Одна ночь

Прости, Бенно, что я уехала из Таллина. Я не видела тебя уже двадцать дней и никакой весточки не получила. Никто не знал, что с тобой. Ты сказал, что мы уйдем вместе с фронтом, но когда наши войска оставляли Таллин, тебя не было. Я не хотела уходить. С тобой ушла бы с радостью, но тебя не было, Бен. До сих пор не знаю, верно я поступила или нет. Когда однажды после обеда пришел за мной Ян, я знала это еще меньше. Была в полном замешательстве. Твоя разумная и трезвая Даг действовала, как безмозглая курица. Чувствовала, что должна остаться и что обязана уехать. Хотела поступить так, как счел бы ты правильным. Ян сказал, что ты мог уйти в Россию через Нарву. Немцы перерезали Эстонию надвое, ты это знаешь. Когда Ян говорил, все казалось мне возможным. Он уверял, что если я не эвакуируюсь, то предам тебя, тебя и твои идеалы. И заверял, что тебе, Бен, будет в тысячу раз легче, если будешь знать, что я в безопасности. Я не хотела предать тебя, ни за что на свете. Теперь я знаю, что через Нарву ты не ушел. Скажи, правильно я поступила, что послушалась Яна? Ни тебе, ни мне он не мог желать зла. Это наш друг, твой и мой друг. Ян предупреждал: если я останусь в Эстонии, мне нечего ждать хорошего. И если ты не мог выбраться из Эстонии или оказался в тюрьме - я ничем, даже самым малым, не смогу помочь тебе. Потому что и меня сразу бы взяли, ведь я столько писала о советской власти и столько выступала против фашизма. К точу же еще жена известного всем коммуниста. Я не смогла бы тебя укрыть И помочь не сумела бы, только тебе было бы тяжелее. А сама по себе я 436

могла и в Таллине остаться. Нет у меня без тебя жизни. Если же ты почему-либо думаешь, что я все же должна была остаться, чтобы разделить твою судьбу, ты вправе судить меня. Тогда, в конце августа, я была в таком смятении, не могла трезво все взвесить. Мой рассудок, мое мужское рацио покинуло меня. Не такая уж я безнадежно неженственная, зря ты подсмеивался надо мной!

Сегодня, Бен, я видела тебя. В снегопаде, посреди дороги. Это продолжалось всего мгновение, потом ты исчез, и на дороге стояли уже совсем другие люди. Moil спутники, с которыми я сейчас иду. Среди них и Ян, мы часто говорим о тебе, он утешает меня. Нет, нет, нет, он не ухаживает за мной, твой друг остается моим надежным поверенным, без него я бы давно потеряла голову. Он думает только о своих профсоюзах, страстно служит своему делу, как истинный апостол господу богу. Тут есть еще один человек, которого ты знаешь, - твой товарищ по борьбе Маркус Кангаспуу, ему удалось перейти фронт и попасть в Ленинград. Из его слов я так и не поняла, что разлучило вас, - видимо, он не хочет рассказывать мне плохого. Здесь так же, как и в Эстонии, только снега побольше. А может, и в Эстонии в этом году рано выпал снег? Сказать точно, где мы сейчас находимся, я не смогла бы. Где-то на другом берегу Ладоги, севернее самой северной железной дороги, что ведет в Сибирь. К ней мы должны выйти. Для этого придется одолеть несколько сот километров. Ты, Бен, можешь быть совершенно спокоен, я в полной безопасности.

Ты ведь жив, Бен? Ну конечно, жив и думаешь обо мне. Если бы тебя не было и ты не думал обо мне, то сегодня я не увидела бы тебя. (Дагмар так и не узнала, думал ли о ней в эту ночь Бенно или нет.) Мне хочется, чтобы ты иногда тоже видел меня и знал, что со мной ничего плохого не случилось. Ох, как же я хочу явиться тебе... "Суур Тылль" без происшествий довез нас в Ленинград. Утонуло много пароходов, и ты, может, думаешь, что я была на одном из них? Нет, твоей Даг выпало счастье. Выпало ли оно тебе? Думай обо мне, думай так, чтобы твои мысли дошли до меня и я узнала, что с тобой. Я бы не хотела, Бен, чтобы ты сейчас мучился в концлагере.

Если ты все же угодил к ним, то и тогда нельзя терять надежды. Война не вечна, Бен. Ты сказал мне, чтобы я не слишком горевала, когда-нибудь все кончится хорошо. Когда на глаза мои наворачиваются слезы, я всегда вспоминаю эти слова, и они придают мне смелость. Я верю, что все будет хорошо. Верю, подобно старой баптистке, верю и хочу верить. И ты тоже верь, даже если оказался их жертвой. А вдруг ты ранен? Я тебя никогда не оставлю, Бен, никогда, что бы с тобой ни случилось.

Я молила бога, чтобы ты был на свободе. Береги себя, Бен, смотри, чтобы они не схватили тебя. Отрасти себе бороду и носи очки, укройся в какой-нибудь глуши, где тебя не знают. В кадриоргскую квартиру не смей и ногой ступить, жильцы сразу же выдадут тебя, жильцы или родственники судьи. И к моей матери не ходи, ' за ней могут следить. А может, ее уже арестовали, ужасно, если она пострадает из-за меня. Я сознаю, Бен, что мои советы лишние, ты сам лучше знаешь, что делать. Но женщины, они такие, любят наставлять.

Я не сомневаюсь, Бен, что ты жив, Если бы я хоть чуточку была в этом не уверена, я не смогла бы думать так, как сейчас. И все же сомневаюсь, говорю без утайки. Готовилась к самому худшему, боялась, что от меня скрывают то, что случилось с тобой. Думала как о погибшем - это было ужасно, Бен. Я себя напрасно мучаю, правда ведь?

Маркус, с которым ты был в одном отряде, рассказывал, как вы ловили диверсантов и отправились в тыл врага. Наверное, вы плохо зналя друг друга, он так мало говорит о тебе. Сперва я боялась, что он не отваживается сказать мне правду, что ты погиб. И сейчас еще порой на меня нападает страх: может, он утаивает что-то. Он, наверное, и не смеет рассказать о том, чем вы занимались, какие задания выполняли? И ты об этом не говорил, Ян предполагает, что вы создавали партизанские базы снабжения и сами партизанили. Бен, тебя оставили в подполье? Я глупая, Бен, Только сейчас, когда я так далеко от тебя, я поняла, что ты для меня значишь. Я люблю тебя, Бен, и всегда буду, любить, сколько бы война ни продолжалась. Сегодня же поговорю с Маркусом, чтобы не оставалось и малейшего сомнения.

Знаешь, Бен, я увидела тебя на дороге, вместе с Маркусом. Вы стояли лицом к лицу. Что бы это значило?..

Чем дольше Дагмар разговаривала мысленно с Бен-но, тем больше ее охватывали сомнения. Теперь ей казалось, что именно разговор с Маркусом был причиной всего. Они, правда, и словом не обмолвились о Бенно, и все же разве они оба не думали о нем? Не только она, но и Маркус? Этот странный человек с сильными руками, прикосновение которых так необычно, человек, который любит поболтать и пошутить. Но стоит ему оказаться с ней наедине, он становится косноязычным.

Дагмар до сих пор чувствовала его руку на своем плече, хотя привлек он ее к себе лишь на секунду. В тот раз Эдит смеясь говорила, что руки Маркуса обладают силой отгонять самолеты и останавливать бомбы. Почему Маркус задержал ее руку в своей огромной ладони и почему она не отняла ее? А вдруг Бенно именно потому и явился ей? Словно остерегал ее. Остерегал и обвинял.

Эти мысли привели Дагмар в замешательство.

Нет, нет, нет! Все это чепуха. Ничего странного з руках Маркуса, обычные мужские руки. Просто Маркус последний, кто видел Бенно. Из-за этого она и не отняла своей руки. Чтобы Маркус доверился ей и все рассказал.

Дагмар уже не могла успокоиться. Когда Мария Тихник уселась на дровни, Дагмар сказала, что ей стало холодно, и слезла. Снега на дороге было еще больше, ноги проваливались глубже. И опять снег набился в ботики, но Дагмар внимания на это не обратила. От сидения нога чуточку онемели, ступала она неуверенно. Санки налегке волочились за дровнями, Дагмар вспомнила, что оборвалась бечевка, Яннус связал ее, но больше она не выдержала.

Впритык за дровнями теперь шел Юлиус Сярг, которого она и приняла сегодня за Бенно. Он шагал в одиночестве, другие брели сзади. Дагмар посчитала неудобным сразу отстать - Сярг помог ей сойти с дровней. И молчать было неудобно.

- Сегодня в темноте, товарищ Сярг, я приняла вас за своего мужа.

У Дагмар это вырвалось неожиданно для самой себя.

- Очень приятно, - отозвался Сярг. - Знаю, что у вас видный и рослый муж.

Дагмар была рада, что Сярг не сказал: "был",