Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 52

Как Мандро, так и Воланд наделены рядом черт, традиционных для внешности "князя тьмы", в частности, преобладанием в костюме серого цвета и бросающимися в глаза неправильностями лица.

При этом Мандро лишь символизирует дьявола, выступая по ходу действия в виде нормального финансового дельца, хотя и отличающегося небывалым размахом замыслов. Его инфернальность только подразумевается, Воланд же настоящий дьявол, выдающий себя за иностранного профессора и артиста. Б. характеризовал Мандро как "своего рода маркиза де Сада и Калиостро ХХ-го века".

В "Московском чудаке" есть несколько эпизодов, отзвуки которых ощутимы в "Мастере и Маргарите". Так, сцена визита буфетчика Театра Варьете Сокова к Воланду, когда посетитель обнаруживает. что его шляпа, поданная ведьмой Геллой, превратилась в черного котенка, имеет своим источником то место у Б., когда при посещении Мандро профессором Коробкиным хозяин указывает близорукому гостю вместо его меховой шапки на свернувшегося клубочком кота. Герой "Московского чудака" "надел на себя не кота, а - терновый венец". У Булгакова шляпа на голове злосчастного буфетчика превращается в котенка, который и расцарапал лысину Сокова. Перед тем как вернуться за шляпой, плут буфетчик поминает Христа: "Оставьте меня, Христа ради", обращаясь к женщине, пытавшейся его задержать. Немедленно следует пародийное наказание со стороны нечистой силы, и Соков претерпевает те же муки, что и Христос перед распятием - котенок, возникший из шляпы, играет здесь роль тернового венца.

И в "Московском чудаке", и в "Мастере и Маргарите" оба героя, подвергшиеся сходному истязанию, вскоре должны погибнуть. Б. в своем романе ориентировался на рассказ Эдгара А. По (1809-1849) "Черный кот" (1843), где кот сидит на черепе трупа. Вероятно, Булгакову был известен не только роман Б., но и этот рассказ "предтечи символизма". Отметим, что в ранней редакции "Мастера и Маргариты" описание кабинета Воланда, каким его видел буфетчик, почти совпадало с описанием кабинета Мандро. У Б. "фестонный камин в завитках рококо открывал свою черную пасть". У Булгакова "на зов из черной пасти камина вылез черный кот". Не исключено, что сцена встречи управдома Никанора Ивановича Босого с Коровьевым-Фаготом, в ходе которой подручный Воланда убеждает хапугу-управдома сдать Нехорошую квартиру заезжему иностранцу, ориентирована на тот эпизод "Московского чудака", когда ростовщик Грибиков договаривается с Мандро сдать свою квартиру помощнику Эдуарда Эдуардовича в темных делах - безносому карлику-иностранцу. Этот карлик отразился и в образах членов свиты Воланда - Коровьеве-Фаготе и Азазелло. Б. подчеркивает, что фантастический облик карлика вызывает отвращение и омерзение: "Просто совсем отвратительный карлик: по росту ребенок двенадцати лет, а по виду протухший старик (хотя было ему, вероятно, всего лет за тридцать); но видно, что пакостник; эдакой гнуси не сыщешь; пожалуй - в фантазии. Но она видится лишь на полотнах угрюмого Брейгеля". Коровьев же - "гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок... Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия ... глумливая". Тот персонаж "Мастера и Маргариты", который в окончательном тексте носил имя Азазелло, в редакции 1929-1930 гг. был очень похож на безносого карлика "Московского чудака": "Один глаз вытек, нос провалился. Одета была рожа в короткий камзольчик, а ноги у нее разноцветные, в полосах, и башмаки острые. На голове росли рыжие волосы кустами, а брови были черного цвета, и клыки росли куда попало. Тихий звон сопровождал появление рожи, и немудрено: рукава рожи, равно как и подол камзола, были обшиты бубенчиками. Кроме того, горб... - Хватим? - залихватски подмигнув, предложила рожа...". А вот портрет героя Б.: "Карлик был с вялым морщавым лицом, точно жеваный, желтый лимон, - без усов, с грязноватеньким, слабеньким пухом, со съеденной верхней губою, без носа с заклеечкой коленкоровой, черной, на месте дыры носовой; острием треугольничка резала часто межглазье она; вовсе не было глаз: вместо них - желто-алое, гнойное, вовсе безвековое глазье, которым с циничной улыбкою карлик подмигивал... уши, большие, росли - как врозь; был острижен он бобриком; галстук, истертый и рваный, кроваво кричал; и кровавой казалась на кубовом фоне широкого кресла домашняя куртка, кирпичного цвета, вся в пятнах; нет, тьфу: точно там раздавили клопа". У обоих писателей персонажи стали карликами вследствие сифилиса, причем Булгаков, как врач в прошлом, подчеркнул почти неизбежный на последней стадии развития болезни горб, прямо не обозначенный у Б. Карлик у автора "Мастера и Маргариты" дается не глазами рассказчика, как в "Московском чудаке", а глазами персонажа - буфетчика.

С четырьмя "симфониями" Б. обнаруживается много параллелей в романе "Мастер и Маргарита". Например, в эпизоде, когда имя своей первой жены Мастер не может точно вспомнить - то ли Варенька, то ли Манечка (в памяти всплывает только полосатое платье), угадывается сцена из третьей симфонии "Возврат", где главный герой, ученый-химик Евгений Хандриков, очутившись в психиатрической лечебнице, испытывает равнодушие к своей прежней жизни и, в частности, не помнит имени жены, а помнит только цвет ее платья.

С "Северной (первой героической)" симфонией связан Великий бал у сатаны, который назван "весенним балом полнолуния, или балом ста королей", а Маргарита выступает на нем в роли королевы. Главная героиня "Северной" симфонии - королевна, а в финале в связи с ее вознесением на небе устраивается пир почивших северных королей, когда из золотых чаш пьют кровавое вино (на балу у Воланда в такую чашу превращается голова Михаила Александровича Берлиоза). Маргарита приветствует гостей бала, находясь на возвышающейся над залом мраморной лестнице и стоя на одном колене. У Б. королевна тоже стоит на одном колене на возвышении, принимая рыцарей в пернатых шлемах, которые целуют ей руку и колено (Маргарите - только колено). И у королевны и у хозяйки Великого бала у сатаны на голове алмазная корона. В "Северной" симфонии женщина в черном плаще олицетворяет смерть и Вечность. Такое же символическое значение имеет черный плащ, который оказывается на плечах Маргариты после бала, и черные плащи всех участников последнего полета. Королевна в симфонии Б. "просила, чтобы миновал сон этой жизни и чтобы мы очнулись от сна". В финале "Мастера и Маргариты" главные действующие лица восклицают: "- Гори, гори, прежняя жизнь! Гори, страдание!" В "Северной" симфонии герои, в конце концов, восходят к вершинам света - мраморно-белой башне с террасой, с которой видна "голубая бесконечность". В эпилоге королевна соединяется со своим возлюбленным рыцарем в Вечности, и они вместе встречают свет звезды Утренницы. Любовь королевны выводит рыцаря из "бездны безвременья", где он оказался за то, что знался с нечистой силой, и дарит ему свет. В "Мастере и Маргарите" главным героям дарован не свет, а покой, где-то на границе дня и ночи, куда возвращаются и двое влюбленных в "Северной" симфонии. Воланд обещает Мастеру и Маргарите перед последним приютом: "...Вы немедленно встретите рассвет". У Б. в "Северной" симфонии герои награждены покоем, однако мир, где они пребывают, подвижный, но лишенный мысли и монотонный: "Здесь позабыли о труде и неволе! Ни о чем не говорили. Позабыли все и все знали! Веселились. Не танцевали, а взлетывали в изящных междупланетных аккордах. Смеялись беззвучным водяным смехом. А когда уставали - застывали в целомудренном экстазе, уходя в сонное счастье холодно-синих волн": Любовь у Б. - целомудренна и мистична. Она олицетворяет "вечную женственность" Владимира Сергеевича Соловьева (1853-1900), первого русского философа, имевшего мировое значение. У Булгакова любовь Мастера и Маргариты - вполне земная, хотя и необыкновенная по своей силе. Мастеру оставлена способность творить и в последнем приюте, где ему предстоит "подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что... удастся вылепить нового гомункула". В "Северной" же симфонии покой - это вообще высшая возможная награда, даруемая Богом, а не дьяволом тем, кто стремится к земному величию: гордецам, титанам и героям, даруемая, если они смирились и обратились к Всевышнему: