Страница 21 из 66
Таких мальчиков, как Пиня, рвущихся к ученью и отторгнутых от него, слетающихся из темных городков и местечек, как бабочки на летнюю лампу, в нашем городе многие, многие сотни. Они живут голодно, холодно, бездомно, но учатся со свирепой яростью: одолеть! понять! запомнить! Они сдают экстернами экзамены - кто за четыре, кто за восемь классов - при Учебном округе, где их проваливают с деловитой жестокостью, пропуская лишь одного-двух из полусотни. Но на следующий день после провала они подтягивают потуже пояса и снова ныряют в учебу. Папа всегда говорит мне:
"Выйдет ли из тебя, Пуговка, человек, этого я еще не знаю. Я только хочу этого! Но что из этих мальчиков выйдут настоящие люди, в этом у меня нет ни малейшего сомнения".
Сегодня - в воскресенье - Пиня пришел обедать к бабушке. Она усаживает его за стол, наливает и накладывает ему полные тарелки, нарезает для него хлеб толстыми ломтями - ешь, мальчик, не стесняйся!
Отступя немного, бабушка смотрит на меня и Пиню, занятых едой.
- От это хорошо! - говорит она с удовлетворением. - Я люблю детей. Я люблю, чтоб за столом было много детей. У меня было семь детей! Семь мальчиков! И к ним ходили в гости ихние товарищи, другие мальчики, - ой, как было весело!
- Как же их накормить? - спрашивает Пиня почти с ужасом.
- Чай есть? - смеется бабушка. - Хлеб есть? Картофля есть? От все и сыты!
Приходит дедушка. Он что-то говорит бабушке негромко и неразборчиво для меня. Бабушка хватается за голову и бросается к своей шляпке, висящей на вешалке. Дедушка берет бабушку за руку и что-то говорит ей; она покорно отходит от вешалки и садится за стол, где мы сидим с Пиней.
Бабушка очень взволнована.
- Что-нибудь случилось? - пугаюсь я.
- Ничего не случилось, - спокойно говорит дедушка. - Сейчас мы все будем чай пить, потом почитаем газету и ляжем спать... Ну что, что? говорит он бабушке, снова рванувшейся к своей шляпке. - Я тебе говорю: оставь в покое свой шляпендрон! Завтра утром мы с тобой пойдем и все узнаем... А что это у Пини за книжка?
Дедушка раскрывает Пинин учебник и говорит с уважением:
- Ого! Это же алгебра! Вот какой у нас Пиня!
Я беспокойно перевожу глаза с бабушки на дедушку, с него на нее... Что происходит?
Меня укладывают спать в соседней комнате на диванчике. Я долго не засыпаю - меня мучает беспокойство: как там мама со своей ангиной?
Я лежу и все время вижу, как за обеденным столом под лампой три человека читают - разно и по-разному. Пиня, которому бабушка сказала: "Что тебе жечь свою свечку? Сиди и учись под нашей лампой!" - раскрыв книгу, учится, повторяя что-то про себя, подняв глаза вверх, к потолку, словно клянется в чем-то. В углу правого глаза у Пини нечто вроде бородавки, издали она кажется застывшей черной слезой... Ох, сколько черных и горьких слез прольет Пиня, пока осилит учебу, сдаст экзамены экстерном при Учебном округе и "выйдет в люди"!
Дедушка читает газету. Он вообще только газеты к признает. К книгам он относится, как к чему-то, что, может быть, кому-нибудь и нужно, и интересно, но ему, дедушке, нет. Зато газеты он читает, можно прямо сказать, со страстью! Сам он выписывает "Биржевые ведомости", которые и прочитывает утром за чаем. Но он еще ежедневно, заходя к нам, берет и уносит те газеты, которые выписывает папа. Вечером у дедушки - газетный пир! Он снова перечитывает все газеты от доски до доски, он читает и то, что в них написано, и то, что, по его мнению, в них подразумевается, - он читает и строки, и то, что между строк. Он читает "с переживаниями": то он одобрительно кивает, то укоризненно качает головой; иногда во время чтения у него вырывается по адресу какого-либо государственного деятеля:
- А, чтоб ты пропал, паршивец!
- Дедушка, кого ты ругаешь? - спрашиваю я.
- Да ну... Бисмарка, чтоб его холера взяла!
Бабушка читает свои книги очень сдержанно. А сегодня вечером, когда она, я чувствую, чем-то обеспокоена, губы ее непрерывно движутся: она читает молитвенник.
Утром, когда я просыпаюсь, ни бабушки, ни дедушки дома уже нет. Куда они ушли, Бася не знает.
Классный день проходит, как всегда, скучно и серо. К тому же мне грустно... Мне кажется: все меня забыли и бросили. Никто не пришел ни вчера вечером, ни сегодня утром.
Но после конца уроков я спускаюсь в швейцарскую и застаю там Поля.
- Поль! - радуюсь я. - Ты пришла за мной?
Поль улыбается, но я вижу, что она недавно плакала. Меня снова охватывает беспокойство. Кое-как напяливая на себя пальто, подхожу к Полю близко-близко. Обниматься в присутствии всех девочек неудобно, но я беру добрые, умные руки Поля в свои, прижимаю их к себе:
- Поль... что с мамой?
- Она поправилась! - весело говорит Поль. - Не надевай шляпу задом наперед, дуралей!.. Дома - радость!.. Нет, не скажу: сюрприз!.. Застегни пальто на все пуговицы. Боже мой, какой бестолковый ребенок! Мы сейчас пойдем с тобой в Ботанический сад.
- А почему не домой?
- Домой пока нельзя - там идет уборка. Мы пойдем в Ботанический сад и будем там обедать в ресторане. Вот!
- Там, где работают Юлькины мама и папа?
- Да, там, где работают родители Жюли (так Поль всегда называет Юльку).
Ох, как славно! И Юльку я увижу (я ее уже больше недели не видела), и обедать я буду в ресторане в первый раз в жизни! И еще дома - сюрприз! Одним словом, все как в сказке. Сплошное волшебство - незачем и расспрашивать, почему, отчего, откуда и как. Ведь в сказке когда написано: "В эту минуту появилась прекрасная фея", - не спрашиваешь, с неба ли она упала, на извозчике ли приехала, какие на ней были туфли.
В Ботаническом саду стало как-то прозрачнее - много листьев облетело, на каштанах желтая листва вперемежку с зеленой Спелые каштановые коробочки со стуком падают с деревьев и разбиваются о землю.
Мы садимся за столик на веранде ресторана. Степан Антонович, отец Юльки, подбегает к нам. С салфеткой, перекинутой через руку, улыбающийся и приветливый, он подает нам меню.
- Как Юля? - спрашиваю я.
- Очень хорошо! - И теплая искорка зажигается в глазах Степана Антоновича. - Она на речке.
Мы с Полем изучаем ресторанное меню.
- Поль! - захлебываюсь я. - Какие названия! Консомэ с пирожком! Эскалоп! Ризи-бизи! Тутти-фрутти! Ты когда-нибудь такое слыхала?
- Дурачок! - посмеивается Поль. - Надо смотреть не на название, а на цену. Чтоб не выйти нам с тобой из бюджета!
Мы долго выбираем, нам помогает советами Степан Антонович.
- Степан Антонович! - не выдерживаю я. - Что такое "ризи-бизи"?
- А это рис... Каша рисовая со сладкой подливкой... Прикажете?
Брр! Я терпеть не могу риса. Поль смотрит на меня с веселой насмешкой... Нет, я не хочу "ризи-бизи"!
Наконец все заказано. Два консомэ с пирожком, два эскалопа и тутти-фрутти...
Консомэ оказывается чистым бульоном, ничем не заправленным, но подают его почему-то не в глубоких тарелках, а в больших белых чашках. Это все-таки интересно! Эскалоп - просто телячий шницель, а тутти-фрутти - обыкновенный компот. Но какие красивые, звучные названия!
Я, конечно, трещу без умолку. Полю приходится то и дело одергивать меня, чтобы я творила тихо, прилично, не повышая голоса.
- Знаешь, Поль? Жила где-то девушка, ее фамилия была "Консомэ", мадемуазель Консомэ! И у нее родилось двое детей-близнецов. Девочка Тутти и мальчик Фрутти... Да, Поль? А еще через полгода - опять близнецы: Ризи и Бизи.
Расплатившись за обед, мы идем на берег - к Юльке.
Но Юльки там не оказывается. Мы ходим, ищем ее по берегу, заглядываем в прибрежные кусты - нет Юльки! Наконец она появляется - спешит к нам, слегка ковыляя на нетвердых еще ногах.
- Где ты была, Юля?
Юлька очень смущается:
- Нет, это я тут... так... в одно место...
Только увидев Юльку, я понимаю, как я по ней соскучилась! Смотрю в ее серьезные серые глаза, вижу родинку, похожую на мушку, вижу передние зубы, надетые друг на друга "набекрень", - и радуюсь!