мая 1913 года «Дело Редля» стало развиваться в грандиозный скандал.

Для начала пришлось отменить уже назначенные торжественные похороны покойного.[609]

Далее этот скандал стал приобретать вполне типичные социальные мотивы.

Редль по рождению не принадлежал к знати — и не был женат на какой-нибудь графине, что и не соответствовало его сексуальной ориентации. Но по достигнутому положению он уже относился к властной номенклатуре, а его богатство, расписанное в газетах, и якобы роскошный образ жизни (сведения о чем почти целиком относились к незадачливому Хоринке) возбудили яростное возмущение — и в прессе, и в парламенте, и в досужих разговорах публики.

Тут же возникла и масса «провидцев», о которых Ронге, которому тоже доставалось в это время, отзывался так: «Теперь, когда Редль был обезврежен, многие лица стали утверждать, что они знали то или другое из его шпионской деятельности. Нам хватило бы рассказа одного из них, если бы он раньше рассказал о деятельности Редля. Все сообщения рассматривались моими сотрудниками, военным следователем [Ворличеком], ведшим следствие, и полицейским управлением. Всем им приходилось много работать и как раз в такое время, когда много хлопот давали отклики дела Занкевича».[610]

Но в поднятом волной шпиономании ворохе доносов сообщалось не только о покойном Редле — каждый непонятный и неприятный факт трактовался теперь как шпионские происки. Доносы буквально парализовали всю деятельность австрийской контрразведки на несколько месяцев.

Урбанский сообщал, что в Галиции, где многие австро-венгерские офицеры снимали жилые помещения у квартирохозяев-евреев и при этом, что являлось обычной традицией, не слишком аккуратно соблюдали сроки оплаты, все они были обвинены в шпионаже в пользу русских — и с каждым доносом надлежало разбираться.[611]

Все это улеглось не сразу, а после Первой Мировой войны всеобщее убеждение в виновности Редля только укрепилось.

Об этом прямо говорится в завершающем фрагменте текста Роуэна:

«Если бы мы знали, — сказал ныне уже покойный граф Альберт Аппони[612], — что Россия располагает таким количеством войск, то нашему генеральному штабу, как, впрочем, и немецкому, стал бы ясен риск ввязывания с ней в войну, и нам бы удалось уговорить собственных «государственных мужей» не начинать ее в 1914 году. Не было бы тогда и этого абсурдного военного психоза, который привел в конечном итоге к нашему же разгрому… Этот проклятый Редль! Он выдал абсолютно всех австрийских шпионов в России, передал в руки противника наши секреты и воспрепятствовал тому, чтобы оттуда к нам просочились нужные сведения…»[613]

609

Ронге М. Указ. сочин. С. 74–75, сноска.

610

Там же. С. 75.

611

Urbanski von Ostrymiecz A. Der Fall Redl. S. 97.

612

Видный австро-венгерский, затем — венгерский политический деятель, участник Версальской мирной конференции в 1919 г.; умер в 1933 году.

613

Роуэн Р.У. Указ. сочин. С. 397.