Страница 23 из 36
Сева хлопнул себя по лбу.
- Стоп! Кажется, нашел. Ведь медианы треугольника делятся в точке пересечения на части, которые относятся, как 1:2. Так? А так как высоты самого маленького треугольника и любого из боковых одинаковы, то площади их тоже относятся, как 1:2.
- Не в бровь, а в глаз! - констатировал Олег. - Большая часть задачи, таким образом, решена. Остается выяснить, во сколько раз площадь нижнего, самого большого треугольника больше площади самого маленького, принятого за единицу.
- И это тоже нетрудно! - подхватил Сева. - Ведь средняя линия, как известно, равна половине основания. А так как нижний и верхний треугольники, входящие в трапецию, подобны, то и высоты их тоже одна вдвое меньше другой. Ну, а раз так, то площади обоих треугольников относятся, как 1:4. Вот трапеция и разделилась на треугольники, площади которых относятся, как 1:2:2:4.
- Отлично! - сказал Олег. - Далеко пойдете, молодой человек! А теперь еще одно небольшое усилие: надо вспомнить, во сколько раз площадь первого отделенного нами треугольника меньше площади трапеции.
- Это я и без всяких усилий помню, - сказал Нулик. - Площадь отделенного треугольника меньше площади трапеции в три раза. Теперь подсчитаем, из скольких единиц состоит площадь трапеции. Площадь самого маленького мы приняли за единицу. Прибавим к этому два равных треугольника, площади которых вдвое больше, получим пять единиц. Теперь прибавим к этому площадь самого большого из четырех треугольников, равную четырем единицам. И получим всего девять единиц. Ну а 9, деленное на 3, опять-таки 3. Это и есть площадь первого отделенного нами треугольника.
- Молодчина! - одобрил Сева. - Теперь уж мы наверняка знаем, что площадь всего треугольника разделена на пять треугольников, площади которых относятся, как 1:2:2:3:4. Умница Единичка! Здорово решает задачи!
- Ура! - провозгласил президент и неожиданно, безо всякого перехода, похлопал себя по круглому пузику: - Ну и наелся же я!. Прямо как Пантагрюа и Гаргантюэль...
- Осади назад! - остановил его Сева. - С вашего позволения, не Пантагрюа и Гаргантюэль, а Гаргантюа и Пантагрюэль. Именно так называется книга Франсуа Рабле. Только читать тебе ее, пожалуй, рановато. Всякому овощу...
Нулик только досадливо отмахнулся и очень недовольный вылез из-за стола. И то сказать: невелика радость, когда тебе на каждом шагу напоминают, что ты еще маленький...
Удивительно быстро темнеет зимой! Когда мы вышли из кафе, на улицах уже зажглись фонари. Падал тихий, легкий снежок. Мы снова свернули в малолюдный переулок.
Нулик не выдержал, побежал. За ним принялись бегать остальные.
- Догоняй! - крикнула Таня, пробегая мимо президента.
Тот с веселым визгом помчался за ней. Вот он уже почти касается ее рукой... Вдруг Таня круто остановилась и подалась в сторону. В следующее мгновение президент растянулся на тротуаре.
- Это все она виновата! - жаловался он, потирая ушибленную коленку.
- Ничего, - сочувственно сказал Сева, - девчонки, брат, они все такие...
- Да нет, - неожиданно захихикал Нулик, - я не про Таню, а про центробежную силу.
И опять все грохнули.
- Нанялся ты, что ли, повторять Магистровы нелепицы? - недоумевал Сева. Бежал по тротуару по прямой линии, потом неожиданно остановился и упал, - ну при чем тут, скажи на милость, центробежная сила?
- А при том, что если бы я бежал не с такой силой, я бы не упал.
- Эх, ты! Мыслитель! Центробежная сила проявляется только тогда, когда тело движется по кривой - ну, скажем, по кругу. Вот едешь ты, например, в такси, и водитель на полной скорости резко разворачивается. И валишься ты при этом набок. Прижимает тебя к боковой стенке машины.
- Или еще, - вспомнила Таня. - Ты крутишь над головой камень, привязанный к веревке. Крутишь все быстрей и быстрей, и веревка при этом натягивается все больше и больше, как струна. И опять здесь виновата центробежная сила. А если ты уж слишком сильно раскрутишь веревку, она может и разорваться.
- Понял, понял! - закричал Нулик. - Веревка разорвется потому, что камешек будет рваться прочь от центра. Отсюда, наверное, и название - центробежная сила! Так?
- Так, да не так, - сказал я.
Ребята удивленно переглянулись.
- Понятие центробежной силы возникло в восемнадцатом веке. Ввел его французский ученый д'Аламбер. Но силу эту он правильно назвал фиктивной, то есть воображаемой.
- Значит, на самом деле центробежной силы не существует?
- И да и нет. Д'Аламбер придумал это понятие для того, чтобы удобнее было изучать движение тела по кривой.
- Чепуха какая-то! - рассердился президент. - Сила воображаемая, а веревку разорвала!
- Ну, это дело тонкое. В двух словах не объяснишь. Опять-таки - всякому овощу свое время. А что касается Магистра, то он просто-напросто забыл закон Ньютона. Забыл о том, что всякое тело стремится сохранить либо покой, либо прямолинейное равномерное движение. Это свойство тел называется инерцией. И когда Единичка, которая тянула Магистра за руку, внезапно остановилась, тот, все еще продолжая двигаться по инерции, споткнулся и чуть было не упал.
- Наверное, по той же причине он и с верблюда свалился? - предположил президент.
- Ну нет! Если он и свалился с верблюда, то совсем не поэтому.
- Так отчего же?
- Чего не знаю, того не знаю. Может быть, просто заснул и ему все это приснилось. Потому что наяву было бы совсем иначе. Как бы высоко Магистр ни подпрыгнул в седле, опускаясь, он неизбежно снова шлепнулся бы обратно в седло. И дело тут все в той же инерции. Подпрыгнув, Магистр одновременно продолжал бы двигаться по инерции в том же направлении и с той же скоростью, что и верблюд.
- С верблюдами наш дорогой математик вообще что-то напутал, - сказал Сева. - Ведь верблюды эти, по всему видно, были из породы дромадеров: недаром они шли в Сьеррадромадеру! А у дромадера всего только один горб. Так что сидеть между двумя верблюжьими горбами Магистр никак не мог.
- Это что! - вспомнил президент. - Он ведь еще уверял, что на вокзале были верблюды с любым количеством горбов. А у них сроду больше двух не бывает...
- Бедные дромадеры! - вздохнул Олег. - Вот и доказывай после этого, что ты верблюд!
РЕПОРТАЖ РАССЕЯННОГО МАГИСТРА
От баобаба к Кактусу
Мое предыдущее сообщение, если не ошибаюсь, кончалось тем, что я пришел в отчаяние. Вы, конечно, помните, что на то были причины: неуловимый Джерамини снова ускользнул из-под самого моего носа.
Обдумывая, что делать дальше, я рассеянно скользил взглядом по стенам кафе и вдруг заметил на одной из них знакомый с детства портрет. Могу поклясться, что видел его сто, если не тысячу раз. Но вот кто на нем изображен, этого я припомнить не мог. Со мной, знаете ли, такое бывает, особенно когда дело доходит до музыки: мотив я узнаю мгновенно, но откуда он и кто его сочинил, вспомнить не в состоянии. Так было бы и с этим портретом, если бы Единичка тоже не увидала его и не закричала: "Ломоносов!"
Ах я, беспамятный суслик! Как же я сразу не догадался, что это был именно он, Михайло Васильевич! Но больше всего обрадовало меня то, что даже в такой отдаленной от России стране знают и чтут нашего великого соотечественника. Нет, что ни говорите, для науки границ нет!
Однако, возликовав, я тут же снова огорчился. Дело в том, что под портретом Ломоносова, как водится, были напечатаны даты его рождения и смерти: восьмого дробь девятнадцатого ноября 1711 года и четвертого дробь пятнадцатого апреля 1765 года. Сперва я не понял, что означают эти дроби, но потом догадался, что числа указаны по старому и новому стилям календаря. Ведь в 'России времен Ломоносова лето-счисление велось по старому стилю, а в наши дни - по новому. Но огорчило меня не это, а то, что даты были вычислены неправильно. Как известно, числа старого и нового стилей расходятся на 13 дней. Следовательно, Ломоносов родился не восьмого дробь девятнадцатого, а восьмого дробь двадцать первого ноября и умер не четвертого дробь пятнадцатого, а четвертого дробь семнадцатого апреля.