Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 72



Глава 35

Слуги удалились, унеся с собой один из двух фонарей экипажа, свет другого стал тусклым в оставшихся клочьях тумана. Феба продолжала вглядываться во тьму за окном, не в силах смотреть на Рейфа.

– Ты не знаешь, на что это похоже, – прошептала она. – Я проходила через это прежде. Я жила на таком месте много лет. Не проходило и дня, чтобы я не задумывалась о том, почему кто-то бросил на меня косой взгляд, когда я проходила мимо или наклонил голову, чтобы пошептаться, или перешел на другую сторону улицы, когда я приблизилась. Страх, что это случится, был так велик, что я была не в состоянии дышать.

– Ты не можешь постоянно жить с этим. Ты не можешь постоянно беспокоиться о том, что топор когда-нибудь упадет.

– Ты прав. Я не могу. Вот почему я должна выйти замуж за Колдера вместо тебя. – Феба упрямо смотрела вперед, не встречаясь с ним взглядом. – Стать герцогиней – и богатой герцогиней к тому же – вот единственный способ, когда я смогу гарантировать, что мне никогда больше не нужно будет бояться.

Рейф отпрянул.

– Ты жаждешь красивых платьев и драгоценностей?

Девушка закрыла глаза, но ее стиснутые зубы не разжались.

– Я не беспокоюсь о таких вещах.

– Тогда о чем?

– Ты притворяешься, что не понимаешь, хотя я уверена, что ты уже догадался. Если я выйду за тебя замуж, я стану живым скандалом – женщиной, которая бросила герцога ради повесы. Эта репутация сохранится за мной, как гниль в моей жизни до самого ее конца. А наши дети – ты не думаешь о них? Такая история сможет служить источником слухов для нескольких поколений!

– Я был источником слухов всю свою жизнь, – ответил молодой человек. – Это не убивает.

– О да, слухи убивают, – прошептала Феба. – Они медленно душат, они обескровливают, лишая тебя друзей одного за другим. Они требуют один фунт плоти за другим до тех пор, пока от тебя не остаются только кости и нервы. Я боюсь, что слухи будут вымывать мою любовь, и в конце от нее не останется ничего, кроме сожалений. Если этот страх делает меня слабой, то так тому и быть. Я во всех отношениях именно та трусливая особа, которой ты меня считаешь.

При этих словах Рейф вздрогнул, а затем резко вдохнул.

– Это правда? Неужели Общество и в самом деле имеет такую власть над твоими чувствами ко мне?

– Все не так просто!

– Но, это так. Это так же просто, как дыхание, как биение твоего сердца. Я – твой. Ты – моя. Все остальное уносится прочь и наша правда сияет как самое яркое из всех солнц. Ты моя. Навсегда.

Феба отвернулась, ее пальцы крепко переплелись.

– Не надо. – Она сделала длинный дрожащий вдох. – Просто…. не надо.

Рейф медленно отодвинулся назад, его грудь напряглась от осмысления.

– Дело не в том, что ты не любишь меня, не так ли? Нет, теперь я это вижу. Ты просто не будешь любить меня.

Девушка промолчала, позволив тишине отвечать за нее. Он сглотнул, боль в его груди превращала все происходящее в агонию.

Не было смысла штурмовать эту крепость. Не нужно было очаровывать это препятствие. Феба, такая нежная и теплая, такая милая и улыбающаяся, была сильнее, чем казалась. Ее железная воля не любить его, не важно, по какой причине – а он первым признал, что у нее было множество таких причин – не была восприимчива к его мольбам или уговорам.

Момент затянулся, тишина нарастала между ними, как непроницаемая стена. Рейф ощутил, как мороз распространяется от холодных камней ее решимости. Решимость, с которой Феба отвергла его, заставила его вытянуться на подушках в медленном признании своего поражения.

– Понимаю.

Рейф попытался вздохнуть, борясь с тяжестью, давящей внутри него. Его грудь ныла.

– Я больше не стану докучать вам. Приношу мои извинения за ту боль, которую я причинил своим невежеством. – Был ли это его голос? Он звучал как голос мужчины, раздавленного огромным камнем.



Он потянулся к ручке двери, приготовившись к тому, чтобы выйти и позвать слуг, когда ее дрожащая рука легко легла на его предплечье. Молодой человек посмотрел на эту маленькую ручку, на дрожащие пальцы, едва касавшиеся ткани его рукава.

– Мисс Милбери…

– Рейф… – В ее шепоте слышалась мука, агония, которая равнялась его собственной. – Мне так жаль.

– Нет, – тихо ответил он, не отрывая взгляда от ее затянутой в перчатку руки, от белого каракуля на черной шерсти. – Это мне жаль. Мне жаль, что я провел свою жизнь, избегая респектабельности вместо того, чтобы зарабатывать ее. Мне жаль, что я не начал раньше стремиться стать достойным такой женщины, как ты. Мне жаль, что я не попросил твоей руки той первой ночью на балу. Мне жаль, что я пришел к тебе слишком поздно, и слишком мало могу предложить тебе.

Она провела ладонью вниз по его руке, чтобы переплести свои пальцы с его пальцами.

– Нет. Слишком поздно, возможно, но ни в коем случае не слишком мало. Если бы я только могла сказать тебе…

Рейф застонал.

– В чем дело, Феба? Почему ты отвергаешь меня, а затем дразнишь меня своим прикосновением? Почему ты отталкиваешь, а затем притягиваешь?

Девушка рассмеялась надрывным смехом сквозь слезы.

– Это не я, кто… однажды ты узнаешь кое-что обо мне. Я выйду замуж за Колдера, а затем он станет герцогом, и ты узнаешь кое-что. Когда настанет этот день, пожалуйста, пожалуйста, пойми, что у меня не было выбора. Ты вспомнишь, что я подчинялась своему отцу и что я была трусихой – но ты должен также помнить, что я любила тебя нежно и сильно. Причина, по которой я отказала тебе, заключается не в том, какой ты человек. Как раз потому, что ты являешься особенным человеком, мне очень трудно сделать это.

– Ты не трусиха. – Он поднес ее руку к губам. – Ты женщина чести, которая не станет нарушать слово, данное хорошему человеку. Я не смог бы так любить тебя, если бы ты не была такой. А Колдер хороший человек. Он никогда преднамеренно не обидит тебя. – В отличие от меня, ведь я уже причинил тебе слишком много боли своей настойчивостью.

Она не могла слышать этой его мысли, но, как всегда, она узнала о ней.

– И ты тоже хороший человек, лорд Рафаэль Марбрук. Ты можешь не разделять это мнение, но я не любила бы тебя так сильно, если бы ты им не был. – Ее голос задрожал и Рейф ощутил трепет ее пальцев, предвещающий неминуемые слезы.

Он потянулся к Фебе, притянул в свои объятия, устроив ее голову у себя под подбородком.

– Все будет хорошо, милая Феба. У тебя будет блестящая жизнь, а я буду иногда навещать вас и стану хорошим, беспутным дядюшкой твоим детям – буду кормить их сладостями так, что они заболеют, и покупать им игрушки, от которых будет слишком много шума.

Она рассмеялась в его жилет, но смех превратился в рыдание между одним вздохом и другим. Рейф крепко держал ее, пока она плакала, ощущая сквозь свой жилет и рубашку эти горячие слезы, обжигавшие его, как клеймо. На этом месте останутся шрамы, хотя он будет единственным, кто когда-либо узнает о них.

Он может умереть от того, что позволит ей уйти.

Экипаж стоял, не двигаясь, на обочине дороги, когда Стикли и Вульф догнали его. Они оставались на другой стороне, прячась в тени. Густой придорожный кустарник был влажным и прилипающим после недавнего дождя.

– Что они делают? – прошипел Стикли. – Я думал, что они собираются в оперу?

Вульф пригладил свой запачканный и порванный наряд.

– Лучше бы им теперь туда не ездить. Я никогда не пройду по коридору в опере в таком виде.

Стикли подергал пуговицы на своем жилете.

– Нам лучше отложить это дело. Сейчас все идет не так. Мне не нравится эта темнота и тишина. Здесь рядом могут быть бандиты или им подобные.

Вульф усмехнулся, его зубы сверкнули белизной в темноте.

– Ах, Стик, ты гений. Дай мне этот твой пистолет.

– Не дам! Мне он нужен только тогда, когда я делаю депозиты в банке. Я очень осторожен с деньгами других людей, ты же знаешь.