Искушение Анжелики

Анжелика переворачивается во сне. Ей снится, что ее, некогда золотистая коса приобрела ужасный оттенок и висит, подобно веревке, вдоль тела. Все эти видения следуют одно за другим, перемешиваются, она начинает задыхаться. Ей чудится демон, оскал его зубов ужасен и напоминает росомаху Вольверину.

Страшный крик вырывается из ее груди. Анжелика просыпается. Этот крик все еще звучит у нее в ушах, но всем своим телом она чувствует затухающие в ней сладострастные ощущения. Еще несколько мгновений назад ей снилось, будто она лежит в объятиях какого-то ужасного и в то же время необыкновенно нежного существа.

Она помнит этот крик, однако кричала не она.

И снова она слышит пронзительный женский крик. Он доносится снаружи сквозь утренний туман.

Анжелика бросается к открытому окну. Внизу у самой земли все покрыто розовой дымкой тумана, сквозь которую пробиваются первые проблески света нарождающегося июльского дня, который обещает быть очень жарким. В этой утренней тишине чувствовалось что-то непроницаемое, подавленное.

Сердце Анжелики билось неровно и никак не могло обрести нормальный ритм. Было так тихо, что ей казалось, будто она все еще спит.

Она снова слышит крик. На этот раз он явно доносится со стороны сарая, где расположились на ночь потерпевшие кораблекрушение молодые француженки.

— Боже! Что там еще происходит? — воскликнула Анжелика.

Она выбежала из спальни, растолкала дремавшего охранника, приказала ему открыть ворота форта и попросила одного из охранявших потайную дверь испанцев проводить ее. Туман был такой густой, что в двух шагах ничего не было видно.

У сарая беспорядочно мелькали какие-то фигуры.

Анжелика подбежала в тот самый момент, когда два здоровенных детины, вооруженные тесаками, готовились сразиться, несмотря на то, что они с трудом могли разглядеть что-либо в трех шагах от себя.

— С ума сошли! — закричала она. — С какой стати вы устраиваете здесь побоище вместо того, чтобы находиться на своем корабле?

— Это все из-за этих.., они хотят отнять у нас наших жен, — объяснил один из участников стычки, в котором Анжелика узнала Пьера Ванно, старшего матроса с «Сердца Марии».

— Как это, ваших жен?

— Ну тех, которые там, мадам.

— С чего вы взяли, что это ваши жены, если они появились здесь только вчера?

— Мадам, ведь это господь Бог послал их сюда для нас, экипажа «Сердца Марии». Это было и в контракте. А отец Бор сказал нам: «Молитесь!» Мы молились, вот Бог и…

— Значит, вам известны намерения Господа Бога относительно вас? Вы думаете, что ОН способен творить чудеса только для вас? И под этим предлогом вы бессовестно присваиваете себе бедняжек, выброшенных на берег бурей… Это уж слишком! Я поражаюсь, — продолжала она, глядя прямо в глаза матросу, — что вы осмелились втянуть в такое дело ваших людей. Когда господин губернатор и ваш капитан узнают об этом, вам порядком нагорит.

— Однако, госпожа графиня, замечу, что…

— Еще чего, — взорвалась Анжелика. — Что за сумасбродные мысли вы вбили себе в голову?… А вам, Ванно, не удастся так просто выкрутиться, и я обещаю, что вам придется посидеть на бушприте, и вы лишитесь места боцмана.

— Но, мадам, это ведь не мы.

— А кто же?

Туман начал рассеиваться, и Анжелика увидела группу матросов с «Бесстрашного», пиратского корабля, которым командовал капитан Ванерек. Все они были отъявленные висельники. Складывалось впечатление, что ими верховодила красавица Инее, голову которой венчал «мадрас» из желтого атласа, а загорелую шею украшало коралловое колье.

— Когда я узнал, что эти грубияны с «Бесстрашного» вознамерились «побеспокоить» наших.., ну, этих дам, мы с несколькими приятелями бросились им на помощь, — объяснил Ванно. — Мы не могли позволить, чтобы эти грязные пираты, эти липовые флибустьеры, эти висельники притронулись к ним.

— Какое тебе до этого дело, жирный кусок солонины? — выкрикнул с сильным испанским акцентом его противник, по-прежнему сжимавший в руке длинную блестящую шпагу. — Тебе, должно быть, известен пиратский закон: в колониях все женщины принадлежат команде зашедшего на отдых корабля. Драться согласен, но мы имеем на этих «птичек» те же права, что и вы.

Ванно сделал угрожающее движение в сторону противника, но Анжелика, не обращая внимания на подрагивавшее всего в нескольких дюймах от ее лица острие шпаги, властным взглядом остановила его.

Бранясь, бурча и переругиваясь, обе группы окружили Анжелику, враждебно поглядывая друг на друга и цедя сквозь зубы смачные ругательства на всех языках Земли.

Инее начала на испанском языке подстрекать своих на бунт, однако Анжелика без особого труда заставила замолчать и ее. Она подозревала, что Инее подбила матросов с «Бесстрашного» на эту авантюру из детской ревности, для того, чтобы доставить ей неприятности. Вызывающий вид маленькой испанки не производил впечатления на Анжелику, поскольку ей был хорошо знаком этот тип женщин, и она знала, как ими управлять. За их внешней горячностью не было злобы, и они были опасны лишь тем, что умели возбуждать мужчин и толкать их на любое безрассудство.

Чувства заменяли им интеллект, а рассудительности у них было не больше, чем у колибри. Она знала, как подойти к этим отважным созданиям.

Одним своим взглядом она прервала длинную тираду Инее и затем с насмешливой и одновременно сочувственной улыбкой на лице потрепала ее за маленькое ушко с золотой серьгой в виде колечка. От этого почти материнского жеста девушка опустила голову; она действительно была всего лишь маленькой метиской, вырванной из привычной ей индейской среды и не знавшей иных, нежели вполне определенных, знаков внимания со стороны мужчин; жалкой островной куртизанкой. Высокомерная, но в то же время дружеская снисходительность Анжелики все перевернула в ней, и она вдруг превратилась в смущенную уличную девчонку.

Лишившись своей пылкой предводительницы, сумевшей им внушить, что они ничем не рискуют, и что ей удастся убедить капитана, люди Ванерека заколебались, переглядываясь между собой, и стали вести себя поспокойнее.

Между тем, туман полностью рассеялся, и Анжелика увидела толстуху Петрониль Дамурт с редкими всклокоченными волосами и темными синяками под глазами: бедняжка смело защищала своих «овечек». Проворства ей явно не хватало, зато она воспользовалась своим преимуществом в весе. Из-за ее спины выглядывали две или три молоденькие девушки в рубашках, лица их выражали испуг; остальные попрятались в глубине сарая.

Очень бледная, с синими пятнами на голых руках Дельфина Барбье дю Розуа пыталась прикрыть грудь разорванной блузкой. Это она закричала не своим голосом, когда вдруг почувствовала на своем теле сладострастные мужские руки. Ее крик и разбудил Анжелику. У ног Дельфины лежал без движения какой-то мужчина. Это был матрос с «Голдсборо», которого оставили охранять вход в сарай. Люди с «Бесстрашного» сразили его наповал. Именно эта чрезвычайная жестокость, отчетливо свидетельствовавшая об их подлых намерениях, переполнила чашу терпения Анжелики. Вдобавок ко всему среди этих негодяев она заметила некоторых «своих» раненых, которые, несмотря на перебинтованные руки и ноги, оказались, тем не менее, в состоянии принимать участие в этом любовном похождении.

Возмущенная, она почти закричала: «Это уж слишком! Вы все заслуживаете виселицы. Вы — подонки. С меня довольно! Хватит! Если вы будете продолжать, то я не буду вас лечить, и вы останетесь с выбитыми глазами, распоротыми животами и сифилисом. Я вам обещаю, что оставлю вас здесь гнить… Вы будете умирать от жажды, но я не дам вам и капли воды!

Как вы осмелились вести себя подобным образом на нашей земле! Вы — люди без чести. Ничтожества! Вы — падаль, которую следовало бы скормить бакланам… Я жалею, что не сделала этого раньше, когда была такая возможность».

Гнев и резкость выражений Анжелики, весь ее величественный вид, который сегодня усиливали строгая прическа и достойное появления при дворе короля темно-фиолетовое платье из фая, а также ослепительный блеск колье и какая-то особая манера кутаться в плащ из тюленьей кожи, сломили и напугали пиратов с «Бесстрашного», превратили их в жалкие существа, каковыми они и были на самом деле. Они полностью утратили свою словоохотливость, а Гиацинт Буланже и его приятель Аристид стали потихоньку ретироваться.