Страница 18 из 99
На следующий день семеновцы и преображенцы втянулись в крепость, а Петр заканчивал письмо Ро-модановскому: «Господь Бог заключительное место сие даровал. Извольте сие торжество отправить хорошенько, и чтоб после соборного молебна из пушек, что на площади, было по обычаю стреляно».
К обеду вдруг показался бот с низовья Невы. Гребцы, видимо, спешили, усиленно выгребали против ветра и течения.
В палатке у Шереметева уже приготовились начать празднество, как вошел солдат, посланный Меншиковым:
— Велено доложить, на взморье появился неприятель с кораблями.
Не долго думая, Петр распорядился:
— Поперву поднять над Канцами шведский флаг. Никому не бродить в округе, полки под лесом держать, чтобы неприятель не узрел. Я сей же час пойду на розыск. Ежели швед объявится, сигналить пушками, ответствовать таким же числом.
…Вице-адмирал Нумере, как и в прежние кампании, едва сошел лед в Финском заливе, повел эскадру из Выборга к Ниеншанцу. Стоя на мостике, он внимательно всматривался в едва видневшуюся на горизонте крепость. Встречный ветер гнал воду в залив, значит, устье реки обмелело.
«Крепость должна иметь надежную опору с моря. Эти русские просочились уже в Ладожское озеро». Нумере недовольно поморщился, вспомнив о прошлогоднем бегстве в Выборг… Пришлось оправдываться в кругу друзей-приятелей, Анкерштерна и Шеблада: «Русские оказались не такими дурнями, как я предполагал. Они выждали, когда ветер стих совершенно и наступил полный штиль. На своих галерах они подобрались на зорьке, а я ничего не мог поделать, паруса повисли, словно простыни…»
— Герр адмирал, в Ниеншанце все в порядке, на крепости наши флаги, — доложил капитан.
Нумере кивнул головой и ответил:
— Передать на корабли — салютовать крепости и становиться на якоря.
Едва смолкли корабельные пушки, крепостная артиллерия Ниеншанца в ответ, как положено, двумя выстрелами приветствовала приход шведской эскадры.
На следующий день Нумере вызвал капитанов де-сятипушечного галиота «Гедан» и восьмипушечной шнявы «Астрильд»:
— Ваши суда с небольшой осадкой. Завтра снимайтесь с якоря и лавируйте к Ниеншанцу. Комендант крепости уведомит вас о необходимой помощи.
Два дня лавировали, выбираясь против ветра, галиот и шнява и только вечером б мая вошли в устье Невы и бросили якоря. Капитаны распорядились утомленным офицерам и матросам отдыхать. Сытный; ужин, сдобренный хорошей порцией вина, разморил уставших моряков, и вскоре ничего не подозревавшие шведы беспечно похрапывали в каютах и кубриках… Они и предположить не могли, что этого только и ждут за крепостными стенами Ниеншанца.
Два дня Петр пытался разгадать намерения шведов. Едва завидев, как два судна направились к устью Невы, он созвал военный совет.
— Другому случаю не бывать, — начал он, глядя на Шереметева, — надобно этих свейских попытаться полонить.
— Ваше величество, — начал осторожно Шереметев, - для сего сведущие в морском деле поручики потребны…
— Адмирал у нас есть, — лукаво ответил Петр, кивнув на Головина, — а понеже иных, море знающих, никого, кроме меня с Меншиковым, нет, нам и быть за тех поручиков…
Петр развернул карту:
— Умысел мой таков. Отберем сотни три преображенцев и семеновцев. Посадим их на три десятка ботов. Ночь светлая, ан шведы все равно храпеть будут. Половина ботов со мной пойдет на взморье, вдоль берега. Отрежем пути отхода. Ты, поручик, с остальными ботами насядешь сверху, по течению. Мотри на меня. Раньше чем я не зайду с моря, не высовывайся. Как узришь наши боты, так и начинай атаку. — Петр отодвинул карту. — Шведов будем брать на абордаж, кошки припасти надобно, гранаты. Ты, поручик, сцепляйся с галиотом, а я возьмусь за шняву, которая мористее.
Едва солнце скрылось за горизонтом, в светлых сумерках 7 мая к устью Невы на лодках направились два отряда — преображенцев и семеновцев. Вооруженные ружьями и гранатами, морские солдаты, как назвал их царь, в предрассветной дымке незаметно подошли к шведам и сцепились с ними на абордаж. Петр первым вскочил на палубу «Астрильда», схватился с услышавшим шум и выбравшимся на палубу офицером. Атаковали шведов с обоих бортов. Прогремели первые выстрелы. Еще несколько мгновений, и десятки русских гренадер рассыпались на палубах. На выстрелы из люков выскакивали заспанные, полуодетые матросы и офицеры. Да где там, разве устоять в рукопашной против русского солдата!
На верхней палубе завязался жестокий бой, часть шведских моряков бросилась выбирать якоря, другая пыталась поднять паруса…
На флагманском корабле в бессильной ярости перебегал от борта к борту с развевающимися седыми волосами Нумере. Лицо его от волнения то покрывалось багровыми пятнами, то становилось бледнее мела. Руки его судорожно сжимали подзорную трубу, Которую он то и дело поднимал к налитым кровью глазам.
При звуках первых выстрелов он прервал завтрак, без шляпы выбежал на палубу и метнулся на нос. Так и есть. Русские опять его провели. Вокруг галиота и шнявы, как пчелы, теснились юркие лодки с русскими солдатами, которые карабкались на борта шведских судов.
На эскадре давно сыграли тревогу, начали сниматься с якорей, но, как назло, остовый, противный ветер усилился, развел крупную встречную волну. Не прошло часа, как стрельба прекратилась на шняве и галиоте…
Схватка была короткой, но кровавой. Из семидесяти семи шведов на обоих кораблях погибли шестьдесят четыре человека.
Убитых предали морю, пленных заперли в трюм. Последовала команда Петра:
— С якоря сниматься, паруса ставить!
Первым шел на восьмипушечном «Астрильде» Петр, за ним в кильватер десятипушечный «Гедан» под командой Меншикова.
Журнал Петра отметил: «…а мая 8-го о полуночи привели в лагерь к фельдмаршалу оные взятые суда, бортадмиральский, именуемый «Гедан», на оном десять пушек 3-фунтовых, да шняву «Астрелъ», на которой было14 пушек. Людей на оных было всего 77 человек, из тогочисла побито: поручиков — 2, штурманов — 1, подштурманов — 1, констапелей — 2, боцманов — 2, боц-манатов — 2, квартирмейстеров — 1, волонтеров, матросов и солдат — 47 человек, в полон взято: штурман — 1, матросов и солдат — 17, кают-юнг — 1».
Крепостные стены озарились залпами салюта. Русские полки приветствовали первый корабельный трофей на море.
Военный совет состоялся в тот же день и был единогласен. Капитана Петра Михайлова и поручика Меншикова наградили орденом Святого апостола Андрея Первозванного. Кроме того, государь получил чин капитана-командора.
Петр радовался беспредельно.
— Не припоминаю, Федор Лексеич, — сказал он Головину, — была ли прежде такая виктория российская? Любопытно мне. Отпишука нынче Тихону, пущай в прошлом покопается.
Долгое время не отзывался ему старый приятель Тихон Стрешнев, упорно искал то, чего не было. Наконец ответил:
«А за такую, государь, храбрым привотцам преде всего какие милости бывали, и того в Разряде не сыскано, для того, что не бывало взятия кораблей на море никогда; и еще в сундуках станем искать, а, чаю, сыскать нечево, примеров таких нет».
Вдвое ликовал Петр, повелел выбить медали — офицерам золотые, солдатам серебряные. На них изображение боя со шведскими судами обрамляла надпись: «Небываемое — бывает».
Радость победы не туманила разум. На горизонте продолжала маячить эскадра вице-адмирала Нумер-са — видимо, чего-то выжидала… Отвоеванное, исконное следовало удержать…
Придя в себя, Нумере собрал капитанов:
— Русские и на этот раз оказались проворнее нас. Такого позора шведский флот еще не испытывал на Балтике.
Нумере обвел взглядом хмурые лица капитанов. Каждый из них должен знать меру своей ответственности.
— Море есть море, оно не прощает-промахов. — Голос адмирала стал жестким. — Капитаны шнявы и галиота распустили слюни, наверняка все перепились и никакой вахты на верхней палубе не выставили. Полагаю, они ответят по закону, если еще остались живыми. Мы продолжаем блокаду выхода в море из реки, нам не известны замыслы русских. — Нумерс сделал паузу. — Еще не все потеряно. Я послал курьера к генералу Кронгиорту, думаю, он сумеет прогнать русских из устья…