Страница 97 из 98
- Значит, говоришь - свободен?
Соболев ничего не ответил, только улыбнулся... Но эта улыбка подтвердила дурные предчуствия Обнорского, и он окончательно убедился в том, что правильно понял слова Соболева о своей свободе. Экс-премьер пустил движок и аккуратно выехал со стоянки.
- Когда это произошло, Сергей? - спросил Обнорский.
- В августе, Андрей Викторович, в августе...
- Это как-то связано с "делом Горделадзе"?
- Косвенно... Как долетел?
- К черту "как долетел"! Я спрашиваю: что случилось? А ты в ответ "как долетел"? Соболев снова улыбнулся, ответил:
- Не гони коней, расследователь... Все расскажу.
Теплый ветерок влетал в приоткрытое окно, трогал упругими пальцами кожу, шевелил волосы.
- Я все тебе расскажу, расследователь... Только давай не сейчас. Не сегодня. Вот завтра поедем на Тарханкут...
- Куда поедем?
- Мыс Тарханкут - западная оконечность Крыма. Места красивейшие, маяк на самой западной точке. Рыбалка и шашлыки гарантированы. Там и потолкуем... А сейчас - обедать. Валентина ждет.
В тот день к теме "свободы" больше не возвращались. Соболев был весел, раскован, много шутил, но несколько раз Обнорский замечал в его глазах очень странное выражение... Он задавал себе вопрос: а как бы вел себя ты, если бы у тебя отобрали любимое дело? Хватило бы у тебя мужества держаться так же спокойно? Приглашать гостей? Рассказывать о рыбалке и о красотах Тарханкута?.. Ответа Андрей не знал, но от одной мысли о том, что теоретически такое может произойти, становилось тошно... Он вспомнил, как тосковал по работе в Нижнем Тагиле, в ментов-ской зоне, куда его определили Антибиотик и Наумов... Что ты знаешь о том, каков будет завтрашний день? Что ждет тебя за следующим поворотом?
- О чем задумался, Андрей? - перебил его мысли Соболев.
- Да вот... про ваш Тарханкут,- сказал неправду Обнорский.
- Завтра увидишь. Лучше, как говорится, один раз увидеть, чем сто раз услышать...
...Костер постреливал угольками, ветер уносил дым над берегом. Туда, где стояла белая башня старого маяка, где море вспыхивало на камнях узкой белой ленточкой прибоя. Солнце село. Горизонт еще мерцал загадочно, но землю уже накрыла тьма. Светлые скалы Тарханкута спрятались в ней. И только маяк прорезал изредка темноту яркой вспышкой света...
За столом, поставленным в пяти метрах от воды сидели супруги Соболевы и Обнорский.
- Я ведь по рождению не крымчанин, - негромко рассказывал Соболев. - Я вырос на берегу Каспия... за тыщу верст отсюда, в поселке с названием Бекдаш, на туркменском берегу. С запада - Каспий, с востока - Кара-Богаз-Гол... Тогда Кара-Богаз-Гол был еще заливом, частью Каспийского моря. Это уж потом, в восьмидесятом, его дамбой от моря отрезали, заперли, залив начал умирать... Так что я, Андрей, вырос у моря. На море день и ночь пропадал. Ловил бычков, креветок, раков... Бабушка меня снабженцем называла. Мы хорошо тогда жили. Счастливо. Жара бывала страшная... ветер. Песок... воды пресной нет - только привозная. Но жили счастливо. А на острове недалеко от берега бьи маяк. Маячным хозяйством мой дядька заведовал. Я каждое лето туда на веслах добирался, жил там неделями, сам себя представлял Робинзоном Кру-зо... Так что здесь, в Крыму, мне все родное - море, пространство безлесое. И вот - маяк...
Маяк, словно отзываясь на слова Соболева, прорезал ночь сине-белым лучом. Соболев продолжил:
- Сюда, в Крым, мы только в семьдесят третьем переехали. Отец у меня был геолог, строитель... Я ведь тоже мог бы быть сейчас питерским - отцу работу в Ленинграде предлагали. Но родители рассудили, что южанам в питерских туманах неуютно. И выбрали Крым. И правильно сделали... Иначе бы я Валентину не встретил.
Соболев засмеялся, а Валентина отмахнулась:
- Да ладно - другую бы встретил. Он же, Андрей, парень был видный. Сам создал ансамбль, сам в нем тон задавал на гитаре. Девки млели, записки писали...
- Такую бы все равно не встретил, - сказал Соболев серьезно. - Так что у меня, Андрей, все здесь: здесь учился, здесь полюбил. Отсюда в Афган ушел, сюда вернулся. Здесь дочка у нас родилась, потом и сынишка... Мой дом в Крыму, Андрей... Куда я без Крыма? - Соболев умолк на несколько секунд... Отсветы костра освещали лицо, отражались в прищуренных глазах. Он повторил: - Куда я без Крыма? Потому и пошел в девяносто восьмом на премьерство... На, как у нас говорят, "расстрельную" должность. До меня никто три года на ней не мог продержаться... За полгода предшественнички мои в дерьмо влезали по уши. И мне ведь говорила Валя: "Зачем тебе это, Се-рега? Не лезь туда, живи спокойно..." Но я не могу так. Понимаешь, Андрей? Не могу - и все! Конечно, можно было бы уйти в бизнес, жить спокойно, деньги зарабатывать и, кстати, пользу приносить. Но если ты знаешь, что можешь дать больше... Если есть силы, здоровье, опыт... стыдно не дать больше. Вы меня, ребята, извините за патетику какую-то. Но меня так учили. Меня так воспитывали. Характер у меня, в конце концов, такой... Мне противно смотреть, как к Крыму кровососы прилепились - Отцы да Вороны. Прилепились, сосут из Крыма кровь, строят особняки. Конечно, я пошел на премьерство... не мог не пойти. И три года я в Крыму строил, от паразитов его чистил. Трудно было - край... Вон, Валя не даст соврать... Но ничего - глаза боятся, а руки делают. Получилось. что-то. Команду работоспособную собрал, ворюг из администрации подвычистил. Меня раз пять свалить хотели. Точно знаю компромат искали. Даже к ветеранам-афганцам" подкатывались: "А что - помигает вам Соболев? Поддерживает?" - "А как же! Помогает". - "Ага... А на какие деньги?.." Но ведь за три года ничего не нашли! Ничего. Мне рассказывали, что Ворон даже орал на своих сыщичков: "Плохо ищете! Не может быть, чтобы ничего не было. В премьерском кресле сидеть - да не украсть? Никогда не поверю!.." К президенту ездили с кляузами. Только что в сепаратизме не обвиняли. Сучили ножками, пузыри пускали. Я ведь - пойми правильно, Андрей, - не жалуюсь. Я знал, на что шел, и на эту возню подковерную плевал. Я просто тебе ситуацию объясняю.
- Я понимаю, - сказал Андрей.
- Давайте выпьем вина, ребята,- сказала Валентина.
Бутылка "бастардо" стояла на столе. Пламя костра наполняло вино глубоким и теплым светом. Обнорский разлил вино в пластмассовые стаканы.
- За что пьем?
- Конечно, за Крым.
Они выпили, помолчали, слушая тихий плеск воды о берег, потом Соболев сказал:
- Крым... Крым - это целая страна с огромным потенциалом. И моим "оппонентам" очень хочется этот потенциал перевести на свои банковские счета. А тут какой-то Соболев! Сам не ворует и другим не дает. Весь кайф ломает... В общем, через три года они все-таки выбрали подходящий момент. И стратегически, и тактически подходящий. Стратегически в том смысле, что Бунчук так и не оправился полностью после "дела Горделадзе" и "кассетного скандала". Он стал более покладистым. Ему дали понять, что ситуация может повториться, и он сделал выводы...
Соболев замолчал, и Обнорский задал вопрос:
- А в тактической?
Соболев поворошил угли костра - взметнулось пламя, полетели искры. Сергей Васильевич посмотрел на Андрея и сказал:
- Есть некоторые нюансы, Андрей... но, извини, даже тебе я о них рассказывать не должен. Да и не хочу... извини.
Соболев снова умолк. Было очевидно, что он не договаривает. Потрескивали угли, где-то вдалеке, в Оленевке, залаяла собака, небо прорезал луч маяка. Андрей усмехнулся в усы и ничего не сказал.
- Так что там насчет тактики? - спросил он.
- Это просто... Несколько шакалов, которым я сильно мешал воровать, сумели объединиться и навалились на меня сворой... Они объединили бабки, проплатили бешеную пиар-кампанию здесь, в Крыму. Потоки грязи лились невообразимые. Меня этим не проймешь, а вот Валя переживала сильно. Конечно, это очень тяжело. Изо дня в день, изо дня в день на меня лили потоки грязи. Клеветали, клеветали, клеветали... Но это было только одно направление атаки. Второе - главное направление - на президента. Я знаю, что Бунчук был против моей отставки. Но на него давили всеми возможными и невозможными способами. Его "кормили" крымскими сплетнями... Вода, Андрюша, камень точит. Даже если капает по капле. А тут были не капли - тут был поток... Короче, они сумели склонить президента. Без его согласия сделать они ничего бы не смогли, - Соболев умолк. Было видно, что вспоминать ему тяжело. Он снова поворошил угли. Пламя осветило его лицо с плотно сжатыми губами. - Вот так, Андрей Викторович... вот так... И ведь что противно? Противно, что практически невозможно бороться с клеветой. Судиться? Так ведь это вообще из судов не вылезешь... Да ведь и унизительно доказывать, что ты не верблюд. Вернее - не сволочь... А ты спрашиваешь: какова тактика? Простая, Андрюха, тактика, простая - ПОДЛАЯ. Вот ты спрашивал вчера: не связана ли моя отставка с "делом Горделадзе"? Отвечаю: связана.