Тегле

— Ведмедя откройте, — негромко приказал Кудеяр молодцу с ключами и тот рысью подбежал к одной из железных дверей.

Здесь, как успел заметить Юрий, ментальных защит было еще больше, и были они уже не только защитами. Установленные здесь заклинания парализовали волю и гасили всякий интерес к жизни. Находящимся здесь узникам, если они обладали ментальной чувствительностью, наверняка приходилось солоно.

Вслед за Кудеяром он вошел в камеру. Стены из крупных каменных блоков, хорошо подогнанных друг к другу, без раствора. Бетонный пол с небольшой дыркой в одном углу. Лежанка с матрасом, подушкой и несколькими одеялами. Стол, три стула, шкафчик для одежды. Книжная полка, уставленная книгами религиозного содержания. На стене — картина, Едишка Второй верхом, с обнаженной саблей в руке.

Посредине комнаты, на полу, подобрав под себя на азиатский манер ноги, медитировал крупный мужчина, до пояса обнаженный. Кондрахин вгляделся в его энергетическую оболочку. "Это незаурядный мастер, если он в застенках такую энергию сохранил". По едва заметному изменению формы ментальной оболочки Юрий догадался, что Ведмедь вышел из медитации и наблюдает за гостями. Заметил это и Кудеяр.

— Встречай гостей, Ведмедь. К тебе есть дело.

Медленно приоткрыв глаза, Ведмедь сфокусировал их на Кудияре, легко вздохнул и одним движением ног бросил свое тело на лежанку.

— Хозяин этой камеры — Ведмедь. Прозвище. Перед Московским Ханством повинен в упорном нигилизме. Ведун, коего с удовольствием заточили бы в свои подземелья церковные власти, хоть православные, хоть мусульманские. Но сидит он у нас, где теплее, лучше кормят, да еще гостей приводят временами, — представил Ведмедя господин Кудеяр и повернулся в сторону Юрия.

— Юрий, ранее был известен как господин Пильзень, только что вернулся из Рима, где сумел оторвать ногу кардиналу Джироло. Потом его ждали несколько необычные приключения, но ему удалось живым добраться до Москвы. Сейчас Юрий вновь собирается в Рим, чтобы попытаться уничтожить картину Третьей Печати.

Ведмедь пристально поглядел на Юрия. Собрав в мыслях все, связанное так или иначе с картиной Третьей Печати, Юрий открыл Ведмедю на мгновение свое сознание. И в ту же секунду пришло понимание: перед ним очень близкий к нему человек, когда-то Вступивший-на-путь, но свернувший с него, не в силах презреть связывающие его с родней и привычной жизнью связи. Ведмедь, безусловно, знал о множественности миров, но при этом Юрий ощущал в нем какую-то ограниченность, как будто этот крупный мужчина раз и навсегда запретил себе использовать свою ментальную силу в полную ее мощь.

— Вслух, господа, разговаривайте. Нас здесь некому подслушать, а я в беседе лишним не окажусь, — подал голос Кудеяр.

Ведмедь предложил гостям сесть. Его отношения с Кудеяром поставили Кондрахина в тупик. Совсем не похоже было, что Ведмедь — узник, а Кудеяр его тюремщик. Разговор сразу пошел с какой-то общей для собеседников точки, и уже Юрий чувствовал себя лишним.

— Асмодеев сосуд, ящик Дэва Биджаза, картина Третьей Печати, Спираль Розгора — наименований у этого предмета множество. Известен он давно, но лично у меня нет уверенности, что речь идет об одном и том же. Его владелец обладает непомерной для нас силой, — задумчиво рассказывал Кудеяр, — Юрий, что скажешь?

Юрий повторил рассказ Дерлика и добавил то, о чем услышал от ведунов Увилбене Ласа. Кудеяр взглянул на Ведмедя, приглашая к разговору того.

— Предмет этот я тоже стал бы называть картиной Третьей Печати. Истинная его сила, да и предназначение, навряд ли известны его нынешнему владельцу. Прикасаться к нему нельзя, он немедленно выбросит такого смельчака в иной мир.

— В Розгор?

— Туда. Даже враждебная мысль способна привести к такому же результату, но только вблизи картины. Хотя улавливает она враждебные умыслы с любого расстояния и может показать их потом владельцу.

Кудеяр предложил:

— Я могу снабдить Юрия огневым цилиндром. Если бросить его на картину, цилиндр, сгорая, испепелит ее. Такие цилиндры насквозь прожигают танковую броню.

— Картина отправит и цилиндр, и Юрия в другой мир, — твердо сказал Ведмедь, — обычными человеческими средствами с ней ничего не поделаешь. Я думаю, что Юрий сумеет найти против картины средства, но искать придется там, где она находится сейчас.

"Вот такие дела. Ведмедь, по крайней мере, способен что-то предложить. Но если продолжать разговор здесь, мне придется раскрыть перед Кудеяром свои способности. Этого я точно не хочу. И Ведмедь это понимает".

— Вы бы, господин Кудеяр, отпустили Ведмедя в Рим, — кротко попросил Юрий. — Мы бы там вместе покумекали, как от бесовского сосуда мир избавить. И разговоры наши ведовские не пришлось бы истинно верующим слушать, приходя в ненужное смущение.

— Меня можете не бояться смутить, — быстро произнес Кудеяр.

— Как не бояться, — развел руками Ведмедь, — я же здесь сижу, а не на свободе.

Кудеяр парировал его заявление, утверждая, что Коллегия Охраны Безопасности сохранила Ведмедю жизнь, и быть неблагодарным он никак не имеет права.

Кондрахин прекратил общий разговор, решительно заявив, что Ведмедь сможет ему помочь лишь в том случае, если они оба окажутся рядом с картиной Третьей Печати.

— Мы, чтобы действовать вместе, должны друг на друга настроиться. В Вашем подземелье чересчур гнетущая обстановка, здесь даже разговора не получается.

— Это поправимо, — сказал Кудеяр и на минуту вышел в коридор. Вернувшись, он предложил Кондрахину и Ведмедю следовать за ним. Они поднялись в кабинет Кудеяра, причем Ведмедь шел, как по знакомому пути.

— Тебя часто выводят из камеры? — спросил его Кондрахин, не обращая внимания на Кудеяра.

— Каждый день. Меня в заключении держат не стены, — не совсем понятно ответил Ведмедь. Ведун прикрывал свое сознание не мыслезащитой и не двоемыслием. Такого рода защиту Юрий встречал впервые. Непрерывно шевелящийся набор образов, мыслей, кусков неведомых текстов на разных языках втягивал в себя ищущую мысль, запутывая, выматывая, вынуждая выдавать собственную сущность. Это была не столько защита, сколько понуждение докучливому наблюдателю к сокрытию уже собственных мыслей.

В кабинете Кудеяр разложил на столе фотографии, жестом пригласив к ним Ведмедя. Ведун глянул на фотографии с какой-то горечью. Кудеяр крикнул в открытую дверь:

— Телефон мне!

И телефон сразу принесли. Накручивая диск, он пояснил для Юрия:

— На этом этаже телефонной связи нет, чтобы не создавать прорех в защите. Когда требуется, аппарат приносят сверху.

Разложив перед собой списки и фотографии, господин Кудеяр углубился в переговоры с управлением Коллегии Охраны Безопасности в Казани. Собственно, Кудеяр лишь прочитал список фамилий, приказав изолировать этих людей до дальнейших распоряжений.

Закончив, он взглянул на сидящего с выражением полнейшего безразличия ведуна.

— А ты сам, Ведмедь, согласен отправиться в Рим, уничтожать дьявольский сосуд? Это, знаешь ли, опасно. И даже если вы с картиной Третьей Печати справитесь, то ведь католическая церковь нигилистов тоже не жалует. Какой-нибудь падре вполне может на костер тебя послать. Ты ведь не Юрий. Он, насколько я понимаю, обета сохранения чужой жизни не давал, его просто так не возьмешь.

"Так вот что мне сразу показалось в нем странным. Ведмедь избегает отнимать жизнь. Возможно, его обет и на муравьев распространяется. Да, идти в бой с таким союзником — все равно, что сразу им пожертвовать. Но и другого у меня нет".

— В Рим ехать я согласен. Отпускаешь?

— Не спеши, — недовольно проговорил Кудеяр, — завтра мне сообщат, кого из твоих наши под свою охрану взяли, тогда и поговорим.

— А без заложников нельзя обойтись? — с раздражением, которого он не скрывал, спросил Кондрахин. — Ведмедь не на курорт едет, а жизнью рискует. Добровольно, заметьте.

— А заложники не для Ведмедя нужны. Я, отпуская его в Рим, тоже рискую. Я понимаю, вам двоим мой риск кажется смешным, но для меня он столь же велик, как ваш — для вас. Надо мною тоже начальство имеется. Уничтожите вы картину — я на коне; не сможете — мне за многое ответить придется. Быть может, на этаж ниже перееду.