Страница 23 из 48
— Может, к делу? — заметила Леди.
— Можно и к делу, — отозвался Император.
Не скрыть дрожи, пробившей тело при этих словах, прозвучавших как знак начала схватки. Отрезало все — насмешливый тон, старые счеты. Даже сердце изменило ритм.
Трепетали ноздри, словно ноздри хищника, зачуявшего кровь. Казалось, что-то щелкнуло в голове, и исчез неторопливый, уверенный в себе человек, испарился как дым, уступив место почти незнакомому, осторожному, сильному воину. И подмечал взгляд так много, как никогда ранее. И сгустился воздух, и тянулись секунды неторопливым хороводом, давая рассмотреть каждая свой особенный лик.
По знаку хозяина отворила свита двери, впуская в двери молчаливую толпу. Нехотя, в первых рядах, перебирал пространство, словно четки, Анамгимар. Смуро ступал Катаки.
И еще множество — незнакомых, тех, кого только предстояло узнать.
— Ты принес камни? — летит с выси голос Императора, внушительный резкий голос разноглазого дьявола. Голос, от которого словно в смертной муке сжимается сердце.
И нет ответа. Вместо него — молчание, только горят черные глаза Анамгимара Эльяна, словно желают испепелить трон и подобравшегося так близко к Хозяину Эрмэ высокого светловолосого человека в белоснежных, блистающих, словно морозный узор под солнцем, шелках.
Встал Император, выпрямившись, смотрел с высоты, словно на букашку на оплошавшего слугу.
— У меня украли камни.
Тихо звучит оправдание. Знает Анамгимар, что без толку пытаться разжалобить того, у кого сердца нет.
— Мне дела нет! Но ты обещал их принести!
Низок поклон пирата, раболепны жесты. А взгляд, как у лисы, попавшей в капкан.
— У меня их нет. Последний раз камни видели на Раст-Танхам, в руках Ареттара. Я видел. Многие видели.
Тих вздох Императора, но опасно сверкнули бархатно — синие очи Локиты.
— Ложь, — мягок голос Хозяйки. Сладок, как мед, топит волю, как муху. — Певец мертв. Пятьдесят лет, как мертв. А мертвые, всем известно, не воскресают.
Дрожь прошла по толпе, вытолкнули чужие руки, как последний козырь, высокого, сильного, словно вековой дуб, человека.
Скользил взгляд по знакомой фигуре, и как через ледяную корку — неспешно, приходило узнавание. А не узнать было нельзя. И этот дерзкий взгляд, полный презрения, и гордость, которую не укротили кандалы. Хаттами!
Вскочить бы, устроить черте что, разбить реальность в осколки! Но вместо того даже не сметь закусить губы. И если б знал, если б только мог предположить какой фортель выкинет судьба, отрекся б, отказался б от безрассудного своего и желанного, самого сладкого в чреде недавно канувших дней. Если б только знал как — отмотал бы время назад. Не должно было быть этого! Не должно!!!
Горечью жгло знание. Знал — раз стоит контрабандист здесь, у черного трона — не вернется назад. Что хочешь делай, хоть пой, хоть кричи, хоть волчком вертись! Нет прощения Анамгимару, но и для Хаттами его нет.
— Скажи! — голос Анамгимара сорвался на крик, — скажи! Мертвым ли ты его видел?! Скажи! Было ведь?! Пел!!!!
Усмешка раздвинула губы Хаттами. Вскочил на ноги, презрев условности, смотрел на Императора снизу вверх, а казалось — свысока.
— Ну, было… — раздвинул раскатистый голос стены и своды, такой яркой, словно огонек в ночи, насмешкой. — Пел он. Да как пел, Хозяйка! Анамгимар и тот плакал. Половина Аято видела эти слезы!
Побледнело лицо Локиты. Не белоснежным теплым фарфором казалось оно теперь, а хрупким кружевным льдом, сквозь который чернеет стылая вода полыньи.
— Ложь!
Воспарил голос, да сорвавшись, опал вниз, с тихим шуршанием последней листвы.
— Ну, это, как Вам будет любо!
— Найдешь его, привезешь назад — помилую, — мягок голос Императора. Вкрадчив. Так и хочется поверить в искренность интонаций, в это неподдельное волнение, что заставляет вибрировать каждый нерв, каждую клеточку тела. — Милостью осыплю. Ну?
Тишина.
Слышно даже дыхание.
Слышно как переминается некто неопознанный с ноги на ногу.
Каждый миг — как ломкий хрусталь. Каждая секунда как шаг по полу, утыканному лезвиями мечей. И кажется, оставляют секунды следы. Алые от крови следы. И готова спуститься на мир пелена. И впору жалеть, что нет в руках веера с надежным быстрым ядом, пропитавшим каркас.
Перебирают ледяные пальчики Фортуны его виски. Замораживают биение сердца. Не был бы сед — поседел бы в эти недолгие пять — десять секунд!
Бесценный дар — жизнь! Бесценный и сладкий!
И словно катится время вспять. Детство, юность… былое….
И предательская, неверная мысль. Что б найти Певца, что бы выдать, даже не нужно куда-то идти. Стоит только указать на него взглядом, обозначить коротким словом.
Не был бы сед, щедро б украсила седина виски, морозным узором страха. Не был бы так ошеломлен — сам бы выдал себя.
Но красноречив и совсем о другом говорит тяжкий вздох Хаттами, сорвавшийся с верных губ.
— Не для того я увез его из проклятого твоего города, что б искать по всему свету, дабы предать! Спасибо за предложение, Хозяин, но я, пожалуй, откажусь.
— Подумай! — настойчив тон, сладок голос.
А в ответ — фигура, сложенная из трех пальцев, хмельной кураж, издевательский смех.
— Накось, выкуси!
Уж на что был сам безрассуден, да только мурашки щипали кожу от чужого огненного куража.
Бешенство ударило в голову Хозяина, накрыло черным дурманом, топило волю, топило сознание, словно слепого щенка крутя и вертя в чудовищном водовороте.
Жуть исходила от невысокой фигуры Хозяина Эрмэ. Ничем не объяснимое колдовство сминало волю, словно пустой фантик.
— Найдешь!
— Ни за что….
Взрывался мозг изнутри, мягкой слизью тек вниз, по горлу, по венам.
Схватившись за голову, упав на колени, клонился к земле Хаттами.
Смерть, жизнь… красная кровь на мраморе пола, безвольное тело…
Тих шепот Локиты, тих и ядовит, и сочит сквозь алую пелену, проясняя сознание.
— Зачем ты его убил? Отдал бы мне, я б правду из него по капельке выдоила! Из-под ногтей бы выдавила, из сердца выжала! Голову б затуманила. Что проку с мертвого тела?! Оно не скажет, оно ничего не найдет. Повелся! Разозлился! Идиот!!!
И вновь, все сминающим ударом силы железного кулака.
— Ты забываешься, Локита! Лучше помолчи!
Тих зал. Чьи — то руки уже унесли тело, и стерта кровь. И только ожидание царит.
Молчит Анамгимар, смотрит ввысь пораженно, и чуть приоткрыв рот. А в глазах нечто странное, то ли неверие, то ли священный ужас. Узнавание в провалах черных глаз. И боязнь ошибиться и оторопь. И боязнь стать посмешищем для всей Эрмэ, и сомнения. А отсрочки — краткие горсть секунд.
Усмехнулся Император, протянул в открытой ладони нож.
— Иди вниз, рэанин. Если мой слуга с той же ловкостью что крал камни будет защищать свою жизнь, то скоро Гильдия будет твоя.
Кивнуть, принимая стальной коготь из монарших рук, спуститься вниз, словно на крыльях. Нельзя терять ни секунды. Сменяется оторопь старого врага готовностью, желанием признанья. Да только времени на это нет.
Налететь вороном, утянуть в омут борьбы, скользить на каблуках по полу, каждый шаг ставя как танцевальное па. Не терять понапрасну силы, но вытягивать их. Драться, как не дрался никогда, понимая, что неровно нагрузила Судьба чаши весов. На одной — жизнь Анамгимара. На другой — его жизнь. И сонмы звезд. И надежды многих. И Лига.
Только б не споткнуться, устоять на ногах, раз за разом парируя удары Анамгимара, не давая тому ни секунды, ни лишнего вздоха. Разить, словно превратившись в холодную белую молнию, уходить от ударов кинжалов, от хитроумных выпадов. И не чувствовать ничего. Словно опять, как в старом своем сне, танцуя жаркое танго с Судьбой — на границе моря, земли и неба, на границе бытия с небытием.
Скользнул нож, распарывая крепкий паучий шелк, обнажая плечо, срывая покровы, словно не так, то иначе желая выдать его тайну, вернув себе и положенье при дворе, и расположенье Хозяина.