Искушение Анжелики

— Господин Ванно, вы хорошо сделали, что вмешались, — признала Анжелика.

— Окажите любезность, позовите, пожалуйста, отца Бора и аббата Лошмера, которые, я вижу, направляются на утреннюю мессу.

Когда священники подошли, Анжелика поведала им о случившемся.

— Я вверяю их вам, святые отцы, — сказала она. — Попытайтесь разъяснить им, что они вели себя, как плохие христиане, и что они заслужили серьезное наказание. Я же должна рассказать обо всем господину де Пейраку.

Бретонский священник разразился проклятиями, обещая пиратам все муки ада. Было решено отвести оба экипажа на мессу, предварительно исповедовав их.

Понурив головы, матросы вложили ножи в ножны и с раскаивающимся видом, тяжело переставляя ноги, последовали за священниками на вершину холма.

Глава 23

В каюте на борту «Голдсборо» Жоффрей де Пейрак заканчивал обсуждение торговых вопросов с Джоном Кноком Мэтером, его помощниками и английским адмиралом. Здесь же находились Колен Патюрель, д'Урвилль, Берн и Маниго. Сильно оплывшие свечи говорили о том, что их встреча началась на заре, так как корабль из Бостона должен был отплыть с началом прилива.

Энрико провел Анжелику в каюту. Теперь она поняла, в каком «вертепе» проводил ночи ее муж.

В глубине души она была довольна, что события подтолкнули ее к действию, дали ей повод снова войти в жизнь этих мужчин. Раз Пейрак не прогнал ее, она вновь займет подобающее ей место, и он будет вынужден заговорить с ней. Это будет началом объяснения, которое позволит прояснить все недоразумения. В эти утренние часы Анжелика чувствовала себя сильной и была готова снова стать хозяйкой своей судьбы.

При виде Анжелики все мужчины встали и застыли в задумчивом молчании. Для каждого из них эта необыкновенная женщина была в большей или меньшей степени предметом самых потаенных мыслей. Каждое ее появление придавало их существованию новый смысл.

Поздоровавшись, Анжелика спокойным голосом рассказала им об инциденте между двумя экипажами: одна группа матросов решила, что женщины — их пиратская добыча, а другая посчитала, что Всевышний внял их молитвам и послал им их в законные жены.

— О! Отличная мысль, — воскликнул де Пейрак, повернувшись к Колену. — Надо признать, что чудесное появление этих молодых дам может благотворно повлиять на настроение той части ваших людей, которые в этом отношении чувствовали себя обделенными. Господин губернатор, вам надлежит принять решение. В действительности, мы не можем и думать об отправке этих девушек в Квебек, даже если они туда направлялись. В настоящее время у нас нет для этого ни времени, ни средств. Я подумывал об их отправке в Порт-Руаяль, но разве решение, о котором помышляли ваши люди, не есть самое мудрое и выгодное для всех? Их перевозкой занималась одна частная компания и, вполне возможно, что и в без того очень бедных французских поселениях в Акадии никто не захочет взять их на свое содержание. Если они пожелают остаться здесь, это хорошо, мы примем их, как жен наших французских колонистов. Я предоставляю вам обо всем договориться, господин губернатор.

Колен Патюрель встал, скатал карты и пергаменты и рассовал их по широким карманам своего камзола. Теперь он носил строгую прямую одежду, которая не исключала однако некоторых богатых деталей, соответствовавших его новому положению. Жабо и манжеты отличались тщательной отделкой, отвороты рукавов, воротник и карманы камзола из темно-рыжего драпа были украшены шитьем. Аккуратно подстриженная борода и строгое выражение лица настолько изменили внешность Колена, что Анжелика с трудом его узнала. Это был другой человек, и казалось, что его широкие плечи легко выдерживали возложенную на них ношу.

Колен взял свою круглую шапку из бобра, украшенную черным пером.

— Я тоже за то, чтобы оставить этих девушек здесь, — сказал он, — однако в Квебеке могут быть этим недовольны. Тамошние власти посчитают, что мы их захватили. Господин де Пейрак, не приведет ли это к обострению ваших отношений с Новой Францией?

— Это уже моя забота. Если они пожалуются, я скажу, что им следовало бы доверять свои корабли таким лоцманам, которые не проведут суда мимо цели. Во всяком случае, наши отношения с Новой Францией уже столь осложнены, что одним инцидентом больше или меньше мало что изменит в ситуации. Предлогом для начала войны может послужить все, что угодно. Но одно ясно. Сегодня я их больше не боюсь, и я сам буду решать, жить ли нам в добром согласии. Я думаю, что если ветер пригнал этот приятный «груз» к нашему берегу в тот момент, когда мы этого желали, нам следует принять это знамение. Я с удовольствием присоединяюсь к мнению ваших людей на этот счет.

— Кстати, — подхватила Анжелика, — я хотела бы, чтобы Жиль Ванерек, его Инее и команда убрались отсюда ко всем чертям. Они мешают нам, осложняют нашу жизнь. И если они ничего лучшего, как развлекаться за наш счет, не придумали… Мне удалось отдать их на попечение священников. Во время мессы они, возможно, будут вести себя спокойно, а потом?… Сожалею, капитан, — сказала она, заметив присутствие дюнкеркца, — что мне пришлось говорить об этом без обиняков, но вы не хуже меня знаете, что ваши выходцы с Караибов далеко не пай-мальчики, и в приличных странах их могут выносить только в малых дозах…

— Хорошо! Хорошо! — сказал пират. — Я ухожу, вы нанесли мне удар в самое сердце.

— Пойдемте на берег, — сказал в заключение Пейрак.

Идя по пляжу с Ванереком, Анжелика попыталась смягчить впечатление от ее не очень любезного высказывания.

— Поверьте, месье, что в другое время я была бы рада вашему обществу, потому что вы очень приятный человек. Мне известно также, что мой муж питает к вам самые дружеские чувства. В прошлом вы были рядом с ним во многих сражениях, а еще недавно…

— Там, в Караибах, мы были береговыми братьями. Это на всю жизнь…

Внимательно рассматривая полноватую, но, тем не менее, очень подвижную фигуру французского искателя приключений, Анжелика думала о том, что этот человек имел непосредственное отношение к неизвестной ей стороне жизни Жоффрея. У них-то точно было о чем вместе вспомнить. Он знал Кантора и часто говорил о нем с любовью, называя его «малышом» или «проказником».

Она была искренна, когда сказала, что в другое время ей было бы приятно поговорить с ним о прошлом ее мужа и младшего сына, но сейчас она уже не могла этого выносить. Она призналась в этом помимо своей воли.

— Я устала лечить всех этих людей. Их будущее беспокоит меня, я постоянно опасаюсь, что в результате новых ссор раненых будет еще больше.

Ванерек посмотрел на Анжелику с пониманием.

— Скажите, что ваше сердечко изранено, и что именно это мучает вас, а? Да! Да! Как будто это не видно… Я знаю женщин. Скажите, прекрасное дитя, эта ваша ссора с мужем надолго? Ну-ну! Так что же такое серьезное кроется за этими маленькими шалостями? Сдается мне, что швейцарец был слишком болтлив! Если бы он вам подвернулся в трудный момент, то ничего и не было бы. Когда подумаешь, дело-то выеденного яйца не стоит. Вы позволили себе маленькую супружескую неверность?…

Эка невидаль!… Вы слишком соблазнительны, чтобы это с вами не случалось время от времени. Вам следовало бы пойти к нему и все объяснить.

— Увы! — сказала Анжелика с горечью в голосе, — мне хотелось бы, чтобы мой муж относился к этому так же спокойно, как вы. По правде говоря, он мне дороже всего на свете. Но он человек скрытный, и зачастую я боюсь его.

— Действительно, по отношению к вам он упрям, как англичанин, и ревнив, как сарацин.

Несмотря на вашу подозрительность ко мне, знайте, что я питаю к вам достаточно сильные дружеские чувства, чтобы попытаться убедить господина де Пейрака в том, что у него нет оснований так злиться на вас или, скорее, в том, что так относиться к вам — неразумно. Я постараюсь объяснить ему, что на свете есть такие женщины, которым любой мужчина, даже самого высокого происхождения, должен уметь прощать. Посмотрите, скажу я ему, на меня с Инее…»