Страница 59 из 85
«Но лучшая из книг, написанных на этом озере, — «История упадка и разрушения Римской империи» Эдуарда Гиббона. Он кончил эту выдающуюся книгу здесь. Конечно, вы ее читали?» «Боюсь, что нет», — ответил я. «Прошу вас, почитайте как-нибудь, — сказал он. — В ней показано, что все исторические эпохи составляют замкнутый цикл. И этой книгой Гиббон положил начало современной реинтерпретации истории». «План грандиозный», — проронил я. «Я думаю, мы и живем на свете для осуществления грандиозных планов, — ответил Криминале. — Я не согласен с многими философами наших дней, которые считают, что живем мы просто так и вовсе не должны осуществлять что-либо. Но они считают так, конечно, не без оснований. Все, кто в наши дни пытался претворить в действительность великие проекты, потерпели неудачу. Ницше в результате столкновения с сумбуром потерял рассудок. Хайдеггер обманулся в нацистах, которых принял за великих философов, а они были всего-навсего громилами, головорезами. Сартр, наивный, как какая-нибудь юная девица, с шайкой сталинистов... Я их знал и представляю, как они его использовали. Но, конечно же, философ для того и существует, чтоб его использовали».
«К чему тогда усилия?» — спросил я. «А ничего не делать еще хуже, — ответил Криминале. — Сегодня они говорят философу: будь сдержаннее, ты нанес немалый вред. Но как философ может перестать быть таковым? Я убежден, что нам нужны мораль, политика, история, чувство собственного «я», чувство инакости, чувство человеческой значительности в некотором роде. Скептики у нас теперь запели гуманизму отходную. Не согласен с ними. Задача философии — просто все время заново изобретать задачу философии, подчинять нашу эпоху и наш мир идее. Вы молоды, и мы должны вас снабдить идеями. И все время мы нуждаемся в морали, политике, истории, в чувстве собственного «я», в чувстве других, в каком-то смысле в чувстве вечности. Как придумать философию после философии? Я постоянно задаю себе этот вопрос». «И как же отвечаете?» — спросил я.
«Ну, что-нибудь всегда сбивает нас с пути — любовь, деньги, власть, известность, скука... Кстати, мне надо идти разыскивать свою молоденькую спутницу. А вы один?» «Один», — ответил я. «А мне казалось, я вас с кем-то видел. Что такое?» Лопасти вспенивали воду, пароход разворачивался; я глянул через борт. Внизу был виден небольшой причал. «Мы пристаем, — сказал я. — Видимо, сейчас будем сходить на берег». «Ах ну да, Шильон, — сказал, небрежно роняя сигарету за борт, Криминале. — Надо подготовиться к выступлению». «Вы будете сейчас здесь выступать?» — спросил я. «Да, таким вот способом они хотят испортить этот чудный вечер, — отозвался он. — Разве у вас не обозначено в программе?» «Я потерял ее, — сказал я быстро. — Что же, предвкушаю ваше выступление». «Никогда не предвкушайте выступлений, — посоветовал он, протянув мне руку. — Только вспоминайте, если они будут того стоить. Всего доброго». Он пошел по палубе. Наверно, в поисках мисс Белли, хотя связь их стала мне теперь казаться еще более поразительной, чем прежде.
Суровый каменный Шильон, безрадостная веха в череде людских несчастий, остров-замок, возвышался, освещенный, рядом с местом, куда мы пристали. Поток фотографов уже стекал по сходням на берег и шумною толпой перебирался через деревянный мостик к крепости. Был среди них и Криминале, заметный в толпе благодаря оранжевой хламиде Белли, повисшей на его руке. Кого я потерял, так это Илдико; пожалуй, следовало поискать ее на пароходе. Но ни в салонах, ни на палубах ее не оказалось: наловчилась исчезать не хуже Криминале. По сути дела, в эти дни я занимался поиском двоих. Пароход был почти пуст, и я, сойдя на берег, мостиком прошел в Шильонский замок.
Здесь, во внутреннем дворе, и собрались участники конгресса. Приветствовал их, стоя на балконе, мэр Монтрё; он рассказал историю бедняги Франсуа Бонивара, который на шесть лет прикован был к скале в темнице ниже уровня воды — видно, не самую подходящую он выбрал философию для тех времен. Мыслить было нелегко всегда. Я оглядел толпу, но Илдико как не бывало. Затем нас проводили в главный зал с современным освещением и современными же стульями. Пламенная председательница представила почетного гостя конгресса и оратора этого вечера. Им был, конечно, Криминале, поднявшийся, чтоб выступить с программным сообщением на тему «Фотография и желание». Сидя позади, я осторожно оглядывал внимательную публику. Илдико в зале не было.
Это сильно отвлекло меня от выступления Криминале, но, похоже, проходило все успешно. Мрачность и уныние, которые выказывал он в Бароло, вроде бы ушли в прошлое, как и приметы эротической пресыщенности, каковую обнаруживал он предо мной на пароходе несколько минуту назад. Он открыто восхвалял эротику, превозносил желание, даже более чем желание — шокирующую откровенность и неистовость. Он отказывается, сказал он, видеть в теле символ или знак, как современные философы. Для него это реальность, плоть как плоть. Эротическое «я» самодостаточно, обнаженный человек — явление вне культуры, вне притворства; он подвергал нападкам старомодных моралистов, новомодных семиологов; Лакана отвергал, Фуко послал подальше. Феминистки принялись его освистывать, абстракционисты зароптали, так как Криминале явно нарушал обычные приличия, привычнейшие интеллектуальные обычаи. Но, утомленные двумя днями теории и жаждая поскорей добраться до обещанного вслед за тем вина, фотографы откликнулись тепло и наградили Криминале шумными аплодисментами.
Слышно было их довольно далеко — я в это время ускользнул уже оттуда и осматривал угрюмый замок, всюду ища Илдико. И наконец нашел — внизу, в темнице: держа в руке бокал, она дружески беседовала с Хансом де Графом. «Ищу, ищу тебя!» — сказал я. «Ты ведь знаешь, что я не любительница лекций», — ответила она. Последовала вспышка — нас сфотографировал де Граф. «Прошу прощения, — сказал он. — Я пойду, там, наверху, сейчас прием». «Хватит с меня, Илдико, — вскипел я, когда он ушел. — Объясни в конце концов, что у тебя такое происходит с Криминале?» «Ничего, — сказала Илдико. — Я и не вижу его». «То-то и оно, тащилась ведь из Будапешта, чтоб его увидеть». «Ну, я вне подозрений, — отвечала она. — А вот о тебе сей милый юноша мне задал множество вопросов». «Де Граф? — проговорил я. — И какие же?»
«Где ты работаешь, что ты вообще собою представляешь, — отвечала Илдико. — Он говорит, что никогда еще не видел русского, который бы совсем не говорил по-русски. Может, тебе все же стоит хоть немножко привенгериться?» «И что же ты ему сказала?» «Ничего, — ответила она. — Что я едва с тобой знакома. Так ведь?» «У меня случился с Криминале долгий разговор. Он мне рассказывал, как его жизнь испортил секс». «А обо мне он говорил?» — спросила Илдико. «Да нет, — ответил я. — И я не заикнулся». «Хорошо, — одобрила она. — С такими вещами лучше быть поосторожней». «Ты о чем? — спросил я. — Что происходит?» Но толпа участников конгресса с карточками и бокалами в руках уже сходила вниз, чтоб обозреть темницу. «Возвращайся туда, продолжай вертеться среди них, — сказала Илдико. — Поговорим на пароходе. Мне охота осмотреть это кошмарное местечко».
И я вернулся в главный зал. Стулья уже вынесли, все было подготовлено к приему. Там имелась выпивка, изрядное количество, там собрались фотографы, притом какие! В конечном счете сливки мировой фотографии, и все щелкали друг друга и, конечно, Басло Криминале. Он находился там, где он любил бывать, — в центре внимания, он был окружен толпою. Я пролез поближе. «Вы прочли такую замечательную лекцию, — сказала очень симпатичная румынка. — Только пятеро участников уснули, прекрасный результат. И вы так тонко чувствуете эротику! Я хочу, чтоб вы меня сфотографировали обнаженной!» «Давайте договариваться, — согласился Криминале. — Завтра?» «Басло, миленький, тебе пора на пароход, — проговорила мисс Белли, трогая его за рукав. — Они вконец тебя уморят». Илдико была права: говорила она совершенно как Сепульхра; может, это Криминале так действовал на людей. «Этой милой даме хочется, чтоб я ее сфотографировал», — ответил Криминале. «Не забудь, что утром тебе в банк», — сказала Белли. «Можно ведь пойти туда в любой момент, — ответил он. — Почему всегда, когда тебе высказывают восхищение, пора идти куда-то?» «Тебе высказывают восхищение все кому не лень», — нетерпеливо откликнулась Белли и увидела меня. Судя по всему, она меня узнала; глаза ее расширились. Повернувшись, она что-то зашептала Басло Криминале. Начиная понимать причины сдержанности Илдико, я улизнул, чтобы пройтись по замку.