Страница 33 из 56
Видя такое неуважение к вверенному ему учреждению, Худакерем еще пуще распалялся:
- Эй-эгей, послушайте, да вы откуда пришли?
- Из деревни! - ответил скрытый толпою какой-то смельчак. - Небось когда выпускаете займы, то умасливаете народ, а как дело дошло до расчета, не разрешаете радоваться!
- Радуйся всласть! - Худакерем обиделся. - Ведь и я радуюсь твоему выигрышу!.. Только, ради бога, не галдите!
У кассы, не обращая внимания на Мешинова, мужчина в остроконечной папахе настойчиво уговаривал кассиршу - девушку с кокетливо взбитыми кудряшками:
- Я - Аллахгулиев, Маммедгули Аллахгулиев, хорошенько же посмотри список, вот мои облигации, красавица!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Когда доктора Баладжаева вызвали к чудодейственно выздоровевшему председателю, тот наивно решил, что речь пойдет о каких-либо незначительных служебных делах, и не очень торопился. Однако при входе в кабинет он был встречен таким грозным взглядом Гашема, что сразу же перетрусил.
- Садись!.. Бери счеты, - приказал Субханвердизаде. - Прикинь восемьсот... И еще девятьсот пятьдесят... Так-та-а-ак! - заглядывая то в ведомость, то в собственную записную книжку, мерно диктовал Гашем ничего не понимавшему доктору. - Накинь еще шестьсот сорок восемь!.. И еще семьсот восемьдесят четыре...
Костяшки с треском перекатывались по проволоке, а Субханвердизаде все еще перечислял цифры, и казалось, что так будет продолжаться бесконечно.
- Сколько получилось? - наконец спросил он.
- Три тысячи сто восемьдесят два рубля.
- Правильно! Считать ты умеешь, - похвалил Субханвердизаде, и нельзя было понять, издевается он или говорит серьезно... - Теперь объясни, расхититель государственной казны, как это ты ухитрился схапать за месяц три тысячи сто восемьдесят два рубля?
Доктор заглянул в усыпанную красными птичками ведомость, и в глазах, его зарябило. Он снял очки, протер их платком, снова взгромоздил на переносицу. Увидев собственноручные расписки, Баладжаев пожал плечами:
- Да, подпись всюду моя. Но я не понимаю, чего ты хочешь, Гашем-гага?
- Нет, не гага, а товарищ председатель, - наставительно поправил его Субханвердизаде. - И вот объясни товарищу председателю исполкома, как надо понимать эту зловонную путаницу?
Теперь настала очередь молчать растерянному Баладжаеву.
- Ты доктор? Так?
- Во всяком случае, все здесь меня называют доктором, - захотел увернуться Баладжаев.
- Значит, ты имеешь диплом об окончании медицинского факультета? - кротким тоном, не предвещавшим ничего хорошего, допытывался Субханвердизаде.
- Нет, я фельдшер.
- Ах, фельдшер!.. Значит, фельдшер? Расскажи мне, товарищ фельдшер, почему в ведомости на получение зарплаты написано: "главврач", "врач-терапевт", "глазной врач"? И, оказывается, к тому же ты еще и судебный врач, и санитарный врач!..
- Но, Гашем-гага... Но, товарищ Субханвердизаде... - Баладжаев запнулся.
В ответ Субханвердизаде выпустил ему в лицо густую струю табачного дыма.
- Я же выполнял эти обязанности, товарищ председатель, - извивался Баладжаев. - И, кроме того, вы согласились...
- Разве исполком выдал тебе диплом об окончании медицинского факультета?
Баладжаев попытался хихикнуть, словно развеселился от остроты собеседника.
- Мне никто не выдавал, здесь диплома, но все-таки...
- Все-таки ты перебрал из советской казны уйму тысяч! - остановил его Субханвердизаде. - А ведь я еще не заглядывал сюда, - и он ткнул сапогом в мешок с документами. - Видимо, там притаилось немало гадюк, готовых выползти и обвиться вокруг твоей жирной шеи? А?..
У Баладжаева мелко-мелко затряслась нижняя губа.
- Товарищ исполком, ты же сам возлагал на меня эти обязанности, одну за другой! Разве осмелился бы я... Никогда не пошел бы на такую низость.
- Укравший копейку похитит и миллион! - безоговорочно сказал Субханвердизаде. - Как говорится, сверху мил, а внутри гнил!.. Но мы обязаны привлекать к суровой ответственности расхитителей государственного и народного достояния, и мы эту священную обязанность выполним!
Неожиданно он протянул Баладжаеву открытую коробку папирос. Тот сперва было отшатнулся, затем быстро ухватил желтыми пальцами папироску, жадно закурил.
- Слушай, Гашем, чего ты от меня добиваешься? - решив, что наступило перемирие, взмолился Баладжаев.
- Хочу, чтобы не нарушались советские законы! Хочу, чтобы в районе работали ценные высококвалифицированные медицинские кадры! - раздельно, словно речь произносил на митинге, сказал председатель.
- Кадры, э... - Баладжаев задумался, и вдруг перед его за туманенным взором возник образ нежной голубоглазой Рухсары, - она походила на скромную фиалку, стыдливо прячущуюся в траве. - Неужели?..
- Вот именно! - кивнул, будто подслушал его думы, Субханвердизаде.
- Но что я могу с нею сделать? - застонал Баладжаев, закрывая руками побледневшее лицо.
- А этого я уж не знаю, товарищ доктор, - усмехнулся Га шем. - Решайте сами, товарищ заведующий здравотделом! Раскиньте умом, товарищ санитарный врач!
- Но, Гашем-гага...
- Убирайся! - лениво зевнул Субханвердизаде.
Дагбашев привык не стесняться у председателя исполкома и так толкнул ногою дверь, что она, широко распахнувшись ударилась ручкой о стену.
- Салам! - приветствовал он Субханвердизаде и небрежным жестом бросил фуражку в кресло.
- Салам! - ответил Гашем с раздражением.
Прокурору хватило беглого взгляда, чтобы убедиться, что его высокопоставленный друг не в духе... Бесцеремонно заглянув на стол, Дагбашев заметил почтовое уведомление о возвращении денег из Баку и, скривившись, свистнул.
- Н-да, от тысяч отказываются!.. Чудеса, прямо-таки чудеса. Что делается с людьми!
Субханвердизаде не испытывал ни малейшего желания поддерживать в таком залихватском тоне беседу. Возвращение денег, посланных Таиру и Алеше в знак дружбы и доброжелательства, он ощущал как две звонких пощечины, до сих пор горевшие на его лице.
- Знаешь, гага, ты отдай-ка мне эти тысячи, и мы пропьем их за твое здоровье, - развязно предложил Дагбашев.
Субханвердизаде не отозвался на шутку приятеля. Удар был нанесен точно в цель.
Прикидываясь, что не замечает, как он удручен, Дагбашев снял телефонную трубку.
- Аскер? Это я, Аскер, я - прокурор. Соедини, пожалуйста, с начальником почты... Здорово, Мамед! Как себя чувствуешь, братец? Отлично, да? Душевно радуюсь за тебя... Мамед, я говорю из кабинета Гашема-гаги. Да, да, встал, поправился, вышел на работу к великой радости моей, и твоей, и всего нашего района!..
Субханвердизаде слушал и не понимал, почему он не вышвырнет из кабинета этого наглеца.
- Так слушай, там поступили из Баку деньги... Да, да, по обратному адресу! Знаешь? Так вот, Мамедка, пришли-ка их сейчас же сюда! Завтра? Почему завтра? Сдали в банк наличностью? Э!..
Наконец Субханвердизаде надоела эта праздная болтовня, он вырвал из рук Дагбашева трубку, с треском опустил ее на рычажок.
- Прекрати эти-фокусы! - сквозь зубы проскрежетал он. - Лучше возьми-ка эти бумаги и скажи: есть тут повод для судебного разбирательства?
Дагбашеву вовсе не улыбалось заниматься сейчас выполнением прокурорских обязанностей, - ему выпить хотелось коньячку... Но пришлось подчиниться. Листая страницы финансовых отчетов по больнице, он сразу наметанным взглядом обнаружил, что нет ни одной задоринки, за которую можно бы зацепиться, ни единого формального повода для придирки. Завхоз Али-Иса держал ухо востро: в каждой расписке были точно указаны имена продавцов и отчетливо выступала печать сельсовета, завершившего торговую сделку. На оборотной стороне такого Документа стояла обязательно подпись кладовщика, получавшего означенные продукты и даже проверившего килограммы на контрольных весах в больнице. В полном порядке находились и специальные ведомости, указывающие, что продукты по норме были отпущены в столовую. Словом, рука стража закона не могла Уцепиться ни за одну из этих бумажек.