Тегле

Кудеяр со злостью собрал все бумаги в папку и кинул ее в ящик стола.

Ночевал Кондрахин в гостинице. Перед сном прогулялся по Москве. Нет, перед ним был совершенно другой город, даром что назывался так же и говорили в нем по-русски. Международная конференция в Женеве закончилась провалом. Делегация Немецкого Союза покинула переговоры, обвинив остальных участников в антинемецких настроениях. Дошло до прямых оскорблений в адрес королевы Великобритании. Москвичи на улицах ожидали, что военные действия начнутся уже ночью.

Так и случилось. Слушая утренние новости, Кондрахин узнал, что Московское Ханство находится в состоянии войны с Немецким Союзом. Италия заявила о своем нейтралитете, Турция заявила, что сохранит нейтралитет, если в войну не вступит Балканский Союз. Швеция поддержала требования Немецкого Союза, объявив их справедливыми. Немецкие самолеты бомбили Варшаву и Краков, аэродромы и порты.

Кудеяр встретил Юрия в воротах.

— Война, заниматься тобой некогда. Ведмедя отпускаю в Рим. Вместе с моим человеком он будет проживать вот по этому адресу…

Господин Кудеяр показал бумажку с адресом, не выпуская ее из рук. Юрий кивнул, показывая, что запомнил.

— Ты в Рим как доберешься? Сам, или помочь?

— Мне сначала в Речь Посполитую нужно, в леса под Неманом. Можно меня с самолета с парашютом выбросить? Дальше я сам доберусь.

Кудеяр досадливо помотал головой:

— Война, ты же понимаешь. Могу дать тебе легкий двухместный самолет, но только ночью. Как ты найдешь в темноте нужное место…

— Найду, — прервал его Кондрахин, — и с парашютом прыгну. Ты только самолет обеспечь.

Спустя час он уже находился на подмосковном аэродроме. Пилот неодобрительно следил, как Юрий пальцем прокладывает по карте маршрут в сторону Немана.

— Точное место я найду, не волнуйся, мне темнота не помеха, — успокоил Кондрахин пилота, но тот мрачно сплюнул на землю.

— Темнота мне помеха. У меня не бомбардировщик, я ночью только по ориентирам летаю. По рекам, железным дорогам, населенным пунктам. Сейчас светомаскировка, все города и поселки без света. Едва я сверну от Днепра, как сразу потеряю ориентацию. А кружить возможности не будет, у моей машины топлива до Немана и назад в обрез.

Пришлось успокоить пилота, заявив, что в темноте он видит землю лучше любой кошки.

— Откуда ты такой умелый взялся, — недоверчиво пробурчал пилот.

— Это есть особо охраняемая государственная тайна, — произнес Юрий, приняв подобающий серьезный вид.

Пилот уже без возражений принял утверждение Кондрахина, что он заодно и мастер ночных парашютных прыжков на лес. Юрий, только что взявший из сознания пилота сведения о технике парашютирования, легко ответил на проверочные вопросы.

— Неделю назад на том холме, куда я собираюсь прыгать, случился одновременно смерч и пожар. Целых деревьев там не осталось, только обгорелые пни. Рядом с холмом — озеро. У берега мелко. Постараюсь приземлиться там.

— Разумно, — поддержал его пилот.

Вылетели еще засветло. Небольшой фанерный самолетик с открытой двухместной кабиной немилосердно трясло воздушными потоками. Когда землю укрыло сумерками, стало тише. Пилот не набирал высоты, держась над землей в трех сотнях метров. Промелькнул под крылом Днепр, и Юрию пришлось регулярно давать пилоту точное направление. Вот и священный холм. Тронув пилота за плечо, Юрий подал условленный знак, показывая на озеро. Пилот кивнул, вводя машину в медленный вираж, пока Юрий выбирался на крыло.

— Пошел! — крикнул пилот, и Юрий соскользнул с крыла, с небольшим запаздыванием дергая кольцо. Его встряхнуло, под ногами стремительно завертелся лес. Подтянув стропу, Кондрахин остановил вращение, целясь на край озера. Попасть на берег он не сумел, с громким всплеском плюхнувшись в воду. Пришлось окунуться с головой. Выйдя на берег, он смотал парашют и принялся выжимать одежду.

— Трихор, ты?

— Ярилка…, - прижал к себе женщину Кондрахин, испытывая ощущение возвращения домой, — живая. Кто здесь еще?

— Остог, ты его и раньше видел. А все другие пропали.

Ученик Радомысла смущенно стоял в отдалении. Кондрахин понял, что среди братства Увилбене Ласа он успел стать живой легендой. Ночевать его положили в шалаше на берегу озера. Здесь сосны уцелели, только хвои на них стало меньше.

— Спи спокойно, шалаш закрыт надежной защитой.

Утром последовал скудный завтрак: репа, сушеная рыба, щавель, травяной отвар и небольшие кусочки хлеба. При дневном свете Кондрахин смог оценить картину разгрома братства. Засыпанный золой холм покрывали обгорелые пеньки. Под ногами рассыпались не до конца прогоревшие древесные стволы. Две сломанные, но не тронутые огнем сосны закрывали навес, под которым с деловитым видом расхаживала Олкона. Юрий присел рядом с птицей.

— Трихор, Трихор! — прокричал ворон, прыгая к нему. Протянутый хлеб Олкона приняла. Рядом с Олконой Кондрахин почувствовал себя спокойно. Внезапно пришло ощущение громадности окружающего мира, в котором и этот холм, и Неман, и весь Тегле представлялись лишь пылинками. А он, Юрий, берущая из его рук пищу Олкона, молча стоящая позади Ярилка — они все были такими огромными, заключая в себе каждый целый бесконечный мир, невероятно сложный и прекрасный.

Глядя на Олкону, он видел другой мир, чтобы попасть в который, ему достаточно было сделать лишь небольшой шажок. И он знал, что отныне и навсегда способность сделать этот шаг останется в его власти. Трихор… Посвященный братства Увилбене Ласа, способный перемещаться в любой из миров земной грозди, в Розгор. Неподвластный действию пяти Печатей Розгора, потому что Олкона, одна из шести Печатей, дала ему свою силу и защиту.

Ощущение своей громадности и всесилия прошло. Олкона доела хлеб, отвернулась от Юрия, занявшись своими делами. Вставая, Юрий обратил внимание на вкопанные неподалеку саженцы сосны. Всего десяток.

— Засаживать начали? — он кивнул на зеленые побеги, обращаясь к глядящей на него с немым обожанием Ярилке.

— У нас мало денег. Саженцы надо купить, привезти сюда, посадить. Ученики заняты ремонтом школьного здания, домиков для братьев. Ночами здесь только мы с Остогом, а днем людей намного больше. Гривасом сейчас Любомир, он днем придет вместе с крестьянами. Зал Совета восстанавливаем…

— Деньгами я помогу. Этого добра у меня как раз навалом. Московские рубли в здешних селах примут?

И увидев радостный кивок ведуньи, продолжил:

— Ничем другим помочь не смогу. Направляюсь в Рим. Пока картина Третьей Печати находится в этом мире, Джироло всегда будет угрожать братству.

— Так он жив? — глаза Ярилки наполнились слезами.

— Я смог только оторвать ему одну ногу. Он, может быть, уже отрастил себе новую. Тибура удалось убить, и это очень хорошая новость. Он был настроен на меня, замечал каждое мое движение. Джироло, похоже, еще не выделяет меня среди прочих своих врагов. А я знаю, где находится картина и смогу выбросить ее в Розгор.

Собственно, делать ему здесь было нечего. Деньги он отдал Ярилке, Олкона поделилась с ним своей силой, все, кого он знал, ушли с холма, ушли в неизвестность. Их возвращения не ждали. Припоминая немигающие глаза монстра-осьминога, Юрий понимал, как встретили свой конец его братья. Джироло, появившись во плоти, просто разбрасывал свои метки во все стороны. Быть может, он и смерч организовал специально для этого.

— Остог, а где Радомысл?

— Сгинул.

— Он был в ту ночь на холме?

— Был. Из тех, кто был тогда на холме, уцелела только Ярилка. Она была в школьном доме, когда он заполыхал. Прыгнула в озеро, чтобы потушить горящую одежду. Потом выносила раненых, ухаживала за ними. Недолго ухаживала, они все пропали через два дня.

— Значит, в горящем здании или потом, в озере она очистилась от меток Джироло. А остальные не догадались… Куда Ростиг с Белогором смотрели?

— Ростиг исчез сразу, еще в ночь пожара. А Белогор был ранен упавшей сосной, лежал без сознания.