Твоя заря

Если когда-либо и сдавали у нее нервы, то перед Дударевичем жена старалась этого не проявлять, напротив, умела еще и его приободрить своей лаской, развеять горечь при возникающих служебных неприятностях. Ведь в жизни не без этого... Для женщин посольства Тамара оказалась просто находкой, ее общительность, веселый, открытый, хотя порой и слишком бурный нрав были там тоже уместны. Сильнее всего сдружилась Тамара с "миссис Заболотной", правда, позже пришлось расстаться, служба мужей требовала этого - оказались в разных местах, в разных странах, такова уж судьба людей кочевой профессии, дороги которых то скрещиваются, то снопа расходятся неизвестно насколько. Не ожидали, скажем, в это лето быть вместе, а вот пришлось на родине встретиться, сблизиться снова.

Между Дударевичсм и Заболотным отношения всегда были сложные. На многие вощи они смотрели по-разному и репутацию среди коллег имели далеко не одинаковую, о чем, кстати, им обоим хорошо известно. Во взаимоотношениях между ними есть периоды охлаждении и потеплении.

Нс от солнечной ли активности зависят подобные колебания? - порой шутят по этому поводу их коллеги.

Нынешняя поездка проходит гладко, Дударевича вполне устраивает, что Заболотный большую часть пути сидит за рулем, в дороге оп вообще терпелив и покладист, а вот свою Тамару муж сегодня просто не может узнать, хотя вроде давно уже должен был бы привыкнуть к ее порой несносным чудачествам. Ладно, пусть в других, слишком напряженных ситуациях она, бывает, чересчур нервничает, но чем объяснить ее сегодняшние капризы, скажем, эту внезапную непонятную резкость: "Не хочу! Езжайте без меня!" Неужто потому, что очутилась дома, на родной земле, где можно наконец выйти из-под всех ограничений, отпустить все тормоза? Может, и впрямь опьянили се эти просторы, солнце, воздух? Своим раздольем они возбуждающе действуют на психику некоторых людей. Недаром ведь в этих степях гуляла когда-то бесшабашная вольница...

Или, возможно, это у Тамары реакция на все пережитое, на ее заэкваторное, столь скованное существование, когда подолгу приходилось держать себя в состоянии крайнего нервного напряжения, постоянной настороженности. Там она умела владеть собой, лишь изредка, случайно, он замечал, что она чем-то угнетена. Возвратится из командировки и сразу к ней: что в глазах? Тоска? Грустью полны? Что с тобой, дорогая? Оказывается, видела сегодня в порту старого рикшу, запряженного в тележку, едва не падал от изнеможения, но с такой мольбой предлагал свои услуги.

Теперь уже там прогресс, на смену традиционным рикшампешеходам почти всюду пришли так называемые бечаки, рикши-велосипедисты, а тогда еще, бывало, какой-нибудь старый бедняга впряжется - и бегом со своим пассажиром. Тамаре такой транспорт казался унизительным, она никак не могла смириться с тем, что человек человека везет!.. В другой раз - тоже в первые дни их пребывания там - глубоко была поражена нашествием из сельских местностей деаочек-проституток, имевших обыкновение табуниться ночью на одном из бульваров, едва освещенном, который, собственно, плохим освещением и привлекал их, да еще, пожалуй, своеобразным укрытием полосой кустистых зарослей, тянувшихся вдоль магистрали куда-то в темноту тропической ночи. В гуще зарослей на обочине девочки могли скрываться от преследований полицейских, там их для маскировки ожидали нанятые рикши со своими тележками, и оттуда же, из полумрака, эти юные магдалины с птичьим щебетом выскакивали па охоту, как только па бульваре появлялась вечерняя машина. Притормози хоть на миг, сразу же налетят целой стайкой, девичьи личики льнут к самому стеклу, налипают, словно мошкара, "Ах, совьет!" разочарованно, с беспечным смехом так и отпрянут в разные стороны, снова рассеются по кустам, исчезая под покровом душной тропической ночи... Тамара столкнулась с подобным впервые в жизни, сцена на бульваре расстроила ее, в ту ночь она долго потом не могла заснуть: "Такие юные, такие беззащитные в своем падении... Губят себя, а еще смеются... Даже не понимают своего несчастья".

Трасса шумит. Темнота разлилась, и небо вызвездилось, даже сквозь пыль уборочной страды далекие галактики светят над степью.

Белых "дедов" по горизонту нс стало, их уже поглотила ночь.

Тамара, кажется, вздремнула у своего законного на плече. Дударевич старался не шевельнуться, чтобы не разбудить ее. Хотя и сожалел, что не видит она, как, мерцая, блеснула внизу, в долине, звездная тихая вода, и мостик уже гудит под ними, чей-то неведомый степной "Тамара-бридж". Среди камышей на самой середине озера промелькнула лодка с влюбленной парочкой, лишь на миг она появилась, выхваченная светом фар.

- Чем не идиллия? - заметил от руля Заболотный.- Как это нравится миссис Тамаре?

- Они задремали,- шепчет через сиденье Дударевич.

Лента трассы снова выпрямилась, выбежав па кряж, и дальше покатилась ровно, уходя в темень степей, а где-то справа, в отдалении возник город в зареве, в кудлатых багряных дымах, они, растянувшись по всему горизонту, неподвижно и величаво рдеют над заводами.

Еще днем Заболотный признался:

- Чего не терплю на трассе, так это прицепов, болтающихся перед тобой, как телячий хвост... Да еще объездов, особенно ночных...

И как будто предчувствовал. Перед ними как раз и возникает из темноты фанерная доска с небрежно наляпанной надписью: "Объезд!" Невыносимая для водительского глаза стрелка властно направляет все движение в сторону, куда-то в пропасть клубящейся ночной ныли.

Только съехали с полотна дороги, как сразу их затрясло, будто тга центрифуге, ударило тучей густой пыли от встречных машин.

- Где мы? - озираясь спросонок, испуганно заморгала Тамара.

Дударевич поспешно бросился поднимать стекло, с тревогой поглядывая па Заболотного, который пошел сквозь пыльную облачность слепым полетом. Они все глубже погружались в сухую взвихренную тучу, в серый бурлящий хаос, навстречу им громыхали неуклюжие автоколымаги, па одном из кузовов они успели увидеть огромную клетку со скотом, вслед за машиной с рогатыми пассажирами прогудел громадный рефрижератор, он прошел почти впритык, у Тамары душа оборвалась от близкой опасности, казалось, этот увалень обязательно заденет их своим бортом. Даже странно было, как Заболотному в этом взвихренном хаосе пыли удается проскочить нетронутым, невредимым. Словно рыбина, извиваясь, избегая встречных, он пробивается все дальше и дальше... Объезд все не кончался.

"Тут и вправду помочь может только интуиция, неуловимое водительское чувство",- отметила в мыслях Тамара, отдавая должное мастерству Заболотного.

Но вот их загерметизированный лимузинчик наконец выбрался из клубящейся пыли на подъем, вновь устремляясь к полотну трассы. Они уже вот-вот должны были выскочить на асфальт, как вдруг Заболотный круто вывернул руль в сторону, и машина резко остановилась, завизжав тормозами.

В свете фар тускло поблескивал никелем валявшийся в пыли велосипед, неподалеку от пего недвижно распласталось на обочине тело человека.

Ошарашенные, все трое выскочили из машины, подбежали к месту несчастья. Куча лохмотьев, тяжелое массивное тело в ныли,- как упал, так и лежит ничком, руки безжизненно раскинуты... Кто он?

- Труп,- глухо сказал Дударевич.

Заболотный, присев на корточки возле незнакомца, потрогал рукой его плечо. Никакой реакции. Никаких признаков жизни.

- Он мертв? - испуганно наклонилась рядом с Заболотным Тамара.

- Наверное, рефрижератор сбил,- высказал предположение Дударевич.Нужна милиция, не смейте трогать его.

Заболотный осторожно перевернул тяжелое тело лицом вверх. Плотный, могучей комплекции степняк. Сквозь слой пыли на лице темнеет щетина, левая щека вся в ссадинах, на шее тоже пятна не разобрать, мазут или кровь. Курткаспецовка и майка под ней - все пропитано потом. В стороне валяется кепка с разбитыми комбайнсрскими очками, по ним уже прошло чье-то колесо... Не иначе как механизатор.

Чем-то похожий на того, что встретился им днем на другом отрезке этой трассы. Чуб на голове слипся, глаза закрыты, вроде как у тех, что навсегда. Заболотный приложил ухо к груди, прислушался. Ничего не услышав, взял тяжелую вялую руку пострадавшего, стал искать пульс.