Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 120

И ему захотелось верить, что такой человек, как Арсений Кирилыч, не свихнется; что все эти газетные слухи просто «враки», и только такой «головастик», как Дубенский, может мучиться из-за подобных пустяков.

За несколько шагов до крыльца храп лошадей заслышался явственно, и пыль, вздымаясь высокими клубами, совсем закрыла фигуру Усатина, когда он подъезжал к конторе.

Оба они, и Теркин, и Дубенский, вышли на крыльцо.

Усатин грузно вылезал, опираясь на руку одного из служащих. Первого увидал он Теркина. стр.112

— А!.. Василий Иваныч!.. Вы как?…

Оклик, сделанный молодым, немного шепелявым голосом, показал Теркину, что Усатин забыл про их разговор в Москве и про то письмо, которое он писал ему на днях, извещая о своем приезде… Быть может, не получил его…

Они поздоровались.

— Мы вот с господином Дубенским рассудили перехватить вас, Арсений Кирилыч, по дороге в усадьбу. Пожалуй, отсюда прямо на чугунку укатите…

Вас ждут депеши. С моим личным делом я повременю… А письма моего вы разве не получили?

— Какого письма?

— Из Ярославля я вам писал на той неделе?..

— Нет… Вы куда же адресовали?

— Да сюда, в усадьбу.

— Я больше недели мыкаюсь…

И, видя, что Дубенский с нервным лицом переминается с ноги на ногу, Усатин быстро повернулся в его сторону и не договорил.

— Петр Иваныч?.. У вас, стало, что-нибудь экстренное?

— Три депеши, Арсений Кирилыч. Одна была на мое имя. Вот они.

Дубенский вынул из кармана три телеграммы и с дрожью в пальцах подал их.

— Из Москвы? — спросил Усатин.

Теркину показалось, что голос его дрогнул.

И, не раскрывая телеграмм, он обратился, все еще у крыльца, к служащим:

— Вам тоже к спеху?

— Как же, Арсений Кирилыч… — отвечал за всех стоявший впереди худой высокий малый, с длинной желтой бородой. — Насчет теперь…

Белой пухлой рукой Усатин сделал движение.

— Хорошо!.. Господа, я сейчас к вам… Только отпущу их… Пожалуйте в комнаты.

Теркин и Дубенский вернулись в контору, где Дубенский опять начал ходить взад и вперед.

— Послушайте… Петр Иваныч, — окликнул его Теркин, стоя у двери.

— Что вам? — рассеянно отозвался Дубенский.

— Коли вам надо сейчас же объясниться с Арсением

Кирилычем, я могу и в садик пойти. стр.113

— Нет… Зачем же… Вероятно, он сейчас поедет в усадьбу…

— Да ведь я вижу, Петр Иваныч… вы сам не свой… Право, я лучше в садик выйду.

Теркин взялся за ручку двери, и только что он отворил ее — столкнулся на пороге с Усатиным.

— А вы куда? — звонко спросил тот, входя в контору и сняв шляпу.

Череп его совсем полысел, и только кругом в уровень ушей шла полоса русых, плотно остриженных волос с легкой проседью.

Депеш он еще не читал и держал их в другой руке.

— До вас у Петра Иваныча неотложное дело… Я на воздухе побуду.

— Да разве так приспичило, Дубенский?

— Вы депеши еще не прочли? — спросил техник с ударением.

— Сейчас, сейчас…

Теркину захотелось остаться посмотреть, изменится ли

Усатин в лице, когда прочтет депешу.

Первую, уже распечатанную, пришедшую на имя Дубенского, Усатин раскрыл и пробежал.

— А! вот что! — глухо вырвалось у него. — Предполагаю, какого содержания остальные две… Господа… Едем. Я вскрою эти депеши у себя в кабинете.

— Быть может, — начал Дубенский, — вам отсюда придется ехать на станцию.

— Нет, друг мой… я и без того измучился. Если нужно, я поеду завтра… да и то… Я знаю тех… московских.

Сейчас голову потеряют.

Глаза его перебегали от Дубенского к Теркину… Лысина была влажная. Нос, несколько вздернутый и тонкий — на таком широком и пухлом лице, — сохранял свое прежнее характерное выражение.

— Едемте, господа… И первым делом выкупаемся.





Еще раз пробежал он депешу и наморщил лоб.

Но двух остальных он так и не вскрыл.

"Малодушие закралось, — подумал Теркин, — чует что-нибудь очень невкусное…"

Но вера в этого человека еще не дрогнула в нем. И желание отвести ему беду зашевелилось в его душе. стр.114 XXIX

В гостиной, с дверью, отворенной на обширную террасу, было свежее, чем на воздухе. Спущенные шторы не пропускали яркого света, а вся терраса стояла под парусинным навесом.

Теркин оглядывал комнату — большую, неуютную, немножко заброшенную. Мебель покрывали чехлы. Хозяйского глаза не чувствовалось. Правда, семейство Усатина за границей. Но все-таки было что-то в этой гостиной, точно предвещавшее крах.

Усатин, когда они приехали, провел Дубенского в кабинет. Голоса их не доносились в гостиную, да Теркин и не думал прислушиваться… Объяснение затянулось. Он закурил уже третью папиросу.

Дверь из кабинета выходила тоже на террасу, за углом.

Заслышался наконец гул разговора. По террасе шли Усатин и Дубенский. Они остановились в глубине ее, против того кресла, где сидел Теркин.

Теркин ерошил волосы и двигался боком, заслоненный обширным туловищем Усатина. И на лице Арсения

Кирилыча Теркин тотчас же распознал признаки волнения. Щеки нервно краснели, в губах и ноздрях пробегали струйки нервности, только глаза блестели по-прежнему.

— Как знаете! Я вас не желаю насильно удерживать, — дошли до слуха Теркина слова Арсения Кирилыча, — но не следовало, милый мой, так рано труса праздновать!..

Он обернулся в сторону открытой настежь двери и увидал Теркина.

— Значит, вы сейчас обратно? — резче спросил он вслед за тем Дубенского.

Тот что-то пробормотал и торопливо протянул руку, сделал два шага по террасе назад, потом повернул и прошел гостиной, чтобы проститься с Теркиным.

— Перетолковали? — спросил Теркин.

— Да-с… Я еду… сейчас… Очень жаль, что не удалось…

Дубенский не договорил, стиснул руку Теркина и быстро зашагал к двери в переднюю. Волосы его были в беспорядке, все лицо влажное.

— Ну, будьте здоровы!

Свое пожелание Теркин пустил ему вслед стоя. стр.115

— А!.. — окликнул его сзади Усатин. — Вот это чудесно!

Какая прохлада! Мы здесь и закусим… В столовой наверно духота… Только еще рано… Мы посидим, потолкуем… Не угодно ли на диван?

Он взял Теркина за плечо и повел его к низкому дивану у одной из внутренних стен.

— Вот сюда… Позвольте раскурить о вашу папиросу.

Они расселись… Усатин закурил и раскинулся по спинке дивана.

— У-ф!.. — выпустил он воздух звонкой нотой.

— Вам, Арсений Кирилыч, наверно, не до меня и не до моих дел, — начал Теркин искренно и скромно. -

Что-то у вас такое стряслось…

— Вы знаете? Из газет?

Вопрос Усатина зазвучал резко.

— Нет, от господина Дубенского… я кое-что…

— Тосподин Дубенский, — прервал уже раздражительнее

Усатин, — как я ему сейчас на прощанье сказал, слишком скоро труса празднует.

Он ударил себя по ляжке и переменил положение своего грузного тела.

— Удивительное дело!.. Кажется, я всем таким господам, как милейший Петр Иваныч, давал и даю ход. Без моей поддержки ему бы не выбраться из мизерии поднадзорного прозябания.

— А господин Дубенский из нелегальных был?

— Помилуйте!.. И как еще!.. Теперь он директор значительного завода. Пять тысяч жалованья и процент.

Во мне было достаточно времени увериться. Я никого из работающих со мною не подведу.

— Вы-то!

Это восклицание вылетело у Теркина задушевной нотой.

— Только со мной идти надо вперед смело, не бояться риска, временных заклепок, подвохов, газетной брехни, всяких дешевых обличений, даже прокурорского надзора… на случай доносов…

— А нешто до этого дошло, Арсений Кирилыч? вполголоса спросил Теркин, слегка нагнувшись к Усатину.

— Дошло ли?!

Усатин прищурился на Теркина и мотнул головой.

— Донос, наверно, сделан на днях… В обеих депешах говорится про это. стр.116

И, как бы спохватившись, он перебил себя восклицанием:

— Я знаю и чувствую, откуда это идет. За все свое прошлое приходится отвечать теперь, Теркин… Ведь вашего отца, сколько я помню, его односельчане доконали?