Клятва киммерийца

Ожидание, впрочем, длилось недолго; по воле Хозяина неизвестно откуда появилось еще одно существо. На этот раз выглядело оно подобно крупной, в половину человеческого роста, ящерице, с переливающейся чешуей, длинным толстым хвостом и гребнем на покрытой бородавками спине. Приблизившись к «пиявке», оно медленно раскрыло огромный рот, доходящий до самых глаз, выпученных и глядящих в разные стороны, и вцепилось в ту, отрывая ее от Ванкрида; а затем проглотило одним движением — и исчезло, скользнув назад в воронку!..

— У меня получилось! — воскликнула Таона, которая все еще не могла прийти в себя и с трудом верила в то, что справилась со столь сложной задачей.

Она приподняла обеими руками голову мальчика и поцеловала его в губы, как взрослая женщина; она и была взрослой — за эти дни в светлых волосах девочки появилось немало серебряных нитей…

Теперь жизнь Ванкрида была вне опасности,

Но он все же был слишком слаб для того, чтобы они могли двигаться дальше. Таона добывала пищу для них обоих, таскала воду, поддерживала огонь и ревностно ухаживала за своим другом. Видимо, здесь им предстояло задержаться надолго, а значит, стоило подумать и о более надежном убежище, чем девочке и пришлось заняться незамедлительно, хотя поначалу подобная задача казалась совершенно невыполнимой. Будь она одна, у нее давно опустились бы руки. Но Ванкрид!

Он не должен был страдать от дождей и холода; ни один зверь не смел приблизиться к нему. Ради этого можно было горы свернуть. Или своими руками в одиночку сложить целую крепость. Иначе им не суждено будет никогда больше увидеть благословенный Хааген, который смогли отстоять старшие антархи.

Таона старалась не отлучаться надолго, и не оставлять мальчика одного. Она взяла его ножи, лук и колчан со стрелами, и теперь стала не хуже, чем он. И еще — заговоры; девочка припомнила все, какие знала, и воспользовалась ими, обращаясь к духам земли, и воды, и деревьев, и к тем, что охраняли зверей. Всякий раз, когда Таоне случалось подстрелить добычу, она обращалась к духу убитого зверя или птицы, испрашивая себе прощение, чтобы те не гневались. Но богов на помощь она не призывала, о нет — здесь она была непримирима.

Если даже антархи совершили великий грех, позволив Гринсвельду похитить маттенсаи, они заплатили сполна, принеся неисчислимые жертвы — и она, Таона, равно как и Ванкрид, ничего больше не были им должны. У них и так отняли все, что они имели. Кроме жизни. Но вот это она не собиралась уступать ни богам, ни демонам, ни кому бы то ни было.

В отличие от нее, мальчик продолжал возносить молитвы. В нем проснулся пророческий дар. Его посещали видения настолько отчетливые, что Ванкрид не отличал их порой от реальности, и, и вещие сны.

Он в подробностях описал Таоне человека, который теперь владел маттенсаи, а позже и второго, являвшегося его спутником.

«Первый — великий герой, — пояснял мальчик, — а другой — наш брат, похожий на нас, хотя и не антарх, и глаза у него не голубые, а зеленые. Оба они сильны, как древние атланты, и не ведают страха… хотя они люди, и они смертны, но для них превыше всего — честь и долг… Они знают о нас и о том, что мы живы, и спешат, чтобы помочь нам и Хаагену. Кровь зеленоглазого помнит первый Хааген…»

«Какой еще первый? — нахмурилась девочка. — Я знаю только один».

— «Был и другой, давно… — словно в трансе, проговорил Ванкрид. — Очень давно! Все забыли. Он далеко… из него вышли антархи, и не только антархи, и…»

«Антархи — потомки Асвельна, — решительно возразила Таона. — Это было известно каждому! Ты сам все забыл».

Ванкрид не стал с нею спорить. Если женщина решила поставить на своем, лишь глупец унизиться до того, чтобы понапрасну сотрясать воздух, пытаясь ее переубедить.

Невероятная же юность Ванкрида с глупостью ничего общего не имела, поэтому он попросту предпочел до срока не возвращаться к этой теме.

Таона хранила саму жизнь, Ванкрид — ее дух, смысл и суть, делая то, что и положено женщине и мужчине. Она уже в десять зим была колдуньей; он, в двенадцать, пророком.

О таких людях через века доходят только легенды, слишком мало общего имеющие с реальностью и наделяющие слабых людей невиданными способностями… Нет, они не могли бы голыми руками разорвать пасть внезапно напавшему хищнику или выжить после прямого попадания молнии.

Они были смертны, и точно так же, как и все остальные люди, хрупки и уязвимы, подвержены тем же слабостям, как и всякий человек из плоти и крови, сомнениям, страху и отчаянию; так же страдали от холода, жажды и боли. Разве что неимоверно сильный дух поддерживал в них тот огонь, что сиял в глазах, не угасая, и озаряя собою долгий путь через жизнь, — которая в действительности не проста и не обыкновенна, а трудна и сложна.

Они не хотели и не могли ждать, когда им придут на помощь иные герои, кем бы таковые ни оказались. Ожидание в бездействии — вот что было по-настоящему гибельным. Ибо тем, которые пробивались к ним, было не менее тяжело, и Ванкрид знал об этом. Пусть он не мог проследить за каждым шагом Конана и Ллеу, однако почти всякий раз, когда на тех двоих надвигалась новая катастрофа, сердце его замирало и обрывалось, падая куда-то вниз; и мальчик сжимая кулаки так, что белели костяшки пальцев, а ногти до крови впивались в ладони… Когда же опасность отступала, он в очередной раз вздыхал с облегчением.

— Мы сами должны идти к ним! — восклицал юный антарх. — И вместе вернуться в Хааген!..

Таона была с ним вполне согласна. Сознание того, что где-то есть люди, думающие о ней и о Ванкриде, придавало ей сил. Что бы ни случилось, они придут; эти двое сильных! И принесут с собой маттенсаи… обязательно принесут.

Ах, если б в самом деле можно было двинуться им навстречу! Но сначала этого не позволяло сделать состояние ее друга, а потом произошло нечто еще более жуткое. К своему ужасу, Таона обнаружила, что, в каком бы направлении они ни шла, неведомый морок возвращал ее назад на прежнее место. Она описывала круг — и возвращалась. Ни вперед, ни назад пути не было. Один и тот же заколдованный круг, против которого были бессильны заклятия и заговоры. Девочка боялась сообщить Ванкриду о своем прискорбном открытии. Но он узнал об этом сам.

— Кажется, нам сложновато будет отсюда выбраться, — сказал он однажды.

Таона взглянула на него в панике.

— Ты… тебе известно?

— Да, известно. Ты не можешь перешагнуть границу круга, ведь так? Но, Таона, самое плохое не в этом.

— Что же может быть хуже?! — воскликнула лапочка.

— То, что наши спасители тоже не смогут этого сделать. Это место, где мы находимся, оно теперь будто под колпаком. Они могут пройти совсем рядом с нами, но не увидеть и не услышать нас.

Таона беззвучно шевельнула губами.

— Но, Ванкрид, ведь один из них видит даже в темноте и в тумане. Может, он все же почувствует наше присутствие?.. — неуверенно произнесла она, цепляясь за робкую надежду.

— Нет, — печально возразил мальчик. — Это тоже недоступно. Здесь его способности сильны, так же, как твои… и мои. Я знаю, что произошло, но ничего не могу с этим поделать. Мне не разорвать круг.

Значит, они вырвались из ледяного плена Хаагена лишь затем, чтобы очутиться в еще более изуверской ловушке! Из которой нет выхода..

Они могут прожить здесь долгие годы, но покинуть ее — никогда. Причем извращенно жестокий разум той силы, которая совершила это, поймав их в магический капкан, был не лишен оригинальности. Ванкрид сохранил свою способность видеть на расстоянии и правильно оценивать происходящее.

Он знал, что им вынесен окончательный приговор, и подобно обреченному на казнь, ничего не мог изменить.

— И как же нам теперь быть?! — спросила Таона, глядя на него остановившимися помертвевшими глазами.

— Не знаю, — бесцветно отозвался мальчик. — Клянусь, я не знаю.

…Он был древнее мира людей.

Настолько древнее, что иногда ему казалось, будто он был всегда — хотя это не соответствовало действительности. Но исчислять его возраст в человеческих мерках было бы тем же самым, как сравнивать жизнь мотылька-однодневки с длиной земного пути людей. Да что там говорить о людях.