Булгаков

Главным для Булгакова в Б. о. было обличение советской цензуры, демонстрация трагической зависимости драматурга Василия Артуровича Дымогацкого от зловещего цензора Саввы Лукича. Таиров в своей постановке пытался несколько приглушить этот конфликт, однако бдительная критика сразу почувствовала, что именно в первую очередь хотел сказать Булгаков. Так, И. И. Бачелис в статье "О белых арапах и красных туземцах", опубликованной в №1 журнала "Молодая гвардия" за 1929 г., заметил: "В одном только месте Таиров сделал неожиданное и странное ударение. Разворачивая весь спектакль как пародию, он в последнем акте внезапно акцентирует "трагедию автора" запрещенной пьесы. Линия спектакля ломается и с места в карьер скачет вверх, к страстным трагическим тонам. Из груди репортера Жюля Верна рвется вопль бурного протеста против ограничения... "свободы творчества"... Злые языки утверждают, что автора-репортера Булгаков наделил некоторыми автобиографическими чертами... что ж, тогда нам остается принять к сведению эти движущие причины его творчества. Но как бы ни звучал авторский вопль на сцене, характерно уж то, что Камерный театр выпятил именно этот момент (в действительности Таиров стремился всячески завуалировать данный мотив. Б.С.). Это был пробный выпад театра - выпад осторожный, с оглядкой, - но выпад. Театр солидаризовался с автором. Таиров солидаризовался с Булгаковым в требовании "свободы творчества".

Со ссылкой на мнение германской печати И. И. Бачелис предъявил Булгакову страшное обвинение, охарактеризовав Б. о. как "первый в СССР призыв к свободе печати". Здесь имелась в виду статья о Б. о., опубликованная 5 января 1929 г. в берлинской газете "Дойче Альгемайне Цайтунг". Ее перевод сохранился в булгаковском архиве: "Новая вещь Булгакова, конечно, не драматическое произведение крупного масштаба, как "Дни Турбиных"; это лишь гениальная драматическая шутка с несколько едкой современной сатирой и с большой внутренней иронией. Внутренние волнения зрителя и злободневность, которую эта вещь приобрела у московской интеллигенции, показались бы нам такими же странными в другой среде, как нам странным кажется волнение, вызванное постановкой "Свадьбы Фигаро" Бомарше у парижской публики старого режима... Русская публика, которая обычно при театральных постановках так много говорит об игре и режиссере, на этот раз захвачена только содержанием. На багровом острове Советского Союза среди моря "капиталистических стран" самый одаренный писатель современной России в этой вещи боязливо и придушено посредством самовысмеивания поднял голос за духовную свободу!" В письме правительству 28 марта 1930 г. Булгаков полностью солидаризовался с этой оценкой Б. о.: "...Когда германская печать пишет, что "Багровый остров" это "первый в СССР призыв к свободе печати" ... - она пишет правду. Я в этом сознаюсь. Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, - мой писательский долг, так же как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода". При этом драматург признавал, что в Б. о. "действительно встает зловещая тень, и это тень Главного Репертуарного Комитета. Это он воспитывает илотов, панегиристов и запуганных "услужающих". Это он убивает творческую мысль". Жанр пьесы Булгаков здесь определил как "драматургический памфлет", отрицая, что Б. о. - это пасквиль на революцию, как утверждала критика: "пасквиль на революцию, вследствие чрезвычайной грандиозности ее, написать НЕВОЗМОЖНО. Памфлет не есть пасквиль, а Главрепертком - не революция". Естественно, что в письме, адресованном правительству,, драматург не мог указать, что Главрепертком был плотью от плоти революционной власти.

По воспоминаниям соседа Булгакова по Нехорошей квартире математика и детского писателя Владимира Артуровича Лёвшина (Манасевича) (1904-1984), прототипом драматурга Василия Артурыча Дымогацкого в Б. о., пишущего под псевдонимом Жюль Верн, послужил он сам. Дело здесь не только в совпадении отчества, но и в фамилии Дымогацкий (В.А.Лёвшин был завзятым курильщиком), и в том обстоятельстве, что прототип в 1920-1922 гг. был студийцем Камерного театра, очень увлекался Жюлем Верном (1828-1905) и часто говорил о нем с Булгаковым.

"БАГРОВЫЙ ОСТРОВ", фельетон, имеющий подзаголовок: "Роман тов. Жюля Верна. С французского на эзоповский перевел Михаил А. Булгаков". Опубликовано: Накануне, Берлин - М. , 1924, 20 апр. (в рубрике "Литературная неделя"). Б. о. в пародийной форме излагает историю Февральской и Октябрьской революций 1917 г., гражданской войны и возможной будущей интервенции против СССР, как это виделось русским эмигрантам-сменовеховцам, чьим органом была газета "Накануне" (подробную характеристику сменовеховства и отношения к нему Булгакова - см. "Под пятой"). Сменовеховцы признали Советскую власть, призывали эмигрантов сотрудничать с ней, а в случае нападения иностранных держав на СССР встать в ряды Красной Армии. Многие персонажи фельетона имеют очевидных исторических прототипов. Вождь и повелитель белых арапов Сизи-Бузи - это последний русский император Николай II (1868-1918), "махровый арап", пьяница и бездельник Кири-Куки - глава Временного правительства А. Ф. Керенский (1881-1970), Февральская революция уподоблена извержению вулкана, т. е. некоему стихийному бедствию, и т. д. Иностранные интервенты представлены героями романов французского писателя-фантаста Жюля Верна (1828-1905). Лорд Гленарван и Паганель взяты из "Детей капитана Гранта" (1867-1868). Сам Багровый остров у Булгакова расположен "под 45-м градусом" в Тихом океане, точно там, где у Жюля Верна расположен Южный остров Новой Зеландии, у берегов которого чуть не погибли герои романа. Мишель Ардан это персонаж романов "С Земли до Луны" и "Вокруг Луны" (1865), капитан Гаттерас попал в булгаковский Б. о. из "Приключений капитана Гаттераса" (1866), а Филеас Фогг - из романа "Вокруг света в восемьдесят дней" (1873). Более сложная генеалогия у полководца арапов Рики-Тики-Тави. Его имя - это название рассказа английского писателя и поэта, Нобелевского лауреата Редьярда Киплинга (1865-1936), где так зовут симпатичного зверька мангуста. Рики-Тики-Тави у Булгакова пародирует некий обобщенный образ белого генерала, оказавшегося в эмиграции. В дальнейшем, когда в 1927 г. Булгаков написал на основе фельетона Б. о. пьесу "Багровый остров", этот персонаж превратился в полководца Ликки-Тикки и получил черты биографии конкретного белого генерала Я.А.Слащева, послужившего прототипом Хлудова в пьесе "Бег". В связи с такой трансформацией персонажа неожиданное значение, почти пророческое, приобрела сцена убийства Рики-Тики-Тави в Б. о., во многих деталях повторенная в эпизоде убийства Иуды из Кириафа в "Мастере и Маргарите". В пьесе "Багровый остров" Ликки-Тикки, как и его прототип Я. А. Слащев, переходит на сторону краснокожих эфиопов и служит в их армии, т. е. по отношению к белым арапам ведет себя как Иуда. Позднее, в январе 1929 г., Я. А. Слащев был убит, как бы повторив судьбу персонажа фельетона, получившего в пьесе его биографию.

Одним из важнейших источников для Б. о. послужил рассказ друга Булгакова, писателя Евгения Ивановича Замятина (1884-1937) "Арапы" (1920), где высмеяна двойная мораль большевиков в отношении насилия в годы гражданской войны. Повествование у Замятина ведется от лица краснокожих, которые воюют с живущими на одном с ними острове Буяне арапами: "Нынче утром арапа ихнего в речке поймали. Ну так хорош, так хорош: весь филейный. Супу наварили, отбивных нажарили - да с лучком, с горчицей, с малосольным нежинским... Напитались: послал Господь!" Когда же арапы в свою очередь жарят шашлык из краснокожего, это вызывает совсем другую реакцию: " - Да на вас что - креста, что ли, нету? Нашего, краснокожего, лопаете. И не совестно?

- А вы из нашего отбивных не наделали? Энто чьи кости-то лежат?

- Ну что за безмозглые! Дак ведь мы вашего арапа ели, а вы - нашего, краснокожего. Нешто это возможно? Вот дайте-ка, вас черти-то на том свете поджарят!"