Страница 3 из 67
- Послушай, братишка, - сказал Хосров, - прихвати с собой этого человека! Сделай доброе дело. Возница замахал рукой:
- О чем ты говоришь?! Или не видишь, я везу государственное масло?.. Повозка перегружена, лошади не потянут. Да ты посмотри, как я нагружен!.. Ты что, хочешь, чтоб мои дети остались сиротами?! Ведь лошадь тоже живое существо или нет?! Разве не видите, что они не тянут?! Лошадям надо давать ячмень, тогда они повезут... Однако не будем говорить про ячмень... Вы знаете, почем сейчас отруби?
Однако повозку остановил. Ризван с помощью Хосрова забрался на бочки с маслом. Поблагодарил Хосрова. Для Хосрова этот неожиданный отъезд "родственника" Сачлы был весьма приятен.
Возница несколько раз стегнул кнутом лошадей. Однако вскоре он опять остановил их, покосился недружелюбно на Ризвана:
- Ведь в этих бочках масло!.. На них нельзя прыгать... - ворчал он. Неужели люди не понимают этого?..
Ризван сунул руку в карман:
- Сколько я вам должен, дорогой?
Аробщик спрыгнул на землю, достал из-под своего тулупа небольшую попону, свернутую вчетверо, опять забрался на повозку. Ризван протянул ему десять десятирублевых бумажек:
- Вот, это вам...
Аробщик небрежно взял деньги, сунул их в карман, вздохнул:
- Спасибо, племянничек, да наградит тебя аллах. Значит, на ячмень у нас деньги есть...
Он попросил Ризвана сойти с фургона, разостлал поверх бочек попону, пригласил:
- Вот теперь садись, теперь тебе будет мягко, племянничек! - И похвастался: - Куда там машина!.. Неделю тому назад вон с той горы сорвался грузовик, сейчас сам увидишь... До сих пор там валяются его обломки... Машина - вещь ненадежная. То колесо ломается, то дифер... А вот мой фургон - одно удовольствие! Захочет твоя душа ты сойдешь, увидишь родник - напьешься, увидел речку - купайся... Едешь себе и любуешься горами, холмами. А фургона не будет - не будет тебе ни счастья, ни удачи. Недавно говорили, будто там, наверху, в правительстве, есть такая мысль - раз и навсегда упразднить все эти машины, ибо от них больше убытка, чем прибыли. Да разве годятся эти машины под груз?! Особенно в наших горах. В больших городах, таких, как Баку, Шеки, Москва, там машины нужны. Вот еще про Америку рассказывают... Рассказывают, там арбами пользуются вовсю. Вначале, говорят, и там хотели упразднить арбу. Да аробщики взбунтовались, не позволим, говорят! Видят наверху, дело приняло серьезный оборот, снова разрешили арбу. Говорят: "Мы тоже сторонники арбы!" Во как!..
Болтая таким образом, аробщик вновь забрался на свой овчинный полушубок, с которым не расставался ни летом, ни зимой: так, на всякий случай. Глянул по сторонам, тряхнул вожжами, взмахнул кнутом:
- Но-о-о!.. Но-о-о!.. А ну, лошгдушки!.. А ну, резвые!.. Давай, давай!.. Шевели ногами!..
Шоссе поворачивало вправо. Отсюда хорошо был виден весь городок. Не знал Ризван, что в этот момент Рухсара стоит во дворе больницы, не спуская глаз с удаляющегося фургона. Вот начался подъем, сейчас будет поворот - и фургон скроется с ее глаз. И вот скрылся - уехал Ризван!
Рухсара достала из карманчика своей темной блузки мокрый от слез платок, прижала к глазам.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Окруженное дубовым лесом, селение Чайарасы приютилось на плоской вершине крутобокой горы. Плывущие в небе облака срезали на ходу головы великанов деревьев.
Внизу, по ущелью, протекала бурная река, берущая начало высоко в горах, у самых ледников. По пути она вбирала в себя воды многих родников и речушек, набирала силу, скорость, меняла нрав, становилась злой, свирепой и все глубже и глубже вгрызалась в землю.
В реке обитали выдры. В лесах было немало черных медведей, волков и других хищных зверей. В непролазной чаще вили гнезда большие белые коршуны.
Из земли било множество минеральных источников.
В окрестных лесах водились дикие пчелы. В период их роения сельчане ходили по лесу и, найдя дупло с сотами, пудами уносили домой душистый дикий мед.
Выше, в горах, где не было лесов, простирались необъятные пастбища, на которых большую часть года паслись стада овец, коровы и буйволы жителей Чайарасы.
Поля для посевов находились рядом с деревней, на отвоеванных у леса, с помощью огня и корчевания, участках.
Из поколения в поколение чайарасинцы жили в землянках и глинобитных хижинах. Лишь в последние годы здесь начали строить одноэтажные каменные дома с балконами на деревянных подпорках. Глухая деревня стала менять свой облик.
Через деревню провели арык, берущий начало из мощного родникового источника в горе, повыше деревни. Благодаря воде стало возможным выращивать фруктовые деревья, овощи в огородах.
Дом Ярмамеда, одноэтажный, в два окна, находился в нижней части деревни, среди скал. Рядом с домом стояло несколько ульев. Прежде Ярмамед жил в отцовской землянке. Этот дом он построил совсем недавно. Балкон еще не был покрыт. От дома вниз вела тропка, которая упиралась в скалу, уходящую вертикально вверх. Ночью, стоя здесь, можно было слышать голоса хищных зверей.
Эти дикие, глухие места издавна служили приютом для тех, кому нужно было укрыться от людских глаз и властей. Здесь конокрады прятали украденных у кочевников-скотоводов лошадей.
Несколько лет назад в этих лесах скрывались те, кто не хотел идти в колхозы. Тут они считали себя в полной безопасности.
Сам Ярмамед, когда в районе начали создавать первые колхозные артели, испугался и скрылся в лес на несколько дней.
Ярмамед был человек могучего телосложения, высокий, статный, широкоплечий, подвижный, с густыми усами. Круглый год носил черную остроконечную папаху, пиджак из домотканого сукна и, такие же штаны, заправленные в длинные, до самых колен, шерстяные носки. Обувал удобные чарыки из сыромятной кожи, с острыми носами. Этот крупнотелый человек легко, как горный козел, ходил по крутым горным тропам, без промаха стрелял в парящих высоко в небе орлов, не боялся вступать в единоборство с медведями. У него было обыкновение одаривать медвежьей шкурой пришедших к нему в дом наиболее уважаемых гостей. Была у Ярмамеда лошадь под седлом, резвая, выносливая, хорошо приученная к горным дорогам, - под стать хозяину.
Когда Ярмамеду стукнуло двадцать пять лет, шесть лет назад, он женился на дочери односельчанина Чиловхана-киши. Единственная дочь в семье (кроме нее у Чиловхана было еще семь сыновей), Гейчек росла своенравной и избалованной. У нее было круглое, широкоскулое лицо, густые брови, яркие, румяные щеки, красивые крепкие руки.
Гейчек недавно исполнилось двадцать пять лет. Она была бесплодной, и, возможно, это помогло ей сохранить девичью живость и своеобразие характера.
Когда Ярмамед, не желая вступать в колхоз, скрылся из деревни, Гейчек ходила к нему на свидание в лес, приносила ему еду, отварную баранину, хлеб. Шла ночью, ничего не боясь, словно съела, как говорится, волчье сердце. Притаившись между скал, ждала мужа, прислушивалась к ночным звукам. В последний момент неожиданно выскакивала из засады, желая попугать Ярмамеда. Тот вскидывал ружье, а она весело заливалась:
- Ты чуть не убил меня!..
ЯрмамеД страстно обнимал жену, говорил:
- Вторую пулю пустил бы в себя.
Со временем их любовь не угасала. Напротив, все больше крепла. Жили они в достатке.
Ярмамед сам был неплохим хозяином, да к тому же родные жены постоянно помогали им, не скупились на подарки и прочую житейскую помощь. "Наш зять никогда ни в чем не будет нуждаться!" - говорили они.
Тесть, Чиловхан-киши, молол для них зерно. Зимой присматривал за их коровами. Летом, когда жители селения Чайарасы поднимались в горы на эйлаги, теща заготавливала для молодых на зиму масло и сыр. Ежегодно близкие Гейчек одаривали чем-нибудь своего зятя. Родители и братья Гейчек старались угадать каждое желание своей любимицы, баловали ее, не позволяли ее ресничке упасть на землю, как говорится. Видя все это, Ярмамед проникался к жене еще большей любовью и уважением.