Из тупика

На прощание Небольсин сказал машинисту:

- Ладно. Ступай с богом. На днях комиссия прибудет сюда от французов. Мы с тобой прокатим ее до Званки...

В эту ночь спать Небольсину не пришлось. Уже за полночь кто-то забарабанил в окно к инженеру. Это был князь Вяземский.

- Аркадий, - звал он, - вставай скорее.

- Что случилось? Куда?

- Иди в столовую. Будет грандиозное попоище...

- По случаю чего? Победа на фронте?

- Еще какая! - густо хохотал в роскошную бороду командир "Бесшумного". - Только что узнали... В Питере нашлись честные люди и - прихлопнули Гришку Распугана!

На плавмастерской "Ксении" жгли в эту ночь фейерверки. Во хмелю и в песнях, загребая ногами среди ночных сугробов, праздновали мурманчане гибель варнака в проруби. Там, в Петрограде, что-то сломалось. Хрустнуло. Утром просыпались в чаянии каких-то новых событий. Удивило всех сообщение, что государь император, узнав о гибели своего друга, бросил фронт, покинул дела ставки и срочно выехал в Петроград... "Зачем?"

Пришла весть, что на выходе из Порт-Саида погиб, подорванный немцами, броненосец "Пересвет", плывший с Дальнего Востока на Мурман, - флотилия, приспустив флаги, осиротела. Готовился уйти в Англию на замену орудий крейсер "Варяг", и его жаль было отпускать. Но в самом начале января бросил якоря в Кольском заливе линкор "Чесма", громоздкий и обледенелый; три дня потом ходили артелями скалывать лед с брони. Говорили об "Аскольде": мол, придет боевой крейсер, с ним будет легче.

Потом с океана, откуда-то от Лафонтен, подошли немецкие подлодки, и перископы их стали шнырять возле Варде, около Кильдина и Рыбачьего - почти рядом, почти под боком у города.

Казалось, сам воздух, пронизанный морозом, застыл на Мурмане в выжидательном напряжении. Чего-то все ждали, на что-то надеялись... И только Небольсину мешало ожидание комиссии; впрочем, он надеялся, что выводы ее будут средние.

Наконец майор Дю-Кастель прибыл, и Небольсин сразу дал срочную телеграмму по дистанции до самой Званки, чтобы пути привели в порядок, за трассой следили внимательно, а стрелочникам - иногда не мешает побриться...

- Итак, я везу комиссию. А где ящик с коньяком?

* * *

Майор Дю-Кастель, пожилой седовласый человек с зорким взглядом из-под сурово нависших бровей, появился в вагоне. Вот первый его вопрос:

- Случаи людоедства на дороге не наблюдались? Небольсин ответил:

- Простите, мсье... не слышал!

Это была его первая ложь. Ибо в прошлом году партия сезонников, заброшенная в тундру, была забыта начальством. Люди одичали, и ходили слухи, что одного человека "свинтили", между прочим, поругивая начальство. Небольсин помог Дю-Кастелю закинуть на полку громадный фибровый чемодан.

- Поехали! - сказал француз инженеру таким тоном, словно взобрался в возок и пихнул кучера в спину: "пшел!"

Состав был сцеплен из одинокого пульмана, а позади него болтался вагон с дорожными ремонтниками. Аркадий Константинович вышел в тамбур, махнул рукою на паровоз:

- Песошников! Давай жми на полный цилиндр...

Не заходя в купе, Небольсин достал записку, которую впопыхах вручил ему контрагент Каратыгин. Вот что там было написано: "Исходя из благих чувств признательности, советую вам: старайтесь на полной скорости, не останавливаясь, проскочить через Тайболу: там опять волнения рабочих..."

Разом защелкали под колесами стыки рельсов, широко разведенные морозом. За окном мелькали вагоны, вагоны, вагоны... Вагоны с трубами, вагоны с тюлевыми занавесками, вагоны с дохлыми геранями, вагоны с усатыми кошками в тамбурах, вагоны с собачками, которые лаяли не переставая. Вся путаная русская жизнь, с ее бестолковщиной и неразберихой, проносилась мимо - уже привычная для инженера и совсем непонятная для француза.

Дю-Кастель крепко сцепил в синеватых от холода губах трубку с табаком.

Последовал второй вопрос - вполне естественный:

- Сколько процентов подвижного состава у вас занято под жилье рабочих и служащих?

Небольсину пришлось соорудить вторую ложь.

- Я думаю, майор, - сказал он, изображая на лице подобие раздумья, процентов десять. Не больше.

И, сказав так, покраснел: если бы только десять! "Поскорее бы выскочить в тундру", - думал Небольсин, страдая...

- Когда повысилась смертность? - спросил Дю-Кастель. Небольсин подумал и ответил:

- Высокая смертность на дороге зафиксирована в рамазан!

- Как? - вытянулся Дю-Кастель, весь в удивлении.

- Рамазан - праздник мусульманский.

- Что это значит?

- Охрана военнопленных сплошь состояла из мусульман. Магометане в рамазан, как вам известно, не имеют права употреблять пищу до захода солнца. И вот вам трагическое положение: мы никак не могли объяснить фанатикам, что в Арктике солнце вообще летом не заходит... Когда же удалось втолковать, то было уже поздно: в живых осталась лишь часть дорожной охраны.

"Пора", - решил Небольсин и потащил из ящика бутылку с мартелем, любовно держа ее за тонкое горлышко. Но тут случилось непредвиденное: Дю-Кастель резко отрицательно мотнул головой. Нет, он давно уже не пьет... Известный русский способ - залить любой комиссии глаза - здесь явно не годился. Аркадий Константинович задвинул ногой подальше ящик с коньяком...

Песошников дал гудок. Первая остановка - Кола, тут все в порядке, и Небольсин хорошо знал об этом.

- Может, остановимся? - предложил любезно.

- Я скажу, где надо остановиться, - ответил Дю-Кастель и, достав громадный блокнот в коже, что-то оттуда вычитал. - Станция Тайбола, неожиданно сказал он. - Вот там и будет наша первая остановка... Что значит по-русски "тайбола"?

Осведомленность союзников всегда поражала. Они знали в любое время, где находится крейсер "Аскольд" и на какой станции волнения рабочих. Холодея, Небольсин коряво пояснил:

- Тайбола - слово нерусское, а лопарское. В переводе оно означает тундра, пустая земля, никого нету, безлюдье...

В разговоре выяснилось, что майор Дю-Кастель владеет русским языком в пределах трех фраз: "Ты мне нравишься", "Где ресторан?" и "Здорово, бабы!" Последнюю фразу майор отточил уже в вагоне, с помощью Небольсина, который предупредил француза, что в Сороке их будет встречать депутация местных жителей. И наверняка будут бабы... не мешает поздороваться с ними!

Решив покорить сумрачного француза, Небольсин толковал без умолку: не мытьем - так катаньем, он свое возьмет.

- Вы не представляете, майор, каковы женщины в местных селениях. Красавицы! Стройные, волоокие, статные... Гребут на лодках пудовыми веслами. Ставят паруса. И ловят беглых каторжников. Обилие жемчуга, выловленного в здешних реках, украшает их достойные лица. Единственный недостаток местных Венер - это низко сидящий тур, и от этого - короткие ноги.

Не вынимая трубки изо рта, майор Дю-Кастель понимающе кивал. Взгляд его был устремлен за окно, где таяла в сумерках неуютная голая земля Мончезерских тундр.

Вот и станция Тайбола.

- Остановка! - поднял руку майор.

И сразу в окна вагона понеслась отборная брань. Сукин сын Каратыгин подсказал правильно: лучше бы здесь не останавливаться. Но уже поздно надо разрешать этот вопрос в присутствии особой союзной комиссии. В этот момент Небольсин пожалел, что имеет дело с французом, а не с Джоном Стивенсом: французы докучливо въедливы, американцы шире и беззаботнее смотрят на вещи... И он решительно распахнул двери купе, а со стороны тамбура уже ломились сезонники - пензяки, тамбовские, вологодские. Сербы австрийские, маньчжуры харбинские, немцы баварские, И каждый что-нибудь тряс. Один показывал валенки, другой отдирал от своего сапога подошву, и без того уже наполовину отвалившуюся.

- Ето жисть? - спрашивал один пензяк, наскакивая. Небольсин барственным жестом отвел его руку в сторону:

- Где десятник? Я буду говорить только с десятником...

Из купе выглянул Дю-Кастель и заявил кратко: