Конец «Крота»

Эрик Хонтауэр — высокий, грузный мужчина с загорелым, обветренным лицом. Ему 45 лет. Весь его вид выражает уверенность в себе, силу и решительность. Он находился в Москве уже почти два года. В Советский Союз, где требуется особенно высокая разведывательная квалификация, он прибыл, имея большой опыт работы в зарубежных резидентурах ЦРУ и в центральном аппарате. Послужной список Эрика Хонтауэра охватывал Ближний Восток и Латинскую Америку, Западный Берлин и скандинавские страны. И везде, даже там, где доводилось возглавлять резидентуры, он лично участвовал в разведывательных операциях — проводил встречи с агентами, закладывал тайники, осуществлял сеансы радиосвязи с источниками, отправлял письма в адреса нужных лиц. У него накопился солидный опыт работы по советским учреждениям за границей и в США. В его оперативном архиве — вербовки русских, опросы перебежчиков, общение с предателями. И в Москве он не придерживался кабинетного стиля.

Эрик Хонтауэр слыл философом. Может быть, даже больше, чем этого требовала работа в таком ведомстве, как Центральное разведывательное управление. Он знал цену себе, своим способностям. «Каждый человек король, — поется в популярной американской песенке, — никто не должен остаться без доли. Богатства хватит на всех». Эта нехитрая, известная каждому белому жителю Соединенных Штатов песня олицетворяет крайний индивидуализм американца, его мечту обрести свою долю богатства.

Хентауэр был как раз из этой породы, которую в изобилии взращивает Америка. Он просто не мог не преуспеть в Советском Союзе. Иначе это остановило бы его так удачно складывающуюся карьеру. Он и не думал искать применения своим талантам где-то в другом месте, где тоже ценят людей хватких и энергичных, не обремененных чрезмерно интеллигентской философией. Работа в разведке — это всегда обретение трезвого прагматизма. Резидент ЦРУ верит в свою звезду. Москва для него — трамплин к очередному прыжку в его карьере.

Хонтауэр знал, что Советский Союз — основной объект внимания спецслужб его страны. Знал и то, что хотя возглавляемая им московская резидентура является далеко не самым многочисленным и крупным подразделением разведки, ей обоснованно принадлежит важная роль в конфронтации с Советским Союзом. Недаром в Лэнгли, в Оперативном управлении и в Советском отделе ее называют «святая святых» американской разведки. Это не только признание занимаемого ею ведущего места в деятельности против «главного противника», но и стремление подчеркнуть необходимость особого засекречивания всего того, чем она занимается.

А занималась московская резидентура делами, которые действительно нуждались в строгой конспирации, — операциями по связи с агентами ЦРУ, завербованными в Москве и вне Советского Союза, а также специальными техническими акциями, когда использовались так называемые АУТРы автоматические устройства технической разведки. АУТРы были гордостью американских инженеров и специалистов, величайшей ценностью Лэнгли, и все же не они составляли настоящую силу Центрального разведывательного управления. Этой силой, способной добывать самую ценную и нужную для разведки информацию, были агенты — и те, кто добровольно предлагал свои шпионские услуги, и те, кого удавалось склонить к сотрудничеству и кто был согласен работать с ЦРУ на территории СССР.

Эрик Хонтауэр был ярым сторонником агентурной работы. Агенты должны кормить разведку! Он помнил слова директора Центрального разведывательного управления:

«Основные усилия ЦРУ должны направляться на качественное и продуктивное использование существующей на территории Советского Союза американской агентурной сети, на ее наращивание. Агентура является критически важной даже в эпоху разведывательных спутников и других технических средств разведки. Мы очень заинтересованы в получении разведывательной информации, которая становится бесценной, когда речь идет о проникновении в планы и замыслы противника». Так говорил директор на одном совещании в Лэнгли, и Хонтауэр слушал его с особым вниманием. И вот теперь резидент ЦРУ в Москве старательно проводил идеи руководства Лэнгли в жизнь. За это и ценят Эрика Хонтауэра в Вашингтоне — за его напористость, хватку, за бурную инициативу смелого и отважного разведчика.

Да и сам Эрик Хонтауэр был преисполнен честолюбивых замыслов. Под его руководством московская резидентура стала организатором смелых разведывательных операций в Советском Союзе. Идеи и предложения рождались в его голове одно за другим. Не важно, что решения принимаются в Лэнгли, где готовятся директивы по важнейшим вопросам. Эрику Хонтауэру был известен стиль работы Вашингтона. За долгие годы службы он научился влиять на положение дел, знал, что когда возникают проблемы согласования и получения инструкций, на это требуются считанные часы. Связь действует бесперебойно! Хонтауэр знал решительную натуру своего непосредственного начальника «Волка» Вулрича и надеялся на то, что новый директор ЦРУ всегда поддержит московскую резидентуру. Отваги, инициативы и настойчивости Эрику Хонтауэру не занимать!

…Руководитель московской резидентуры медленно ходил по своему кабинету и, размеренно жестикулируя, вел неторопливый разговор со своим собеседником. Иногда он умолкал и подходил к столу, на котором что-то записывал на небольших листочках, показывая их тому, кто его внимательно слушал. А собеседник стоял в углу кабинета — это был молодой человек лет тридцати, атлетического телосложения и весьма приятной внешности. На его холеном лице — выражение самодовольства и самоуверенности. Молодой человек — специальный сотрудник московской резидентуры — разведчик «глубокого прикрытая» Арнольд Бронсон. В посольстве стараниями ЦРУ он числился атташе отдела личного состава. В Советский Союз Бронсон приехал несколько месяцев тому назад.

— Русские угрожают Соединенным Штатам. Они стремятся уничтожить нашу свободу. Мы должны сделать все, чтобы этого не произошло. Советы — наш враг. Его надо разбить, иначе он разобьет и уничтожит нас. — Эрик Хонтауэр не заметил, как перешел на тон и манеру лектора, которому дорого внимание аудитории. Но Бронсон, казалось, не обращал внимания на высокопарное красноречие шефа. Работники кадрового аппарата ЦРУ, принимая его на работу в разведку, отмечали в молодом и симпатичном американце немало привлекательных качеств. Они быстро подметили его энергию и активность, стремление не размышлять, а действовать. Мимо их внимания не прошло и то, что Бронсон умел терпеливо слушать, что ему говорят начальники. Он твердо усвоил заповедь: не перечить руководству, выполнять то, что от него требуют, и тогда можно добиться успеха.

«Глубокие прикрытия» для разведчиков, направляемых на дипломатические должности в посольствах, — остроумное изобретение руководства Лэнгли. Арнольд Бронсон очень дорожил этим назначением. Дорожил своим новым разведчиком-агентуристом и сам Эрик Хонтауэр.

В отличие от других сотрудников резидентуры разведчиков «глубокого прикрытия» еще более тщательно зашифровывают и «прячут» среди дипломатов. Их пристраивают на специальные курсы Государственного департамента, где они проходят науку дипломатической службы в широком кругу других американских дипломатов. Те считают их «своими». Это важно, так как кое-кто из слушателей курсов А-100 оказывается в тех же представительствах, куда ЦРУ посылает разведчиков «глубокого прикрытия». Им, как правило, запрещается посещать помещения резидентуры, не рекомендуется общаться с другими разведчиками. Они должны строго выдерживать режим работы по прикрытию. Разведчикам «глубокого прикрытия» поручаются наиболее важные операции.

Вот таким и был Арнольд Бронсон, которого принимал в своем посольском кабинете советник по региональным вопросам.

Эрик Хонтауэр в целом спокоен — его кабинет надежно защищен от подслушивания и регулярно проверялся специалистами Лэнгли. Тем не менее ключевые фразы разговора, которые могут дать представление о существе дела, собеседники не произносили, а писали на листках бумаги, которые потом Эрик Хонтауэр сожжет в стоящей на столе железной пепельнице. Весь разговор поэтому носил какой-то фантастический характер, понятный только им одним.