Дворянин великого князя

— Кажется, все ясно, — произнес он, внима­тельно осматриваясь. — Судя по догорающим из­бам, на Кожуха напали час назад. Нападающие появились с запада и, надо думать, неожиданно, потому им сразу удалось подорвать частокол по­рохом —- взгляните — больше всего трупов валя­ется с той стороны и пролом тоже на западе. Бой был коротким. Алеша говорил, что у Кожуха око­ло пятидесяти воинов, — я насчитал чуть больше убитых и около сотни всадников. Надо полагать, Кожух потерпел полное поражение и потерял всех своих людей. Вряд ли он сам остался жив. Су­дя по всему, нападающие пленных не брали. За­метьте — победители не грабят, а напротив, при­водят двор в порядок — значит, собираются ос­таться здесь надолго. Крестьяне их не боятся, стало быть, знают. Это не враги… Надо выяснить, что там произошло, и потом решить, как посту­пать дальше. Пусть Егор осторожно узнает у кре­стьян, что случилось.

— Егор! Ты слышал?!— резко спросил Фи­липп. — Поезжай!

— Нет, лучше пусть он пойдет пешком.

Егор спрыгнул с коня и, незаметно пробрав­шись к ближайшему дому, смешался с толпой.

Василий глянул на бледное лицо Картымазова и успокоительно сказал:

— По обычаю таких войн пленников должны освобождать с почетом. Враги врага — друзья.

— Дай Бог! — проговорил сквозь зубы Картымазов. — Только, боюсь, Кожух не тот человек,чтобы оставлять врагу своих пленников.

Филипп до крови закусил губу.

— Все произошло внезапно, — продолжал Мед­ведев. — Думаю, Кожуху было не до пленников.Кроме того, не забывайте об Алеше. Если он жив — Настенька не погибла. Я велел ему сделать все, чтобы спасти ее жизнь… Даже если для этого понадобиться убить Кожуха или умереть самому.

Картымазов взглянул на Медведева и хотел что-то сказать, но тут вернулся Егор и доложил:

— Это дворянин князя Федора Вельского — Ле­ваш Копыто. С ним сотня всадников, пищали, за­жигательные снаряды. Все люди Кожуха побиты.

Леваш объявил мужикам, что отныне Синий Лог — собственный князя Федора навсегда.

— Скорее к нему! — воскликнул Картымазов, —Быть может, ей удалось спастись.

— Не стоит торопиться, — остановил его Мед­ведев. — Неверный шаг может погубить все дело.

Должен поехать один из нас, встретиться с Левашом и разузнать о судьбе пленников. Возможно,Алеша с Настенькой уже ждут нас, но ведь может быть и так, что Леваш приберегает пленников Ко­жуха для своего князя. Нам нельзя выдавать своих намерений — Леваш может оказаться не лучше Кожуха.— Я поеду! — сказал Филипп твердо. — На пра­вах соседа я могу поздравить Леваша с победой и осторожно разузнать о судьбе Кожуха и его плен­ников.

— Правильно! — одобрил Медведев. — Поезжай с Егором, а мы будем ждать. Если через час ты или Егор не вернетесь — поедем на выручку.

Филипп кивнул и вместе с Егором направился вскачь к тому месту, где еще недавно стояли креп­кие ворота, а сейчас зиял широкий проход в обуг­ленной дымящейся бревенчатой стене.

У въезда во двор их остановил какой-то воору­женный всадник.

— Эй вы! Стойте-ка! Кто такие?!

— Я — Филипп Бартенев — хозяин соседней земли. Хочу проведать Леваша Копыто.

— А ну, ребята, — окликнул всадник двух воору­женных пеших, — проводите эту парочку к Левашу да присмотрите за ними.

Пешие взяли лошадей Филиппа и Егора за по­водья и повели во двор.

За большим домом, на лужайке, ярко освещен­ной пламенем горящих вокруг построек, стоял огромный стол, покрытый белоснежной скатер­тью.

Странно и жутко выглядел этот роскошно уб­ранный стол, такой аккуратный и чистый, будто он стоял в горнице богатого терема и мирный свет факелов, а не зловещий огонь пожарища ос­вещал пятерых крупных и тучных людей, чинно восседающих по одну его сторону.

Нет, это отнюдь не выглядело пьяным кутежом победителей — это был неторопливый, степен­ный ужин людей, которые любят хорошо поесть и славно выпить, не позволяя себе при этом ника­ких вольностей, а двое стольников прислуживали так церемонно и спокойно, как будто не стонали чуть поодаль раненые и не валялись вокруг окро­вавленные тела убитых.

Центральное место за столом принадлежало толстяку самого мирного и благодушного вида. Он был немыслимо разодет в шелк и бархат, а при каждом его движении множество скрепок, пряжек и запонок на одежде поблескивали, от­ражая в драгоценных камнях красное пламя по­жара.

К нему с поклоном подъезжали всадники, и,'не прерывая трапезы, толстяк отдавал приказания, размахивая огромной наполовину обглоданной костью.

Филиппа и Егора остановили в нескольких ша­гах от стола, один из сопровождавших прибли­зился к толстяку и сказал ему что-то, указывая в сторону прибывших.

— Да ну?! Быть не может! — удивленно восклик­нул толстяк и встал, вглядываясь перед собой.

Филипп спешился и шагнул вперед.

— Мне нужен Леваш Копыто, — несколько вы­сокомерно заявил он, чувствуя себя неловко под любопытными взглядами толстяков за столом, ко­торые все как один уставились на него.

— Черт подери?! —заорал разодетый толстяк в центре. — Да вот он перед тобой. И ты не узнаешь меня, паршивый мальчишка?! — Он встал от столаи, подбоченившись, вышел навстречу.

Филипп присмотрелся к нему и сдержанно от­ветил:

— Нет.

— Ах ты, дырявая башка! Да мы же с твоим от­цом всю молодость провоевали в Польше, и я столько раз приезжал к вам в гости! Меня не за­помнить! Нет, вы слышали — не запомнить Лева-ша Копыто! Впервые встречаю такого человека!

Он крепко обнял растерявшегося Филиппа и потащил к столу.

Егор скромно отступил и сел под деревом не­вдалеке.

—  Когда отец вернулся из Польши, мне было всего три года, — объяснил Филипп, все еще дер­жась недоверчиво.

—  Неужто?! Ай-ай-ай-ай, как быстро течет вре­мя! Впрочем, чужие дети всегда быстро растут.

Послушай, да ведь ты — вылитый отец! Подумать только—Алешка Бартенев, мой старый, приятель,и вот у него уже взрослый сын! Куда уходят наши годы?! Черт побери! Ах, какие добрые времена бы­ли когда-то, — приговаривал он,усаживйя Филип­па рядом с собой за стол. — Друзья, это Филипп Бартенев, сын друга моей юности! Когда его отцу было столько лет, сколько сейчас сыну, мы с ним добивали крестоносцев.

Четверо остальных толстяков шумно выразили свое одобрение. Леваш подал Филиппу огромный кубок, полный душистого крепкого меда.

—  Ну-ка, мой мальчик, выпьем за встречу! Не обращай внимания на эту падаль вокруг. Мы, ви­дишь ли, весь день не ели, а я этого не выношу —противно в животе и голова плохо работает! Од­нако поговорим о тебе. Как поживает отец?! Он дома? А твоя мать? Ах, какая женщина! Сейчас та­ ких не встретишь — нет! Надеюсь, она по-прежне­му красавица?

—  Матушка умерла десять лет назад, — ответил Филипп.

—  Да что ты?! Ай-ай-ай-ай! Какое несчастье! Полагаю, твой отец не женился вторично?

— Нет, он полностью посвятил себя детям —мне и сестре.

- Ах, так у тебя есть сестра? Я об этом не знаю! Наверно, она родилась позже…

— Она младше меня на пять лет — ей семна­дцать. Отец говорит, что Анница очень похожа на матушку.

— О-о-о! Значит — это красавица! Но как же твой отец? Он не воюет больше?

— Нет, с тех пор, как умерла матушка, не вое­вал, если, конечно, можно назвать миром такие события, — Филипп повел головой, указывая на горящие стены, — а подобное у нас бывало часто.

Но сейчас отца нет. Он уехал по делам и вернется через неделю.

— Какая досада! Но ничего! Я решил обосно­ваться здесь крепко и надолго, так что мы еще не раз увидимся.

Филипп воспользовался минутной паузой, во время которой Леваш осушал очередной кубок:

— Поздравляю тебя с победой, и расскажи, как тут все произошло?

— С удовольствием, но при условии, что ты пе­рекусишь с нами. Если бы не мой повар, которого я повсюду таскаю, мы бы умерли с голоду! Но он обшарил кладовые Кожуха и на скорую руку при­готовил легкий ужин — так, заморить червячка…

Леваш небрежным жестом указал на стол, про­гибавшийся под тяжестью еды. Четверо толстяков незаметно по одному удалились. Леваш сытно ик­нул и потянулся.