Зеркало Триглавы

Больше всего бесенок боялся, что брат уговорит все-таки чародейку вернуться в свой истинный мир. А вот этого Птаху как раз и не хотелось. Стыдно признаваться даже самому себе, но после возвращения он стал страшиться одиночества, неприкаянности, ненужности, вот и прикипел всем сердцем к спасшей и приютившей его ведьме.

Легкая туманная дымка окутала низкорослую поросль у подножия высоких деревьев. Край неба немного посветлел. Редкие облачка, оставшиеся от ночных туч, окрасил бледно-розовый ореол, предвещавший скорый рассвет. Громкий гомон просыпающихся птиц зазвучал над притихшим лесом. Верховой ветер качнул верхушки немногочисленных раскидистых елей, сбросил вниз несколько шишек. Одна из них с противным чавкающим звуком упала в заросли шурушицы.

'Плохую услугу оказал нам огненный змей, — подумал Птах, проследив за её полетом, — я бы и так вывел Людмилу наружу, а теперь возись тут. Ещё неизвестно, удастся ли задеманное? .

Птах не лукавил, сомневаясь в благополучном исходе своей задачи. Издавна все старались стороной обойти это место, внушавшее непреодолимый ужас всякому, кто оказывался поблизости. Макошь рассказала как-то, что именно там находится исполинское устье, соединившее навечно Явь и Навь. Не верить ей не было повода, ибо Макошь была одной из Помнящих. Воспоминания оказались слишком мучительными для нее — даже охламон Недоля проникся, не говоря уже о рассудительном Доле, и близнецы не стали расспрашивать её дальше, хотя обоих терзало любопытство.

К полному странных искалеченных растений Черному лесу, вызывающему ужас у всякого, кто ненароком забредал в него, колдовство Кащея не имело никакого отношения. Тлетворное дыхание Нави отравляло даже воздух, что уж говорить о земле, рождающей всевозможных уродцев. Бесконечно долго длилось противостояние сил Нави и Яви. Триглаве удавалось сдерживать чудовищных тварей, старающихся прорваться в наш мир. Иногда для отражения прорыва собирались все силы. Обитатели Яви гибли, теряя родичей в неравной изматывающей борьбе, пока не появились диковинные пришельцы со звезд. С их помощью получилось навсегда закрыть барьер между мирами.

В Яви наступило относительное затишье, да только хитрый Кащей изворотливым аспидом подобрался к Триглаве, обманом одолел, да упрятал в укромное местечко. Сам же поселился в её замке по праву законного владельца и принялся по одному уничтожать своих соплеменников. Защищая Сварога, погибла Макошь, вслед за ней ушел в Правь Доля, а оставшийся один Недоля протянул недолго. Он влетел в силки, расставленные совсем на другую дичь, и тоже отправился в светлые чертоги Верхнего мира, затаив лютую злобу на повинного в своей смерти.

Триглава-то уничтожала навьев без малейшей жалости, а вот Кащей умудрился с ними как-то договориться, подкармливал людскими душами и черпал силу колдовскую бессчетно. Молва многократно приукрашивала могущество сильнейшего черного колдуна. Мало кто знал правду, а кто узнавал, так тот уже никому не мог рассказать. Отсюда никто не возвращался, кроме них…

Надо было сразу уходить, как только сгинул Кащей и спали чары, наложенные им, но не устоял Птах перед соблазном подшутить безнаказанно над ведьмой и самоуверенным котом, оставшихся без своих умений, а потом предстать перед ними во всей красе, раскрыв свой истинный облик. Шутка не удалась, хотя — бесенок хихикнул — было забавно наблюдать за растерянной чародейкой и компанией. Ведь закрылись же все входы-выходы, ведущие на поверхность, как только рухнул замок, не оставив ни малейшей возможности навьям выбраться в Явь, затворив подземелье наглухо. Откуда только взялся этот Змиулан? Явился выручать ведьму-благодетельницу… Птах ни капельки не сомневался, что и змею чародейка помогла однажды. Не проходила она мимо чужой беды, отчего и находились у неё всегда туча добровольных помощников во всех делах.

Птах горестно вздохнул и опять глянул на небо. Восход полыхал всеми оттенками густо-красного. Пора, скоро солнце встанет нал лесом во всей красе… Вот тогда самое веселье и начнется…

Небольшие копытца выбили звонкую дробь на подсохшей земле. Бесенок высоко подпрыгнул, сделал переворот назад и пошел отбивать чечетку вокруг ямы, ускоряя с каждым поворотом и без того быстрый ритм. На дерне четко обрисовался круг из комьев грунта вперемешку с изломанными стеблями травы. За пределами круга воздух сгустился, укрыв туманной дымкой происходящее.

Исступленные удары копыт эхом возвращались из-под земли, гудящей от напряжения. Ветер, рожденный мчащимся бесенком, закрутился круговертью вокруг ямы, поднялся вверх, затягивая в свою воронку редкие облачка. Птах мельком взглянул на залитый пурпурно-розовым сиянием горизонт, гикнул и, не замедляя своей пляски, затянул песнь без слов. Голос его то опускался до угрожающего горлового рыка, то ликующим фальцетом взлетал к самому небу, то срывался в умоляющий всхлип. Тело бесенка вибрировало от неимоверного внутреннего напряжения.

Солнце показалось из-за кромки леса — немыслимо огромное, налитое золотым сиянием, похожее на надкусанное яблоко, но густые ночные тени все ещё лежали на поляне.

Скорей, скорей… Сил так мало…

Ослепительный луч пробился сквозь стену деревьев, светоносной стрелой вонзился в сердцевину темного коловращения вокруг ямы.

Земля содрогнулась — из глубины донесся нарастающий с каждым мгновением рокот. Подземные недра тяжело вздохнули — из ямы наружу, словно живые, полезли большие округлые валуны. Сильный подземный толчок сбил Птаха с ног. Бесенок извернулся всем телом, выкатился за пределы очерченного им круга, стараясь отползти как можно дальше отсюда. Он знал, какой мощью обладают разбуженные им силы. За все время своей жизни ему еще не приходилось обращаться к ним. Не стал бы он вызывать их и сейчас, но негоже оставлять лазейку для навьев. Удалось… все удалось, а теперь будь, что будет…

Птах вскочил и, словно угорелый, кинулся под прикрытие деревьев. Густо-черное щупальце выстрелило в спину ускользающего бесенка, сбило наземь и присосалось пиявкой, высасывая желанную жизнь из щуплого тела. Жертва дернулась и затихла, зато щупальце, набирая мощь, раздувалось, пока в него не врезался ослепительный луч. Щупальце отдернулось, потеряло связь с воронкой, беспомощно заметалось, уворачиваясь от роя золотистых искр, окружавших его, потом трансформировалось в туманное марево и втянулось обратно в породившую его заверть.

Легко сказать — занимайтесь чем душа пожелает… А что делать, если душа желает сейчас сочный кусок хорошо прожаренного мяса, сковородку жареной картошечки с хрустящими шкварками и с десяток крепеньких хрустких малосольных огурчиков. Антон вздохнул: — 'Почему так устроен человек: когда давят проблемы — не до еды, а как чуток отпустит, сразу жрать хочется? . Он покосился на спящую Людмилу, и у него защемило сердце — у сестры можно все ребра пересчитать, благо остатки одежды мало что скрывают.

— Что делать будем? — толкнул под руку задумавшегося друга Тимофей.

— Ждать, чего ещё?

— Тогда я пойду осмотрюсь…

— Куда? Бегай потом ещё и тебя ищи…

— Я с Баюном не пропаду, тем более светать начало. Может, птичку какую словим, зажарим… — мечтательно протянул мальчишка, — жаль, что перекинуться нельзя, было б легче. Пошли, котофей, поохотимся…

Кота не надо было приглашать дважды. Даже без Тимофея он не собирался просто так сидеть и ждать неизвестно чего. Известно ведь — что потопаешь, то и полопаешь… Невдалеке в кустах кто-то очень заманчиво ворошился, приглашая им позавтракать. Баюн бесшумно нырнул в заросли. Мальчишка потопал за ним.

— Тише ты, — донеслось до Антона шипение котофея, — ломишься, как медведь, всю дичь распугаешь… Охотничек… навязался на мою голову…

Парню стало смешно. Возможно, это была запоздалая реакция на недавний стресс, но он с трудом сдержался. Сладив с рвущимся наружу хохотом, Антон присел около сестры. Сразу же навалилась предательская слабость, веки потяжелели, а тело обволокла приятная истома. Нет, так дело не пойдет… Что угодно, только не спать… Он прислушался к тихому шороху листьев, непонятным поскрипываниям. Вдруг мирную тишину спящего леса нарушил резкий, как выстрел, треск сухой ветки. Антон мгновенно вскочил на ноги, напряженно замер. Показалось? Перед глазами явственно предстала оскаленная морда беса, опрокидывающийся навзничь Тимка с побелевшим лицом. У страха глаза велики, но лучше не вспоминать. Правильнее вообще не думать ни о чем. Лучше стихи какие-либо почитать, но на ум, как назло, не шло ничего, кроме дурацкой детской считалки: — 'Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана… . А что, как раз в тему, только месяц давно уже ушел, скоро солнце взойдет.