Сачлы (Книга 1)

- Конечно, будет очень трудно, но без трудностей ни одно серьезное дело не решается, - продолжал, прочистив кашлем горло, Гашем. - Будут и потери, и досадные затруднения, порою и неудачи, но самое главное - двигаться вперед, по законам марксистской диалектики перестраивать жизнь!

- Ради советской власти колхозники, разумеется, пойдут на жертвы, - сказал Годжа-оглу. - И себя как-то ограничат! Но ведь двигаться надо осмотрительно, с точным расчетом. Фундамент надо сперва заложить, а потом уж браться за крышу. Поспешишь - людей насмешишь!.. Вот мы поставили мельницу - колхозники ее видят, они радуются делу рук своих/Конюшня? И конюшню тоже можно, так сказать, осязать, представить, что уже осенью в ней будем держать лошадей. А отвлеченные мечтания мужику непонятны, чужды; сомневаюсь, что они его увлекут.

- Тсс! - зашипел Субханвердизаде, будто ему наступили на ногу. - Тсс! Темпы, темпы и еще раз темпы!.. Вот наша позиция. "Постепенно" - это из арсенала правых уклонистов. Проповедуя малые дела: конюшня, баня, мельница вы тащите нас в оппортунистическое болото!

- Да, да, товарищ Гашем постоянно напоминает нам об этой опасности! - с удовольствием заметил Сарваров. - Только подумать, какое счастье, что мы работаем под руководством такого боевого марксиста, как Субханвердизаде!

Субханвердизаде казалось, что он уже застращал председателя колхоза и теперь Годжа-оглу не вырвется из-под его влияния. Авось да удастся превратить бакинца Годжу во второго Дагбека Дагбашева. А может, при случае и заменить им Дагбека? Что-то прокурор последние дни артачится, не держит узды, норовит вот-вот сбросить всадника в канаву!.. Но у Гашема шпоры - острые, а в руке плетка.

- Конечно, мне ты можешь откровенно рассказывать о своих политических сомнениях, - понизив голос, доверительно шепнул Субханвердизаде, - но советую при посторонних не упоминать это "постепенно". Услышат и... - Он показал на искательно улыбнувшегося Сарварова: - Этого молодца не бойся. Наш! Целиком наш!.. Но ведь любой недоброжелатель может передать твои неосторожные высказывания Алеше Гиясэддинову, а тот выложит "дело" перед Таиром Демировым, вот и наплетут на тебя... И отправят старого большевика в ссылку. В Сибирь! А там, братец, холодно, очень холодно.

- Совершенно верно, - поддержал его Сарваров. - Цени это отеческое предупреждение Гашема-гаги. А вдруг и я где-либо за чаркой проговорюсь? Дойдет до Гиясэддинова! И клянусь собственной жизнью, клянусь Хазрат Аббасом, на твою голову вывалят уймищу лжи и наговоров!..

Годжа-оглу возразил:

- Мои дела всем видны! И жизнь моя, бакинского пролетария, тоже ясна. Пусть придираются!.. Кто хочет смастерить тебе одеяние из клеветы, того уже не остановишь. Пусть же станет чертом, дьяволом, наушником, доносчиком, придется ответить за эти мерзости сторицей!

Так они и не сговорились. Председатель колхоза был достойным сыном старого каменотеса Годжи. В Баку он прошел огненную закалку и теперь совершенно не боялся умевшего с непревзойденным искусством менять тысячу шкур и тысячу личин Гашема. И с этого разговора Годжа стал еще более настороженно присматриваться к изворотливому Субханвердизаде.

Обед в доме Годжи-оглу прошел мирно. Чихиртма из курятины была вкусна, чай душист и ароматен.

Разрешив Сарварову поспать после трудов праведных и неправедных, Субханвердизаде отправился в дом Кесы.

Оставив на дворе милиционера, с которым он не расставался ни на миг во время разъездов по аулам, Гашем, пригнувшись, вошел в полутемную хижину.

. Увидев грозного повелителя, Кеса слабо пискнул и прижался к постели, как заметивший ястреба воробей.

Однако сидевший у изголовья Тель-Аскер не смутился, ответил на приветствие пришельца спокойно.

- Послушай, почему ты тут прохлаждаешься? - Злые глаза Гашема, казалось, пронзили парня насквозь. - Бросил телефонную станцию на произвол судьбы, разгуливаешь себе по Дашкесанлы!.. Да знаешь ли ты, что такое дисциплина?.. Или уподобился безумному Назару, которому законы не писаны? Дескать, я комсомолец и мне все дозволено!..

- У меня есть сменщик, - ответил Аскер.

- Да разве можно так формально относиться к телефонной связи? - возмутился председатель исполкома. - Связь - нервы такого сложного организма, как весь наш район!.. А если сейчас объявлена мобилизация? Что ж, из-за лени и тупости старшего телефониста мы проиграем дело мировой революции?

- Осторожнее выбирайте выражения, товарищ председатель, - невозмутимо сказал Тель-Аскер. - И по советским законам я имею право на отдых, на выходной день.

- Нет, ты, молокосос, не имеешь права на отдых! - гневно заявил Субханвердизаде. - Ты еще ничего не сделал для мировой революции, для социализма!.. А как собрание, так выскакиваешь на трибуну: "Критика! Самокритика!.."

- Конечно, я никогда не откажусь от права на критику, - Аскер дернул плечами. - А работать - работаю честно. Станция на отличном счету. Ни одной аварии за год! Ну - молодой... Пока молодой, а стану старым, как и вы!

Гашема так и затрясло.

- Ты бы вот у кого поучился смирению и вежливости! - Он ткнул пальцем на скорчившегося немощным комочком Кесу. - Да перейдут все болезни и недуги его на твое сердце, мальчишка!.. Он ценит хлеб-соль, он благодарен за попечение старшим товарищам. А ты, сопляк, превратился в подлипалу, виляешь хвостом, как собачонка!

Парень побледнел от обиды.

- Перед кем это я вилял хвостом? Извольте ответить, товарищ Субханвердизаде.

- Тебе лучше знать! - Он хотел сказать: "перед Замановым", но счел преждевременным открывать карты. - Во всяком случае, я не видел тебя в моем стане!

- А я и не намерен стать вашим агентом! - упрямо вскинул голову Аскер. Доносчиком!

- Значит, все мои помощники - агенты и доносчики?

- Значит, доносчики! - Тель-Аскер принял вызов, не уклонился от поединка, хотя Кеса то и дело дергал его за штанину.

- Ах, так!.. Объясни же, что ты делаешь в Дашкесанлы? Какой масти щенка потерял?

- Пришел справиться о здоровье Кесы.

- Рассказывай! Пришел выведать у курьера государственного учреждения свежие сплетни. Не ты ли, кстати, переправляешь их "лесным братьям"?

- Нет у меня теперь новостей, - вдруг подал голос Кеса, ворочаясь на паласе. - Да, не отрицаю, раньше были, а теперь нету и не будет никогда!.. Не понимаю, на что вы намекаете.

Субханвердизаде нагнулся, похлопал Кесу по худому плечу и ласково сказал:

- Не волнуйся, друг, вредно тебе волноваться!.. Я захватил для тебя чай, сахар, мясо. Сейчас принесут! - И крикнул в открытую дверь милиционеру: Принеси хурджун! Живее!..

Затем он вытащил из бумажника три сторублевки и небрежно бросил их на палас.

- Это тебе, дружок, на лечение. Государственное пособие! Поправляйся поскорее. Ты нужен райисполкому!

Тель-Аскера до того бесило это ханжество Субханвердизаде, что парень, боясь, что наскандалит, встал и ушел.

- Деньги на саван у меня хранятся в узелке, - сказал тем временем Кеса угрюмым тоном.

На Гашема его открытая неприязнь не подействовала. После той ночи, когда рыдающая от стыда Сачлы выбежала в разорванной кофточке из его комнаты, Гашем всерьез перетрусил и решил любой ценою принудить Кесу к молчанию.

- Поправляйся и возвращайся на службу! - нежно сказал он, подсаживаясь ближе к звонарю. - Глаза мои день и ночь ищут тебя, брат!.. Мне так недостает тебя, верный друг.

- Не могу, не могу, не могу! - выпалил тот плаксиво. - И не жди! Ищи себе нового привратника.

"Ужаленный змеею боится валяющейся в пыли веревки", - Субханвердизаде теперь уверовал в мудрость этой пословицы. - Привратник? Это, значит, Кеса напомнил, как впустил в комнату Гашема Рухсару с чемоданчиком? Так-с, учтем..."

- А откуда у тебя появились деньги, Кеса? - вкрадчиво спросил Субханвердизаде. - Может, недруги мои наградил. тебя? А за что?.. За клевету на твоего благодетеля? Да?.. И ты им уже многое наболтал, собачий сын? Говори! - рявкнул Гашем и поправил на поясе кобуру пистолета.