Морская сила(Гангутское сражение)

Но на деле оказалось все непросто.

Карл XII с прежним легкомыслием пока продол­жал колесить по Саксонии, преследуя отборные вой­ска Августа П. Разбив их, он двинулся в Речь Посполитую. Там еще оставались боеспособные полки Авгу­ста, опора польской короны, которую Карл XII непременно решил отобрать у ненавистного Августа и на­деть на голову любой подвернувшейся персоны из вер­ных шляхтичей. Но временами радостное настроение короля омрачалось появлением его первого министра. В последнее время граф Пипер все чаще напоминал о русской занозе.

— Из Стокгольма сообщают, ваше величество, что генерал Горн крайне озабочен и встревожен. У него в Нарве малый гарнизон, а русские уже оседлали ус­тье Невы. Там они соорудили крепость и заложили го­род. Не исключено, что царь Петр двинется в Ингрию, к Нарве.

Карла всегда раздражали упоминания о любых ус­пехах царя, но он по-прежнему презрительно отно-си лея к таким новостям.

— Утешьтесь, дорогой Пипер! — Улыбка не схо­дила с лица короля. — Ведь неприятель не может ута­щить к себе этот город! — Король оседлал любимого конька. — Пусть царь трудится над закладкой новых городов. Мы оставляем за собой честь вскорости за­брать их под нашу корону.

По привычке в такие минуты Пипер смиренно пе­реводил взгляд книзу, разглядывая серебряные шпо­ры на королевских ботфортах. За три с лишним года он детально изучил их устройство и знал безошибочно количество зубцов на позвякивающих колесиках. Но это стоило немалого труда и большого терпения. Колесики беспрерывно вращались, молодой король довольно редко останавливался или усаживался в кресло. И сейчас он на ходу чеканил свои мысли:

— Так и быть, Пипер, дайте знать нашему совету, чтобы усилить гарнизон в Нарве. Пускай эскадра возьмет у генерала Майделя тысячу гренадер и пере­бросит их в Нарву на помощь Горну. После сего эска­дре надлежит атаковать устье Невы и вместе с войска­ми Майделя стереть в порошок все укрепления царя Петра, — король усмехнулся, — и те хутора, которые он назвал своим именем. Настала пора показать рус­ским, кто истинный хозяин Ингерманландии.

Мартовское солнце припекало санную колею на Ладоге. Во льду кое-где уже темнели проталины. Гля­дя на них, Петр ухмыльнулся: «Не за горами ледо­ход» . Не останавливаясь в крепости, поехал на верфи. Во льду стояли шнявы, галеасы24 .

Первой на пути лежала Сясьская верфь. У достро­ечной пристани борт о борт вмерзли в лед четыре восемнадцатипушечных фрегата25 . На них уже ставили мачты, устанавливали орудийные станки, прилажи­вали пушки.

— К началу лета кораблям быть на Неве, — пре­дупредил Петр Ивана Татищева. — Пока фрегаты не приведешь, не отлучайся.

В прошлом году царь назначил его воеводой в Нов­город.

— Принимай Новый город под начало, присмотри места для верфей на Волхове и Ладоге, будем там га­леры ладить для флота.

На Лодейном Поле в Олонце любимец Петра Иван Немцов встретил царя на стапелях.

Доморощенного мастера из двинских крестьян, сметливого самоучку-корабела, когда-то приметил архангельский воевода Федор Апраксин, отправил в Воронеж с таким же умельцем, братом. За год Нем­цовы здесь, на Сяси, выстроили две шнявы. Краснея, слушал Немцов похвалы Петра. На его стапелях стро­илась по царским чертежам шнява «Мункер». Неде­лю стучал царский топор на шняве.

Как-то на перекуре Немцов осмелел, глянул на ца­ря вопрошающе. Петр кивнул головой — «спраши­вай, мол».

— Имя-то «Мункер» что обозначает, государь? Царь затянулся, ухмыльнулся:

— Ты, Иван, голландский разумеешь? Ну, сие ближе к французскому, мон кер, что значит «мое сердце».

— Забавно, — разглаживая усы, засмеялся Немцов.

По ночам на Ладоге грохотало, трещали льдины, озеро просыпалось от зимней спячки. Озерная вода тянулась вниз, к Неве, а дальше к морю.

Всю зиму по санной дороге возили тес, камень с Котлина. На ветру мерзли солдатские лица, руки, леденели шинели от водных брызг. Ряж рубили не ос­танавливаясь. Тут же заготавливали тес для трехъя­русной крепости, бастиона. Меншиков редкую неде­лю не наведывался на остров. Поджимало время, да и знал, спрос будет строгий. Ряж изладили до ледо­хода. Прорубили лед, и он опустился на дно. Ряж до верхней кромки заполнили камнем. Рассчитали все верно. Над поверхностью воды торчал сруб — фунда­мент полсажени. Сверху настилали внакат бревна, несколько слоев. С ходу начали возводить стены десяти­гранной башни крепости.

Тем временем на острове расчищали места для ба­тарей, размещали траншеи, валили лес, рубили про­секи, ставили избы.

По Неве еще шел лед, а Меншиков ушел с царем на Котлин. Отправились на только что построенном, лег­ком на ходу, с малой осадкой, шестипушечном флей­те «Бельком».

— На фрегате идти несподручно, осадка боль­шая, — пояснил Меньшиков, — ветер с оста зайдет, во­ду сгонит, маяться придется. А флейт подойдет близ­ко, рядом на якорь станет.

Едва покинули устье Невы, Меншиков протянул царю подзорную трубу:

— Взгляни, Кроншлот видно.

В самом деле, прямо по носу из воды торчал купол башни с флагштоком.

—    Пушки завезли?

—    Еще по зиме, мин херц.

—    А на остров?

—    Там траншеи наполовину отрыли, пушки все на месте. Полковник Толбухин и полуполковник Ост­ровский командуют.

—    Которые на Чудском озере шведа побили?

—    Они, мин херц.

7 мая 1704 года Кроншлот встречал гостей. Петр, Меншиков, митрополит Новгородский и большая свита прибыли на торжества и освящение крепости. Комендант крепости полковник Тимофей Трейден са­лютовал флейту «Бельком». Следом прогремел салют береговой батареи.

На острове выстроились полки, белели палатки, торчала дюжина срубленных изб.

— Успели, черти, это к добру, — похвалил Пётр полковников.

На трех ярусах Кроншлота митрополит кропил пушки, стены, бойницы.

«Тогда наречена оная крепость Кроншлот, сиречь коронный замок, — появилась запись в журнале Пет­ра, — и торжество в ней было трехдневное». Бог трои­цу любит.

Торжество закончилось, Петр выдворил свиту на флейт, оставив лишь Головина, Меншикова и Брюса, полковников Толбухина и Островского, и занялся де­лом с комендантом.

— Сие наставление тебе пушечному искусству, ежели неприятель явный прибудет и на другие слу­чаи, дабы впросак не попасть и честь соблюсти. Читай.

Полковник взял бумагу. Наперво «содержать сию ситадель с Божьей помощью аще случится хотя до по­следнего человека и когда неприятель захочет про­биться мимо оной, тогда стрелять, когда подойдет ближе, и не смешить стрельбою, но так стрелять, что­бы по выстрелянии последней пушки первая паки бы­ла готова и чтоб ядра даром не тратить».

После первой статьи Петр прервал коменданта:

— Уяснил? — Трейден кивнул, а Петр ткнул пальцем Толбухина и Островского: — Сие вас касает­ся також. Чти далее.

Все предусмотрел Петр. И встречу торговых и ней­тральных судов, и салютование. Последняя статья предостерегала от брандеров:

— Сие вам смертельный враг. Как завидите по ве­тру, без кормила пускает неприятель посудину, стре­ляйте в упор. Здесь рисована сия злыдень.

Перед уходом предупредил:

— Шведы вас в покое не оставят, ждите гостей.

На обратном пути поучал и Меншикова:

— Крепость авантажная. В ней припасы огневые и провизия всегда-должны быть в избытке. То ли шторм, то ли неприятель блокаду учинит. Озаботься.

Ежели шведы нагрянут, в подмогу отряди полдюжи­ны галер, шняву, флейт — на случай кто прорвете.

Из Питербурха, не останавливаясь, Петр отпра­вился к Нарве.

Лифляндия со времен хозяйничания на ее земле Тевтонского ордена тяготела к Западу. Весь уклад жизни, язык, обычаи, как и в соседних Эстляндии и Курляндии, имели много общего с приморскими странами.

Неудивительно, что король Густав Адольф сотню лет тому назад, поздравляя риксдаг с присоединением к шведской короне Эстляндии и Ингрии, даже не упо­мянул Лифляндию как само собой разумеющуюся вотчину Швеции.