Гиацинтовые острова

Но, конечно, и маленькие могут иметь большие достоинства (а не только большие недостатки).

Рыбы-санитары, следящие за санитарным состоянием прочих рыб, никогда не могут похвастать солидным ростом. Напротив даже, многие мелкие рыбы, не принадлежащие к этой почетной профессии, хвастают своим несолидным ростом, выдавая себя за санитаров. И даже хищные рыбы, чтобы привлечь побольше клиентов, нередко выступают под маркой медицинских работников.

К сожалению, даже очень большие достоинства не всегда видны, особенно если они заключены в маленьком теле. Ночесветка и Криптомонада — крохотные морские организмы, а кто их видит? Кто замечает их достоинства?

Конечно, Ночесветка не какая-нибудь звезда, не с ее миллиметрами быть светилом, — и все же она загорается каждую ночь, отнимая у ночи два миллиметра мрака. Как будто немного, но для Криптомонады достаточно. Криптомонада располагается на этой небольшой территории и принимается за работу.

Криптомонада привыкла работать по ночам, потому что жизнь у нее, как у всех, коротка, а работы много.

Углекислый газ переработать в крахмал — такие вещи в темноте не делаются. Зная это, Ночесветка охотно идет ей навстречу:

— Вот тебе два миллиметра, располагайся. Вот тебе углекислый газ, перерабатывай. Что касается света, то можешь не экономить.

Другой бы на месте Ночесветки потребовал часть готовой продукции, но это, конечно, был бы какой-нибудь фабрикант, привыкший выжимать из рабочих последние соки. Ночесветка не фабрикант, она знает, что такое работа. Она ведь и сама работает по ночам — не так просто обслуживать целую электростанцию, пусть даже маленькую, не больше двух миллиметров. И, ценя труд Криптомонады, Ночесветка оставляет ей всю готовую продукцию, а себе берет только отходы: кислород. Больше всего на свете Ночесветка любит эти отходы.

Так они вместе работают, маленькие и не видные никому, вдалеке от земли и земных огней затерянные в океане. Что они могут сделать — даже вдвоем? И все же ночь как будто становится посветлей и в воздухе прибавляется капелька кислорода.

Конечно, маленьким приходится трудно. Некоторым из них (в частности, насекомым) до того приходится трудно, что они утратили вкус к жизни: органы вкуса у них отошли на последний план — на самые кончики ног, — какой уж тут, как говорится, вкус к жизни! И особенно маленьким трудно, потому что у них всегда много врагов. Казалось бы, должно быть наоборот, казалось бы, врагов должны иметь большие, но существует в природе такой закон: меньше всего врагов имеют крупные звери. Чем меньше зверь, тем у него больше врагов. Как же тут не утратить вкус к жизни?

Вот поэтому Белые Аисты хотят, чтобы их птенцы скорей подрастали. Если аистенок плохо ест и недостаточно настойчиво требует пищу, его просто-напросто выбрасывают из гнезда. Потому что если он не вырастет, все равно ему жизни не будет, — так считают Белые Аисты.

А вообще-то это сложный вопрос. Можно, как было сказано, быть большим и иметь маленькие достоинства, можно быть маленьким и иметь большие достоинства. Так каким же лучше быть — маленьким или большим?

В зоопарке города Санта-Моника в Калифорнии живут и очень дружат между собой слоненок Попей и мышонок Грегори. Мышонок весит всего семьдесят семь граммов, что, согласитесь, довольно мало, а слоненок — целую тонну, и это слишком много, не правда ли?

Впрочем, говорят, что противоположности сходятся, и вот так же точно сошлись в зоопарке слоненок Попей и мышонок Грегори.

Слоненок, мечтавший похудеть, считал мышонка своим идеалом, а мышонок, мечтавший поправиться, считал своим идеалом слоненка.

— Ты ешь больше! — советовал слоненок мышонку. — Тогда ты станешь таким же, как я… Хотя, — вздыхал он, — я бы лично не прочь похудеть.

— Ты больше бегай, — отвечал на это мышонок. — Я все время бегаю, поэтому я видишь какой… Хотя, — вздыхал он, — я бы лично не прочь поправиться.

Вот если бы их сложили, а потом поделили поровну. Мышонок бы от этого не отказался. И слоненок бы от этого не отказался. Но что бы тогда получилось? Ведь очень важно заранее знать результат.

Получилось бы два слономышонка или два мышеслоненка и не осталось бы идеалов, к которым каждый из них стремится сейчас. И не осталось бы, наверняка не осталось бы дружбы, которая их связывает, — потому что какая же дружба без идеалов?

Так что хорошо, что мышонок Грегори весит всего семьдесят семь граммов, а слоненок Попей — целую тонну. Хорошо, что они противоположности, которые сходятся: ведь в мире чаще всего сходятся именно противоположности.

И пусть слоненок Попей мечтает похудеть, а мышонок Грегори мечтает поправиться, пусть они побольше мечтают, такие разные, и любят друг друга, и дружат между собой, как могут дружить только те, кто считает друг друга идеалом.

К сожалению, идеалы редко встречаются, а если и встречаются, то при ближайшем рассмотрении оказываются не такими уж идеалами. Или вовсе не идеалами.

До того как жук Дровосек повстречался с Карликовой Белозубкой, каждый из них вел свою отдельную, независимую жизнь: Дровосек свою насекомую жизнь, а Белозубка — жизнь млекопитающую. По сравнению с Белозубкой Дровосек — титан, его так и называют: Дровосек-титан. Поэтому при встрече он сказал, как обычно говорят титаны-насекомые:

— Привет, малышка! Ты о чем хлопочешь там, на земле?

— Ищу насекомых, — скромно сказала Карликовая Белозубка.

— Это становится интересным! — воскликнул жук Дровосек. — И зачем же тебе понадобились насекомые?

Нелепо задавать такой вопрос представительнице отряда насекомоядных, но Дровосек-титан не знал, с кем имеет дело, а когда узнал, то расхохотался:

— Тогда, пожалуй, съешь меня. Ну, чего испугалась? Да, я насекомое и этого не скрываю. Жук я, понимаешь? Как ты насчет жуков? Ешь, не брезгуешь?

Белозубка не знала, что ответить. Сказать, что она не брезгует, — получится, что она хочет съесть этого великана. А сказать, что она им брезгует, тоже как-то нехорошо. Как-то обидно и неуважительно.

— Я не могу съесть так много, — сказала Белозубка тоном застенчивой гостьи за обильным хозяйским столом, хотя вообще-то она могла съесть много. За сутки она съедала пищи в четыре раза больше, чем весила сама. Но она почувствовала, что сейчас речь может идти не о том, сколько она съедает, а о том, сколько съедает этот жук.

И, как будто спеша развеять ее сомнения, Дровосек сказал:

— А вот я тебя съем. Для меня ты как раз подходящая порция.

Белозубка обиделась, что ее обозвали порцией, но еще больше она испугалась: ведь это же ясно, что, когда называют порцией, значит, сейчас начнут есть.

— Я скажу Киту, — припугнула жука Белозубка своим самым крупным родственником по классу. В классе млекопитающих у нее были очень крупные родственники.

— И чего эти маленькие так любят ябедничать? — поморщился Дровосек. — Успокойся, не буду я тебя есть, я только что пообедал.

Услышав, что Дровосек только что пообедал, Белозубка так обрадовалась, как будто пообедал не он, а она. И осмелела до того, что даже принялась критиковать.

— Ну и порядки в этом животном мире! Если ты маленький, то тебя каждый норовит съесть, а если большой, то только и глядишь, как бы съесть маленького.

Дровосек посмотрел на Белозубку и устыдился своих огромных размеров.

— Ты знаешь, я хоть среди своих и самый большой, но меня это нисколько не радует. Вот ты сейчас роешь норку. — Белозубка действительно рыла норку. Разговаривала с жуком и машинально рылась в земле — это так естественно, когда принадлежишь к семейству землероек. — Выроешь маленькую норку — и спрячешься. А какую Слону нужно вырыть норку? Или Лошади, например? Ты посмотри на меня: я — самое большое на земле насекомое, а что толку? Куда другой пролезет, мне не пролезть, где другой спрячется, мне не спрятаться. Нет, нашему брату насекомому лучше быть поменьше, мы не приспособлены, чтобы быть у всех на виду.

Белозубка посмотрела на Дровосека и пожалела его: да, нелегко ему живется, такому большому.