Страница 22 из 48
Как не был сном дворец Императора, склоки, интриги. Как не было сном наваждение, именуемое Локитой.
Вздохнув, отступить на шаг, прислонившись спиной к мрамору колонны и нечаянно столкнуться с фигуркой закутанной в темный шелк, одарить взглядом, внезапно узнавая.
Шеби! Милая, маленькая, надежная его мечта. Волосы, словно торнадо, кроток взгляд небесно — голубых глаз, взволнованно дыхание! А у глаз следы тревог. Следы сомнений, бессонных ночей, следы ожидания и надежды.
И нельзя не улыбнуться ей, желая ободрить, словно протянуть ладонь.
— Вы? Здесь? — тепло, без холодной вежливости, искренним, живым тоном. — Даже не надеюсь, что из — за меня. Но раз встретились, не хотите ли сказать мне «спасибо»?
Дрогнув, взметнулись ресницы.
— Спасибо…. - отступила на шаг, и внезапно вернулась, заглянула в глаза, — господин Да-Деган, скажите мне…. Говорят, на Раст-Танхам видели Ареттара. Это может быть правдой?
И усмехнулся и презрительно пожал бы плечами, если б спросил это кто-то другой. Если б не смотрели с взволнованного лица эти глаза, ее глаза. Если б не ждала его признания она.
Проклясть бы Судьбу. Эх, признаться б… да разве это возможно?
— Я не знаю, — но не скрыть ноток сочувствия в тоне, не отвернуться от нее, не отмахнуться. Положить ладонь на хрупкое плечо, чуть сжать, словно б ободряя, — Я был бы рад знать, и сказать то, что вы хотите услышать. Но даже этим ободрить вас не могу.
Облизнуть пересохшие губы, отвернуться, ища спасения. И рядом с ней не было ему покоя. И не было ни единого твердого клочка суши под ногами. Поймала его ладонь ее рука, прикоснулись губы к коже, обжигая. Дурманом бросилась в голову кровь. Только выхватить руку, обернувшись смотреть на мольбу в глазах.
— А вы узнаете? — робкая просьба. Так молит приговоренный к смерти о еще одном глотке воздуха. О последнем вздохе. О праве на последнее желание. — Я прошу Вас.
И нет ни единой мысли в голове. Пустота. Только горит кожа там, где ее коснулись губы, да сжигает изнутри навязанная суть, причиняя нечеловеческую боль. Признался бы! Но что это изменит? Нет у раба Императора права на счастье.
— Я постараюсь узнать, — произнести ледяным холодным голосом, желая, что б отошла, не смотрела так, не испепеляла покой. — Ради того, что б вы улыбнулись — все, что угодно!
«Все что угодно!» Схватить бы в охапку и нести, бредя босыми ногами по звездному мосту, презрев власть и пространства и времени над собой. Если б только вернулась Свобода — украл бы! Стянул из-под носа Хозяина Эрмэ самую большую драгоценность. Посмеялся б от души, не жалея ни о чем.
Если б только можно было….
А впрочем, что ему извечное «нельзя»? Любоваться вместе восходами, закатами, неторопливым бегом светил по ночному небосводу, наслаждаться если не телами и дыханьем друг друга, так беседами, чувствуя, как в унисон звучат их мысли, разве это позволит он кому-то у себя отнять?
Разве может он потерять еще хоть что-то? Разве можно столько терять и продолжать жить? Уж сколько было потерь…. Почему же еще жива душа? Почему еще бьется сердце, то, радуясь и ликуя, то болезненно сжимаясь? Пора б привыкнуть ко всему, а, привыкнув, отрешиться, замкнувшись в равнодушии. Только и этого ему не дано. Не дано равнодушия. Этой универсальной анестезии от своих и чужих переживаний. Видно, таким был угоден своевольной своей госпоже.
И вновь улыбнуться — мило, светло. Как не умеют улыбаться на Эрмэ, стараясь не спугнуть, не оттолкнуть. И тут же, спохватившись, погасить улыбку, что б не перехватили ее чужие злые взгляды.
— А вы любили Ареттара, — выдохнуть без насмешки, грея сочувствием.
— Любила… — тихим эхо, невольным признанием. — Только лучше бы не любила. Сколько бед происходит от моей любви!
Удивленно распахнуть глаза, словно не веря ушам. Да и как тут поверишь?
Если б не она, эта любовь, если б не было ее, разве бы выжил? Разве бы верил? Разве мог бы надеяться хоть на что — то? Разве смог бы снова кинуть в лицо Фортуны вызов?
Если б не надеялся — смог бы вернуться сюда?
А и в самом деле — коего черта вообще вернулся? Посчитаться с Хозяином Эрмэ, или в который раз обжечься на каленом железе? Так ведь нет! Нет! И это было, но только разве ж было главным?
Разве месть может затуманить рассудок так, что сам сунешься в капкан? Нет, лишь любовь толкает на безумие. Разве не из-за взгляда любимых глаз готов был поплатиться головой? Разве не из-за надежды — встретиться, еще хоть раз встретиться рвался сюда из неведомой дали.
Вспомнился Файми — ледяной, стылый. Потоки ледяной воды, отнимавшей последнее тепло у измученного тела. Почему не сдох? В беспросветном мраке, в полной темноте, в тишине, холоде, голоде и забвении?
Не потому ль что надеялся, безумно надеялся, безрассудно, глупо и истово надеялся заглянуть в ее глаза?
Признаться, не признавшись, выдохом, выпуская на волю не мысли, все то, чем жил последние годы, эту самую бездну лет, что не видел ее глаз:
— А я б рискнул навлечь на себя любые беды, если б только вы любили меня.
«Если б только вы любили меня….»
Отпрянула, отступила на шаг. И только в линию губы. Покачала головой, словно умоляя не просить о невозможном.
Ароматом полыни наполнился воздух, до того пьянящий ароматами меда и солнца. Горечь, только горечь на губах. Впрочем, может, она и права.
Скривить губы и отступить самому, уходя прочь, к подножию трона. Идти, словно б в последний путь, чувствуя, как уплывает из — под ног земля, как неверно, неугадываемо будущее и не понять, какой еще узор задумала Судьба, какой выкинет фортель.
По знаку Императора подняться ввысь, присесть на мраморные ступени, заваленные пушистыми шкурами. У ног Хозяина. Рядом с лживо улыбающейся Локитой, которая высматривала в толпе кого-то, как охотящаяся кошка — мышь.
— А вы заигрываете с Шеби, — тихо-тихо произнесла чертовка. Только взгляд прожигает насквозь. — У вас есть вкус. Девочка симпатична. Одна незадача… она рабыня. Хотите, покажу пару покладистых деточек из хороших родов?
Усмехнуться в ответ, смотря в ее лицо холодным взглядом.
— Вы считаете, что сестра Хозяина Эрмэ недостаточно хорошего рода?
Смотреть, глядя, как легкий румянец залил ее щеки. Пропустила — таки удар! И слишком поздно поняла сама что именно сказала! А Хозяин рядом, и Хозяин настороже. Подхватил слова, отметил, запомнил!
Не мог дьявол забыть невысокого своего происхождения. Не раб, но не Властитель! Не мог похвастаться чистотою крови и тем, что принято было в Империи именовать благородным происхождением.
Воин! Живой щит, ночной ужас, хищник в облике человека!
Хозяин Эрмэ.
А в прошлом — годы муштры и годы подчинения чужой воле.
— Не любишь ты, Локита, Шеби, — мягок голос демона, но за мягкостью металл. — За что только? Или это зависть богини?
Да-Деган пожал плечами. Нашел у подножия трона фигурку, укутанную в темный шелк, перевел взгляд на Локиту, улыбнулся бесстрастно.
— Если б мне было дано право выбирать, — молвил осторожно. — Не знаю точно, кого бы я выбрал. Богиню ли, смертную ли…
— Тебе не нравятся Богини? — усмехнулся Император.
— Мне нравятся Богини, — осторожно возразил Да-Деган. — Только вот с смертными как — то проще по жизни…. Не ждешь от них никаких неприятностей и умираешь в своей постели. От яда или ножа — другой вопрос. Главное, что перед смертью не дергаешься.
Опустить глаза, заметив кривую ухмылочку Хозяина, пусть и смотрел Хозяин не на него. Смотрел на Локиту, пристально, так как мог смотреть он один.
Поджав губы, рассматривать носки собственных туфель, словно нет ничего интереснее на свете и ничего занятнее, как нити платины, сияние бриллиантов, сплетенные в замысловатый узор. Кожей чувствовал дуэль взглядов, выпады с одной и оскорбленную невинность с другой стороны. Понимал — не простит Хозяйка, но это было — все равно.
Машинально двигались пальцы, словно выбивали замысловатый ритм. Что-то бравурное, разнузданно — веселое!