Ключ к счестью

Эдуард застонал:

— О, я бы сам скорее сгорел в них! Но что же делать, герцог?

— Я объясню… Но когда вы немного окрепнете, — добавил он поспешно, взглянув на лицо короля и отступая от его ложа.

Он кивнул Суффолку, и оба герцога тихо удалились.

Не отвечая на вопросы, они прошли через приемную, где продолжало толпиться множество людей, среди них Майлз Брайанстон, совершенно подавленный тем, что Нортумберленд даже не взглянул на него, и вышли в коридор, в самом конце которого находилась небольшая секретная комната. Нортумберленд открыл своим ключом дверь, и они вошли.

Первым делом герцог заглянул за все занавески и гобелены, потом приподнял картины, проверяя, не проделаны ли под ними дырки в стене для прослушивания, сунул голову в холодный камин и в завершение обстучал костяшками пальцев все панели.

— Никогда не знаешь, какой сюрприз тебе приготовили, — объяснил он свои действия совсем не удивленному Суффолку, — когда оставляешь комнату на несколько дней.

Вроде бы удовлетворенный осмотром, он уселся в кресло у массивного дубового стола, в раздумье барабаня пальцами по его поверхности.

— Король не должен умереть, — сказал он как о чем‑то решенном, — пока мы не обеспечим наследника, какой нам нужен.

С этими словами он вынул из кармана шелкового фиолетового камзола еще один ключ и отомкнул средний ящик стола. Сунув туда руку, нащупал пружину, открывшую фальшивое дно, под которым скрывался запечатанный пакет. Его он и положил на стол перед Суффолком.

— Как мы и договаривались, — заговорил он негромко, — я составил брачный контракт, по которому ваша дочь, леди Джейн, становится супругой моего сына, Гилфорда Дадли. Вам и вашей жене надлежит тщательно просмотреть документ, однако я уверен: в нем все соответствует нашей договоренности.

Суффолк взял в руку конверт, постучал им по ладони другой руки.

— Свадьба должна состояться без промедления, — сказал он.

— Конечно. Сроком через несколько недель, не долее. Суффолк согласно кивнул.

— Леди Френсис поставит об этом в известность нашу дочь. Разумеется, у девушки будут разные глупые возражения, она ведь вообразила, что влюблена в лорда Хартфорда и тот якобы отвечает ей взаимностью. Но жена сумеет без особых трудностей уговорить ее.

— Не сомневаюсь в этом, мой друг, — согласился Нортумберленд. У него не было никаких сомнений в способности жестокой и неумолимой герцогини Суффолк настоять на своем. — А тем временем, думаю, можно попробовать допустить к королю эту самую целительницу, которую притащил Брайанстон. Мальчик должен протянуть еще немного… совсем немного… Во всяком случае, до той минуты, когда согласится передать престол своей кузине Джейн. А обеих сестер лишить права наследования.

— Да, — подтвердил с ухмылкой Суффолк, — передать престол Джейн, а через нее и вашему сыну.

— И моему сыну, — повторил Нортумберленд, не желая замечать иронии. — А пока суд да дело, мы должны с вами, герцог, успокоить натянутые нервы дорогих французов, которых не устраивает предполагаемый брак принцессы Марии с Филиппом, что, несомненно, усилило бы их врага, Испанию. Никто, конечно, не должен ничего знать о наших с вами намерениях… Я предлагаю срочно сообщить французам знаете что? Что мы лелеем мысль о браке Марии с их герцогом Орлеанским. О таком союзе они мечтают давно. Подобная новость несколько успокоит их посланника, месье Ноэля. Как, вы думаете, лучше всего подбросить ему этот несозревший плод? А, мой друг?

Суффолк понимал, что собеседник знает ответ, потому ограничился коротким:

— Как?

— Через сестру Робина де Бокера. По моим сведениям, у нее большая дружба с одним французским агентом. Это может нам пригодиться и в дальнейшем, поэтому я велел Робину оставить их в покое.

— Хотите, чтобы она сообщала французам необходимые нам сведения?

— Именно так. Они с братом очень близки и полностью доверяют друг другу. Это означает: то, что он ей скажет, она не станет подвергать сомнению, а передаст слово в слово. Что чрезвычайно важно в нашем положении. Неплохо придумано?

— Очень…

— И наконец, еще одно… — Нортумберленд, войдя в раж, совершенно забыл о конспирации и заговорил в полный голос. — Все это время принцесса Мария должна находиться во дворце под нашим неусыпным наблюдением. Она пытается уверить нас, что болезнь не позволяет ей покидать ее покои, — что ж, будем ей верить. И уж, во всяком случае, ни ее саму, ни ее послания не допустим до короля.

Он поднялся от стола, явно довольный собой, и направился к двери. Остановившись у выхода, проговорил:

— Да, насчет старухи травницы… Все‑таки стоит попробовать, верно? Правда, этот олух Брайанстон наверняка рассчитывает что‑нибудь получить за свою услугу. Что ж, подыщем для него какой‑нибудь титул, а?..

Пен потянулась и зевнула. За окном было темно. Комната освещалась лишь тлеющими в камине угольками; было тепло, тихо и уединенно так, как, быть может, бывает только в утробе матери.

Она повернулась на бок и уткнулась губами в ложбинку на плече Оуэна. Не просыпаясь, он что‑то пробормотал и, выпростав руку из‑под одеяла, притянул ее к себе.

— Еще спите? — спросила она через некоторое время, не отрывая губ от его плеча. — Или я разбудила?

— Сплю сном праведника, — ответил он лениво. — Как таковому мне полагается поспать еще и увидеть праведные сны.

— Что ж, пускай будет так, — с тихим злорадством сказала она, запуская руку под одеяло и ощущая там его возбуждение. — Справедливость требует, чтобы я могла пожать то, что посеяла, не так ли? Мне не верится, что человек может спать в таком состоянии.

С этими словами она легла на него сверху и, помогая себе, нашла более соответствующее место для его органа в теперешнем состоянии.

— Все еще спите? — торжествующе поинтересовалась она.

— Пожалуй, сейчас нет, — признался Оуэн.

Оба замерли, наслаждаясь ощущением друг друга, и пребывали так некоторое время. Потом он слегка согнул ноги в коленях, закинул руки за голову и сделал первое движение. Легкое, едва заметное, ленивое. Она рассмеялась тихим счастливым смехом, воспринимая его ритм.

Только четвертый раз они были в постели вместе, но ей казалось, она знает и понимает его тело так же хорошо, как свое. Вместе с ним сражалась она за то, что называется кульминацией, вершиной наслаждения, оттягивая его завершение как можно дольше. Наконец не могла более сопротивляться накатывающему валу блаженства и отдалась ему на милость, после чего с тихим стоном замерла.

— В этот раз мы были неосторожны, — шепнула она прямо в ухо Оуэна. — Но я этого хотела.

— Я тоже, — ответил он и, повернувшись на бок, посмотрел ей в лицо. — Однако я опасаюсь последствий. Ты ведь тоже не хочешь их, Пен?

— Во всяком случае, не теперь, — сказала она, и в ее глазах был вопрос. Потом она все‑таки спросила:

— А как вы, Оуэн? Хотели бы вы иметь ребенка?

Его лицо окаменело, и хотя он не переменил позы, ей показалось, что он отодвинулся от нее на огромное расстояние.

— В моей жизни нет места для детей, — услышала она.

….Люси и Эндрю. У обоих глаза матери. Зеленые, как болотный мох…

Он сел на постели. Пен продолжала лежать. Недавняя радость ушла из нее, как воздух из мяча. Ей сделалось холодно. Зачем она задает такие вопросы? Зачем пытается вторгнуться в чужую жизнь? Да, они любовники, но это ничего не меняет. Что она знает о нем, о его бедах и горестях? Только то, что он сам захотел рассказать, очень немного. Возможно, потому, что профессия шпиона не располагает к особой откровенности. А быть может, и потому, что в его жизни произошло нечто страшное. Трагичное… О чем невозможно говорить.

Она протянула руку, коснулась его спины. В отличие от нее самой его тело горело как в лихорадке… Несомненно, с ним что‑то происходит. Какие‑то воспоминания не дают покоя. Он снова потерянный, опустошенный, каким был, когда чуть было не наехал на маленькую девочку. Нет, она не может молчать, когда он такой!..