Седой Кавказ

Еще только вечерело, когда, попросив Мараби остаться с ним в опустевшем доме, истерзанный горестными событиями последних дней, изнемогающий от усталости Домба прямо в одежде повалился на постель и моментально заполнил прерывистым, давящим храпом роскошно обставленную, до удушья раскаленную летним зноем комнату.

– Домба, проснись, – вывел Докуева из блаженного забытья голос нукера. – Тебя зовут к телефону.

– Кто? Сколько времени? – тревожным спросонья голосом спросил Докуев.

– Три часа ночи. А звонит, по-моему, один из тех русских, что с тобой днем общались.

– Товарищ Докуев, – услышал Домба знакомый сухой, твердый голос.- Срочно приезжайте на Московскую. Служебный вход в торце здания, вас встретят.

– Есть, – хриплым от сна голосом выдавил Докуев.

Домба ожидал любой развязки событий, но то, что узнал, прибыв на Московскую улицу, потрясло его. Оказывается, задержан на месте преступления его сын – старший лейтенант линейной милиции Грозненского отделения железной дороги – Докуев Анасби Домбаевич, 1955 года рождения, член КПСС, старший оперуполномоченный. Утром задержанного перевели в следственный изолятор МВД республики и районный прокурор выдал ордер на арест Докуева А.Д. с обвинением «в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах». Тогда же отец арестованного Домба Докуев выяснил всю картину произошедшего.

Оказывается, группа лиц – преступная шайка во главе с профессиональным картежником Грозного – Эдишевым Зайнди, выбрала в жертвы соблазна богатенького винодела – Докуева. По ходу вовлечения Домбы в азарт крупной картежной игры выяснили, что объектом мошенничества может быть не только он, но и его младший сын – повеса Анасби. На путь картежного искушения Докуева-младшего вовлекал племянник Эдишева Зайнди – некто Аслан, ровесник Анасби. Вокруг обоих Докуевых параллельно велись одинаковые хитросплетения. И вот после явного надувательства отца взялись основательно за сына. Но профессиональные мошенники не учли разной психологии и мироощущения отца и сына Докуевых. Старший, своим горбом, трудом, лестью и обманом выползший в люди, часто был бит, он всю жизнь надеялся только на себя, на свою хитрость, изворотливость, ум. У него в жизни не было точки опоры, на которую он мог смело и безоглядно опереться. Поэтому Домба никогда на рожон не лез. Обходил все острые углы, а если столкновение было неизбежно – подкупом, предательством или просто доносом выставлял впереди себя кого-нибудь из окружения. Так он использовал Денсухара Самбиева, еще некоторых «бедных родственников и знакомых» типа Мараби, а в особо тяжелых случаях со страхом в груди мчался под всемогущее крыло мощных покровителей.

Тяжелейшая жизненная судьба Докуева Домбы превратила его в вечного раба и доносителя советского строя. Надломившись раз, предав в тяжелую минуту земляков, еще в Казахстане, он уже никак не мог выпрямиться в достойной позе, а вечно чувствовал свою ущербность и низость существования. И хотя власти сытно вознаграждали его активность и преданность, и хотя он и стал одним из обеспеченных людей республики, внутреннего спокойствия и уверенности он так и не приобрел. Он вечно всего боялся и всех остерегался. И даже когда какой-то шулер – Зайнди – явно его облапошил, он не посмел открыто противостоять его обману, даже грубым словом не обмолвился, а просто донес, явно рискуя попасть под пресс органов безопасности с одной стороны, и бандитов – с другой.

Кстати, психологическому анализу со стороны шайки Эдишева подвергся и Албаст, но вскоре выяснилось, что старший сын никак не идет на сближение со всякой мелюзгой. Его интересы – всевозможные контакты с преуспевающими людьми республики и с их дочерьми – девицами на выданье (с последними больше общается по телефону, в этом плане он маньяк, может часами говорить в трубку, а для выработки солидной дикции во рту вечно играет вишневой косточкой).

В итоге мошенники стали в первую очередь загонять в ловушку Анасби, по ходу дела обрабатывали и Домбу. Но так получилось, что первым в «сети» влип «мудрый» отец, а следом, прямо на следующий день, точнее, в те же сутки, на блат-хату картежников заманили и Анасби. В тот день Докуев-младший отпросился со службы, чтобы проводить мать и сестер в Москву. В аэропорту он встретил Аслана, племянника Зайнди Эдишева, который попросил подвезти его до дома. По дороге заговорили о картах, к тому времени Анасби уже «вкусил» прелесть побед в азартных играх, и, поддавшись незатейливым уговорам нового друга, махнул рукой на службу и поехал играть, тем более что в городе объявился какой-то сильный игрок – профессионал, который, по словам Аслана, опасен пока не напьется, а после этого «продует» все до копейки. Однако сразиться с таким асом (это тоже со слов друга) великое дело, этим можно будет всю жизнь гордиться.

Здесь мошенники явно ошиблись. По их умозаключениям – все Докуевы «из одного теста сделаны», а младший Анасби – так совсем вырос на дармовых дрожжах. Однако это оказалось далеко не так. И хотя гены – неоспоримое предназначение личности, однако есть еще и внешние факторы, под воздействием которых формируются психические свойства человека. Домба и Анасби Докуевы были абсолютной противоположностью во многих чертах психологического восприятия действительности. Между ними, как водораздел характеров, стоял старший сын Албаст.

Конечно, было много общего – чисто Докуевского: это, например, весьма банальные алчность, жажда власти, карьеризм, вследствие чего все трое в довольно раннем возрасте приобрели «путевку в жизнь» в виде учетной карточки членов КПСС. Однако личностные судьбы определяли внутреннюю философию жизни каждого по-разному. Домба родился и вырос в страшную эпоху становления и развития советской власти на Кавказе, со всеми ее катаклизмами и уродством. Беспощадный гнет большевиков надломил его, и так он в этой сгорбленной позе и остался. Албаст был продуктом своего времени. Все детство, до десяти лет, он рос будучи дитем депортированных и прекрасно успел осознать, что такое жажда, голод и холод в пустыне Кара-Кумы. По несколько лет он носил одни и те же штаны, пока они не становились, как шорты, выше колен, а из-за всевозможных латок, из разного тряпья нельзя было определить, каков был первоначальный цвет штанов, да и были ли они вообще когда-либо штанами? В четырнадцатилетнем возрасте Албаст после обучения в казахской школе, а потом, в горной Чечне становится единственным учеником-вайнахом в грозненской школе. В русском языке он слаб, еле читает, по остальным предметам ситуация аналогичная, и классная руководительница – преподаватель русского языка и литературы – обращается к нему при всем классе: «Докуев, русский язык и русскую литературу тебе не освоить. Да я думаю, что тебе это и не надо, и чтобы не нарушать общий фон подготовки класса, я обязуюсь ставить тройки, а на мои занятия ты не ходи. Я не могу позволить так коверкать великий язык на своих уроках».

В тот первоначальный период возвращения вайнахов из ссылки, аналогичные сцены случались каждодневно: и в очередях магазинов, и в больницах, а на танцы или в кинотеатр «дикарей» вовсе не пускали. И дело не всегда ограничивалось простыми оскорблениями, часто все заканчивалось драками и поножовщиной. Но особенно сильно запал в память Албаста один эпизод. Как-то ехал он с матерью в трамвае. Алпату на русском говорила еле-еле, поэтому они общались в транспорте на родном диалекте.

– Что это за речь? – вскричала одна солидная женщина. – Как вы смеете в общественном месте болтать на непонятном языке.

– Совсем обнаглели, – поддержал ее мужчина. – Разносят здесь вонь и заразу.

– Пусть в горах на своих ишаках разъезжают.

– Да надо их обратно в Сибирь гнать!

– Нечего нашу Сибирь ими поганить, на Шпицберген их, и баста.

– Кондуктор! Остановите трамвай! Высадите их!

На полпути движение остановилось, и под не прекращающиеся, а наоборот, все возрастающие вопли возмущений и оскорблений Алпату и Албаст, как нагадившие на ковре котята, вылетели из транспорта…