Седой Кавказ

– Ты еще позвонишь? – тихо спросила она.

– А можно?

– Да-да! Можно-можно! Звони, пожалуйста!

Через день полетели звонки. Вначале разговор был натянут, сдержан, а потом вновь залились они смехом, шутками, с взаимной заботой и лаской. И вдруг, неожиданно, Арзо нарвался на мать. Он хотел бросить трубку, но женщина опередила его.

– Арзо, это ты? – парализовал его печальный, хриплый женский голос. -…Мне стыдно говорить, но послушай, пожалуйста… Я знаю, ты очень хороший парень. Я знаю, что вы друг друга любите, но это детство, игра, беззаботность. Если вы поженитесь, то житейские проблемы быстро развеют вашу любовь. Нищета и любовь несовместимы… Арзо, извини меня, не проклинай меня и не смейся надо мной. Ради Бога пойми меня!… Я прошу тебя – пойми меня правильно! Мы люди бедные, а Совдат старшая в семье. Как я их в люди выведу? К тому же вы почти что одногодки, а это с возрастом… ну короче нехорошо… Арзо, дорогой, оставь дочь в покое, у нас уже есть захал *… Ты слышишь меня?

Связь оборвалась… Больше Самбиев в Грозный не звонил. Только в неимоверном труде – от зари до зари – он находил успокоение и забытье. Как в жизни бывает – не везет в любви, везет с деньгами. Как никогда выгоден был строительный договор в тот год. Арзо пахал не только каникулярные июль и август, но и, сфабриковав справку о болезни, весь сентябрь. В начале октября он тронулся домой, вез с собой огромные (для него) деньги. Путь лежал через Москву. В столице он надеялся накупить себе всякой одежды, чтобы потом «рисоваться» перед Совдат. В неотступных терзаниях, он мечтал назло любимой встречаться с другой девушкой, даже с ее подружкой. Какие только глупости не лезли в голову! Как он страдал!

Себе Арзо купил простенькое пальто и ботинки. Кое-что купил матери и сестрам, а остальные деньги сохранил на погашение части долгов. Правда, про Совдат тоже не забыл – после долгих поисков купил любимой, на прощание дорогие французские духи.

В конце первой декады октября Самбиев, выслушав нарекания со стороны деканата, приступил к занятиям. Несколько дней не ходил в новый корпус. Потом не выдержал. С друзьями гулял он по коридорам физического факультета – шутил, смеялся, напустил на себя беззаботность и безразличие, но когда увидел Совдат, опечалился, сник, как одуванчик после дождя, и убежал в общежитие, ничком бросился в постель, чтобы никто не видел горестных глаз и печали.

Решил он твердо больше не появляться в новом корпусе. И неожиданно через пару дней друзья сказали, что перед входом в их корпус стоит, кого-то ожидая, Совдат. Бросился Арзо, увидев любимую, остановился, как вкопанный. На секунду их взгляды встретились, и Арзо медленно, с торжественной строгостью подошел к Кулаевой. Большие карие глаза девушки снизу смотрели в его лицо и не могли скрыть радости от встречи. Она пылала, не выдержала, широко улыбнулась, образовались ямочки на упругих девичьих щеках.

– Эти шарф и свитер я связала тебе на память, – протянула она пакет,- если свитер не подойдет по размеру, я перевяжу… Почему ты не звонишь?

– Я случайно напоролся на мать.

– И о чем вы говорили?

– Говорила она, я молчал.

– Теперь все понятно… Я пойду.

– Можно я провожу тебя? – тихо вымолвил Арзо.

Совдат ничего не ответила.

Октябрь перевалил за бугор. День стоял теплый, солнечный, тихий. Под ногами шелестели упавшие листья. Пахло переспевшим виноградом и айвой. В лужах, чувствуя, что напоследок, с ненасытностью купались воробьи. Пирамидальные тополя уже полностью оголились, на фоне еще праздничных кленов казались скелетами. За рекой Сунжой, в городском парке имени Кирова, кричала малышня. У трампарка на повороте противно заскрежетал трамвай.

Из самого центра до микрорайона, где жила Совдат, они шли пешком. Почти не говорили. С грустью расстались, а на следующий день Арзо поджидал ее с самого утра у дома. Совдат улыбнулась, заразила тем же молодого парня… И вновь они гуляли почти каждый день. Правда, договорились как можно реже звонить (точнее, чтобы Арзо звонил, связь была только односторонней). Так они встречались еще два месяца. Все было вроде бы прекрасно, однако меж ними провели какую-то неощутимую грань, которая незримо довлела над их отношениями. И только в середине декабря Арзо окончательно набрался смелости и как бы нечаянно выпалил:

– Совдат, давай поженимся.

На улице стояла промозглая, сырая погода. Проходящие машины обдавали их грязью. Совдат остановилась в оцепенении.

– Это предложение? – не могла она скрыть своей радости.

– Да.

Совдат от счастья закружилась на месте. Потом посмотрела в глаза Арзо и сказала:

– Наверное, надо бы сдержаться, но я так счастлива, я так ждала этого!… Ты не смеешься над моей искренностью?

– Нет, – смущался Самбиев, – только ты должна по чеченским законам дать мне что-нибудь, в знак верности слов.

– Что хочешь, Арзо! – улыбаясь, ответила Совдат, и вдруг лицо ее стало серьезным. – Я тебе вручаю это кольцо, как и свою жизнь. Я так счастлива… и боюсь!

Тогда же, не споря, решили, что свадьба состоится через полгода, сразу по окончании учебы в университете. Об этом говорили при расставании. А до этого, прямо после вручения кольца, Арзо и Совдат, взялись за руки и молча, даже торжественно, пошли обратно в университетский корпус. В сумеречном полупустынном помещении, с помощью стула, заперлись и, плотно прижавшись друг к другу, впервые в свои двадцать один год, стали целоваться. Ничего не говорили, только прерывисто дышали, скрывая друг от друга глаза… За это скоротечное счастливое время они пуговки не расстегнули, но что-то теплое, нежное, по-юношески обильное оросило щедро их объятие, не утоляя, а наоборот, разжигая яростную страсть…

На улице, в промозглых жутких потемках, целомудренная Совдат на мгновение прижалась к Арзо, сладко прошептала:

– Ты у меня был первый и будешь последним.

На что такой же Арзо «по-бывалому» ухмыльнулся, важно выпятил вперед подбородок… Но великодушно смолчал.

Это было во вторник. На радостях ночью Арзо помчался в Ники-Хита. Младшая сестра – Деши от новости была в восторге, только мать, после утихания волны первого возбуждения, озабоченно спросила:

– А где вы будете жить?

– Арендуем в городе квартиру. Оба будем работать.

– Так значит наш дом окончательно пропадет, осиротеет.

Арзо впервые за много дней вспомнил о родовом наделе.

– Нет, – твердо сказал. – Наш дом, моя свадьба – звенья одной цепи, и делить их и противопоставлять не буду… Значит я буду жить всегда в Ники-Хита, рядом с тобой, мама. – Он нежно за плечи обнял мать.

На следующий день Совдат на занятиях не появилась. К телефону не подходила. Трубку поднимали только ее мать и брат. Через день блуждающий вокруг дома Кулаевых Арзо заметил любимую в окне. Лицо Совдат было тревожным, испуганным. Она попыталась приоткрыть окно, но кто-то сзади резко ее отстранил и решительно задернул занавеску. В ту же ночь Самбиева вызвали на проходную общежития, оказывается – тетя Совдат в сопровождении сестры Лизы. Женщина просила, умоляла вернуть кольцо, говорила, что и Совдат того же желает, что Арзо не горских тейпов и они по этой причине не могут породниться. И наконец, объявила, что Совдат уже засватана, и никакие их договоры и обещания силы не имеют.

– Через полгода ваша любовь растает, и вы будете страдать, – подытожила свою скорбно-просящую речь тетя.

Однако Самбиев был непреклонен, он требовал встречи с любимой и, может быть отстоял бы свое требование, но в субботу по приезде домой он обнаружил опечаленных домочадцев. Оказывается, в Ники-Хита приезжали мать, дядя и тетя Совдат, они вначале просили, потом требовали вернуть кольцо девушки. Кемса была несгибаемой.

– Неужели вы хотите в эту нищету привести нашу дочь? – последний веский аргумент выдала тетя.

– Наша дочь все равно выходит замуж, – ставил точку в диспуте мужчина. – Если не вернете кольцо, то, значит, позор ляжет на вашего сына и весь ваш род… Да и как в этот убогий дом можно привести невесту?