Страница 96 из 98
- И что? - снова спросил Андрей.
- Информация не подтвердилась, Андрей Викторович, - ядовито произнес полковник.
- Вы хорошо смотрели? - спросил Обнорский, понимая, что говорит совершенно не то, что следовало бы.- Вы не ошиблись? Вы в том помещении смотрели?
- В том, в том... Хорошо смотрели. Надписи нет.
- А, черт! Она была... вы мне не верите?
- Я вам верю, - устало сказал полковник. - В том самом месте, которое вы указали, несомненно что-то было... Но по поверхности этого кирпича кто-то прошелся зубилом. Аккуратненько так зубильцем: тюк-тюк. Теперь там только красный кирпич да горстка кирпичной крошки на полу.
Андрей выругался. Сидящая рядом с ним женщина покосилась на него.
- Извините, - буркнул Андрей. - Василий Василич, - сказал он Перемежко, - я и мой сотрудник Родион Каширин можем дать письменные показания, что видели текст на стене своими глазами...
- Спасибо. А толку-то? Фотографировать надо было, Андрюша. А еще правильней сразу за руку привести туда сотрудника прокуратуры. А теперь-то? Даже если я найду человека, который эту надпись уничтожил и даже заставлю его дать показания... ну и что? На экспертизу мне предъявить нечего... Эх, Андрей Викторыч!
Обнорский подумал: "Вот и все. Точка. Последняя точка в "деле Горделадзе". Поставлена она зубилом..."
Он ошибся, точка была не последней - "дело Горделадзе" напомнило о себе год спустя...
Эпилог
Ворон наорал на помощника и выгнал его из кабинета... Он был раздражен сверх всякой меры. Уже месяц его доставали журналисты. Доставали по-черному, до самой печени. И все из-за этого сраного особняка. Ворон достал из бара бутылку "Чивас Ригал", налил половину фужера и выпил одним махом. Бросил в рот соленый орешек... Как работать? С кем работать? Не помощники, а мудозвоны! Сказано было всем русским языком: с прессой нужно работать, материалы давать только своим. Остальных гнать в шею... Русским языком сказано: Кагаеву, сучку, на пушечный выстрел не подпускать. Так нет! Опять за ней не уследили. Ворон подошел к окну, распахнул створку, и в прохладный кондиционированный воздух ворвалось жаркое дыхание крымского июля. Раздраженно он снова закрыл окно.
На столе за спиной зазвонил телефон. По этому аппарату могли звонить только свои. Леонид Ворон обернулся, подошел к столу и снял трубку:
- Алло.
- Привет, Ленчик, - сказала трубка. - А ты чего такой злой?
- А-а... это ты? Привет... Да я не злой, просто достала блядь одна.
- Ну без блядей тоже, знаешь, не в кайф... Нужны бляди-то, - с усмешкой сказал звонивший.
- Да она не в том смысле блядь... Она такая блядь... Журналистка, короче. Обосрала меня на телевидении с ног до головы. Врубаешься, киевлянин?
Голос в трубке рассмеялся и ответил:
- Так это, наверно, Елена Кагаева? По поводу твоей скромной хижины. Ленчик?
- Она, сучка драная... Лучшая журналистка Крыма! Што б ей болт на лбу вырос!
Киевлянин снова засмеялся, потом сказал:
- Не любишь ты свободную прессу, Леня... нехорошо. А ты головенку-то иногда включай. Ты же у нас в Крыму главный коммунист.
Ворону очень хотелось послать киевского чиновника куда подальше, но позволить этого он себе не мог.
- Да я... - начал было Ворон, но киевлянин оборвал:
- Ты, Ленчик, назначен у нас главным большевиком в Крыму. Тебе по положению должна быть присуща большевистская скромность и где-то даже аскетизм... А ты, щусенок, отгрохал себе особняк стоимостью пять лимонов зеленью... Ай, хорошо!
- Два лимона, - процедил Ворон.
- Всего за два? - оживился киевлянин. - Так это же в корне меняет дело, Леня. Ты так и объясни своему электорату: я, борец за права пролетарьята Леонид Ворон, построил себе особнячок всего за два лимона зеленых... Они поймут, Леня. Обязательно поймут.
- Да ладно тебе... ты за этим звонишь?
- Нет, не за этим. Я тебе, мудаку, подарок хочу сделать...
- Какой? - озадаченно спросил Ворон. В словах киевлянина он заподозрил подвох.
- Я для тебя лицензию на отстрел пушного зверя достал.
- Да ты что? - выдохнул Ворон.
Киевлянин рассмеялся. Лидер крымских коммунистов Ворон давно уже хотел свалить премьера Соболева. Да все не получалось. Ворон был старый и опытный интриган, закаленный в тайных обкомовских игрищах. Он умел душить противников, откручивать им головы и сжирать вместе с костями... Но с Соболевым у него ничего не получалось. Премьер стоял крепко, компромата на него не было, и все попытки Ворона оказывались несостоятельны.
- Да ты что? - выдохнул Ворон. - Шутишь?
- Ни х... себе шутки!
- Точно?
- Точно, Леня, точно.
- Как тебе удалось?
- Каком кверху, Леня. Провел я с Папой соответствующую работу... под звон бокалов... Теперь можешь пустить Соболя на воротник.
- А если не выйдет? - осторожно спросил Ворон. - Я ведь уже не раз пытался его освежевать...
- Теперь выйдет, - ответил киевлянин, - я серьезную работу провел... Папа уже готов. Во всех смыслах.
Ворон понял и рассмеялся. Киевлянин тоже хохотнул и продолжил:
- Так что можешь ставить капканы на Соболька... А я тебе в помощь твоего тезку подошлю. Перетрете там с Отцом, кого и как подмазать...
- М-да, расходы немалые, - сказал Ворон. - Да и Отец свою долю потребует... Это ж, бля, такой насос!
- Так может мне отозвать лицензию-то? - ядовито спросил киевлянин. Это ведь недолго. Похмелю завтра Папу, скажу: на х... нам Ворон? Давай, Данилыч, оставим Соболя. Он честный мужик, три года уже Крым тянет... а, Леня?
- Да ладно тебе... присылай Отца. Забьем Соболька - я твой должник. Не забуду.
- Да уж не забудь, пришли вагончик зелени, - сказал киевлянин и засмеялся.
От выпитого виски и открывшихся перспектив Ворону стало жарко.
* * *
Прошел почти год с того дня, как пропал Горделадзе. За этот год произошло очень много разных событий, и Андрей уже начал забывать свои киевские приключения... В Питере стоял теплый и сухой сентябрь, темой номер один была атака на нью-йоркские небоскребы.
Вечером двенадцатого сентября Обнорский играл на бильярде в клубе "Шаровня" со своим постоянным партнером, приятелем и издателем Игорем Д. Играли и разговаривали о терроризме... Двенадцатого сентября все говорили о терроризме.
У Обнорского зазвонил телефон. Он чертыхнулся, положил кий и взял трубку;
- Алло.
- Здравствуй, Андрей Викторович, - произнес голос Соболева.
- Сергей Васильевич! - обрадовался Обнорский. - Ты что? Ты - откуда? Ты в Питере?
- Нет, Андрюха... я у себя, в Крыму.
- Вот елы-палы. А я думал: встретимся.
- Встретимся, если прилетишь. Помнишь, я тебя еще в ноябре прошлого года приглашал?
- Ну как же? Конечно, помню.
- Тогда в чем дело? Сентябрь в Крыму, господин расследователь, это сказка. Прилетай, Андрей. Мы с Валей тебя ждем... Хоть на недельку сможешь вырваться?
- Да я-то смогу, - ответил Андрей. - А вот как ты, занятой государственный человек?
- А я теперь свободен, - сказал Соболев весело.
- Как свободен? Я не понял: что значит "свободен"?
- Прилетишь - расскажу. Когда тебя ждать? Обнорский прикинул в уме список неотложных дел и решил, что слетать на три-четыре дня можно... надо же иногда и отдыхать.
- Через неделю прилечу, - сказал он.
- Отлично, - ответил Соболев. - Мы с Валентиной тебя ждем.
Андрей сложил трубу и взялся за кий.
- Твой удар, - сказал Игорь. - Фартит тебе сегодня, Андрей.
- Фартит, - согласился Обнорский, ударил и не забил явно забойный шар...
Он вспомнил слова Соболев: "Я теперь свободен..." И голос, которым он это сказал... веселый голос. Странно - веселый голос... да нет, вовсе невеселый голос. "Я свободен теперь..." От чего?
- Ну ты чего-то не того, Андрюхин, - сказал Игорь.
- Да, я чего-то не того, - согласился Андрей.
* * *
На этот раз Соболев встретил Андрея в аэропорту Симферополя лично. Он был в джинсах, легкой кожаной куртке, без галстука... Андрей удивился. Еще больше он удивился, когда выяснялось, что Соболев приехал в аэропорт на личном автомобиле и без водителя. Обнорский бросил сумку на заднее сиденье "Жигулей", сказал: