Страница 38 из 42
Меня затошнило, сердце заколотилось, я весь покрылся холодным потом.
Теперь мне стало ясно, какой смысл люди вкладывают в понятие "животный страх": не просто страх звериный, но — страх, из-за которого желудок мгновенно сжимается до размеров куриного пупка.
Только не закричать, подумал я, стискивая зубы. Только не закричать!
Юрка всхлипнул, удивленно оглянулся, съежился — и притих.
— С Денисом всё в порядке, — сказал я Олегу. — Но у меня дико важные новости. Я должен тебе всё рассказать. Только наедине.
— Нет проблем, — отозвался Олег. — Вот отведу мальчонку — и вернусь.
— Эй! — крикнул я. — Не захлопывай дверь!
Но было уже поздно: замок защелкнулся.
Я кинулся к двери, подергал ручку, толкнулся плечом — бесполезно.
Чертов куратор.
90
Вернулся стриженый довольно быстро: я только успел залечить свои раны.
— Всё, угомонились, — сказал он со вздохом облегчения и сел в кресло. — Ну и ночка.
— Есть очень важные новости, — дрожа от нетерпения, начал я.
— Не надо, — остановил меня Олег. — Не надо ничего рассказывать, я всё слышал.
— Что ты слышал?
— Всё. В том числе и то, как ты хамил Егорову.
От обиды у меня перехватило дыхание.
— Кто, я хамил? Это он мне хамил!
— Он не мог тебе хамить, — возразил стриженый. — Ты даже не представляешь, с кем ты разговаривал.
— А ты представляешь?
— О да.
Очень убедительно прозвучало это "О да". Значит, к нам с мамой была приставлена очень важная птица.
— Ну, и что это за Егоров? Главный администратор?
— Теперь уже неважно. И всё, что ты так рвешься мне рассказать, тоже не имеет никакого значения. Пустяки всё это.
Я был в полной растерянности. Так много я узнал, так много нужно было сказать — и вдруг обнаруживается, что для стриженого это пустяки.
— А ребята знают? — помолчав, спросил я.
— Нет, они всё проспали, — устало ответил Олег. — Да успокойся ты, сядь. Слишком перевозбудился.
Я покорно сел.
— Значит, так, Алексей… — сказал стриженый, придвинувшись ко мне ближе.
От него пахло странным перегаром… как будто он пил ацетон.
— Значит, так. До отъезда ты сидишь здесь…
— До какого отъезда?
— Не задавай дурацких вопросов. Из комнаты никуда не выходишь, попыток связаться с ребятами не предпринимаешь…
— Но почему? — возмутился я.
Так здесь со мной еще никто не разговаривал.
— Во избежание нового приступа паники, — объяснил Олег. — Сейчас важно одно: чтобы никто не бесновался, чтобы никто не выбрасывался из окон, чтобы все остались живы. Остальное — потом.
— А где ребята?
— Я отвел их в учебку. Наставники проводят с ними собеседование и тест на солидарность. Тебе это уже не нужно.
— Почему?
— Будем считать, что ты этот тест уже прошел. Точнее, срезался, получил неуд. Нелояльный ты, вот в чем твоя беда.
— Ну, и что мне сейчас делать? — тупо спросил я.
— Что делать, говоришь? — отозвался Олег. — Собирай вещички, сиди и жди. Ты своё уже сделал. Когда будешь нужен — тебя позовут.
Меня обозлила его пренебрежительная интонация.
— Послушай, не много ли ты на себя берешь? В конце концов, ты такой же, как мы все.
— Ошибаешься, — проговорил стриженый. — Я не такой, как вы все. И во избежание долгих объяснений мы сделаем вот что…
Он вскинул обе руки, расслабил галстук, взялся за голову, покачал ее — и поднял высоко над плечами.
Как завоеванный кубок.
Кажется, от неожиданности я клацнул зубами.
Передо мною сидел безголовый человек. За твердым воротничком виднелся только край мускулистой шеи. Кромка ее была словно обрезана бритвой и сочилась темной смолой.
— Теперь тебе всё ясно? — мерцая синими глазами, спросила сверху стриженая голова.
Я хотел сказать "Какой вопрос", но вместо этого только кивнул.
— Ну, вот и славно.
Руки обезглавленного бережно поставили голову на стеклянный столик. Вслепую сделать это было достаточно сложно, и голова оказалась на самом краю.
Я машинально потянулся ее передвинуть.
— Не надо, — проговорила стриженая голова, и по лицевой ее стороне скользнула брезгливая гримаса… — Терпеть не могу, когда меня трогают руками.
91
Вот так и разрешился тайно мучивший меня вопрос: откуда Олеговы летающие шпионки с первой минуты знали мое имя, хотя до этого ни разу в жизни меня не видели?
"Страствуй, Алёша!"
Еще бы им не знать: все анонимы знали, что новичка зовут Алёша.
И Иван Иванович, и Николай Николаевич, и Петр Петрович, и Олег…
Как его по батюшке? Ну, конечно, Олег Олегович.
Олег Олегович Олегов, как же еще.
Недаром, знакомясь со мной, он не назвал свою фамилию.
Олег Олегович был приставлен к нам для того, чтобы наблюдать за нашей компанией изнутри — и, приглашая вместе искать разгадку, тем самым постепенно подводить нас к пониманию сути интеграции.
Что ж, очень мудро с их стороны.
А шведская стенка, мини-кухня, мытье посуды, крестьянская закваска, ежевечернее отключение учительского домика — всё это, как говорят в шпионской среде, легенда.
То есть, ложь.
А ведь сколько раз они упрекали нас в скрытности и вранье:
"Ох, какие же врунишки эти русские мальчишки": это директор Иванов.
Олег туда же:
"И всё-то мы врем, всё-то врем…"
А сам?
"Собираюсь поступать в авиационный институт, строить самолеты".
Ну, разумеется: первым делом — самолеты, девушки биороботу на дух не нужны.
И Егор Егорович Егоров, Птица Птиц, тоже хорош:
"Вас семеро, потому что должен иметься несвязанный элемент".
Правильно: надо же прикрыть своего стриженого Штирлица.
Возможно, подсадной биоробот был пущен в ход тогда, когда наставники уловили тревожные подозрения воспитанников. Нужно было их успокоить, но успокоить не уговорами, а более хитрым и действенным способом. Пусть каждый увидит свои опасения как бы со стороны: ведь сопереживать значительно спокойнее, чем переживать в одиночку.
Единственный фактор, который они не учли, — это Соня.
Кто мог предположить, что девчонка без памяти втюрится в красавца-биоробота?
Наверно, Сонины влюбленные взгляды очень раздражали Олега Олеговича.
А как использовать эту энергию в интересах интеграции — они не нашли.
92
— Не обессудь, Алексей, — сказала наконец голова. — Мы будем держать тебя здесь взаперти, пока не приземлимся. А потом помашем рукой — и прощай, кустарь-одиночка.
— Я не одиночка, — возразил я. — Рита уедет со мной. И Соня.
— Соня — это навряд, — сказала стриженая голова с прищуром, который показался мне отвратительно самодовольным.
— Поглядим, — ответил я.
— Поглядим, — согласилась голова. — Ладно, сеанс окончен.
Безглавое туловище наклонилось над столиком, раскинутые руки с растопыренными пальцами пошли на захват — и столкнули-таки голову на пол.
Трах-тах-тах! Стук был костяной и одновременно тряпичный.
Я поджал ноги.
— О черт, пылища… — пробормотала голова, подкатившись под мое кресло. — Ну, помоги же ты, что сидишь, как истукан?
Я наклонился, пошарил рукой — и вздрогнул, дотронувшись до стриженого темени.
— Одной рукой меня не взять, — глухо проговорила голова. — Надо двумя.
Я встал на колени и взял голову обеими руками.
Биоробот смотрел мне в лицо, синие глаза его часто мигали.
Кожа у него была совсем как человеческая, с нормальным подогревом.
Это было особенно неприятно.
Но зато теперь я знал, что делать.
— Молодец, — сказал безголовый и протянул ко мне руки. — Давай сюда. Только осторожно, не урони. Эй, эй, что ты делаешь? Не бросай на пол!
А я и не собирался бросать эту дурацкую голову. Я закрыл ей ладонью глаза и, поднявшись, кинулся к дверям.