Рюрик

- А ваши боги сумели сделать жизнь племени беспечальной, радостной? В вашей жизни только свет и нет мрака? - Глаза Акинфа блеснули, он выпрямился, и лицо его стало строгим.

- Я же сказала, - холодно ответила ему Эфанда, - наш мрак - это наши враги. И кто-то очень умело натравливает их на нас... Рюрик же изо всех сил старается бороться с этим мраком.

- Если бы мы были столь богаты, - перебил ее возмущенно Акинф, - что могли бы с помощью войны убеждать людей в силе своего Бога, то мы не посылали бы никуда своих проповедников! - Он встал, выпрямился, отошел от Эфанды и жестко произнес: - Ты умна, княгиня, а потому наберись терпения и выслушай следующее откровение Христа.

Эфанда согласно кивнула ирландцу головой, и тот, закрыв глаза, медленно, останавливаясь на каждом слове, произнес:

- Кто убог, тот и есть мой верный раб и мудрый тем, что не ищет сомнения в истине моей. Только такого и поставлю господином над домом его!

Эфанда встала и засмеялась:

- Может быть, верный слуга Христа напомнит еще одну притчу? - Акинф недоуменно посмотрел на нее. - Или мне самой поведать легенду о Вавилонской башне? - все так же смеясь спросила Эфанда и вдруг резко оборвала свой смех. - Может, ты и прав, Акинф. Пожалуй, все наши беды оттого, что мы слишком самонадеянны. - Она произнесла это таким растерянным голосом, что стало видно, как сама испугалась своих слов.

Акинф затаил дыхание. "Неужели маленькая княгиня и до этого нашего с ней разговора старалась постичь истину Христа? Если это так, то она многого стоит... Как бы мне заставить ее до конца открыть свою душу?" - лихорадочно думал миссионер и ласково смотрел на рарожскую княгиню.

- Да, княгиня, люди не всесильны и никак не могут смириться с этой истиной, - тихо проговорил он и протянул к ней руки.

- Но это значит, что ваш Бог жесток и не хочет помочь людям, - хмуро возразила Эфанда, не замечая протянутых к ней рук миссионера.

- Бог есть Бог: он не жесток, а милосерден; испытание людям он посылает с тем, чтобы они поняли истину. И тот, кто постигнет эту истину, становится избранным и как избранный несет свет истины дальше. Именно поэтому мы должны быть едины и молиться, давая ему понять, что мы знаем 6 его грозной силе и всегда готовы смиренно исполнять его любые заветы, ибо только в них содержится мировая мудрость.

Эфанда покачала головой:

- Ты хочешь сказать, проповедник, что нам не дано приблизиться к истине? И если Рюрик не примет вашей веры, значит, мы будем вечно обречены на испытания, посылаемые вашим Богом?

И тот твердо ответил, глядя ей в лицо:

- Да.

- О-о! Это ужасно. - Голос Эфанды прозвучал глухо. - Но Рюрика ведь мне не переубедить, - обреченно проговорила она и беспомощно посмотрела на верховного жреца.

Бэрин понимающе смотрел на поникшую княгиню и молчал. Он верил, что Эфанда сама во всем разберется. А ирландец между тем продолжал:

- Учение Христа, Эфанда, - он впервые назвал княгиню по имени, словно она уже признала его право быть ее учителем, - близко и понятно простым людям. И если сегодня его принимают еще не все, то завтра оно овладеет душами многих. И мы, проповедники этого учения, не боимся никаких каверзных вопросов. Ибо если бы учение это было ложным, то мы бы сознательно изменили историю жизни Христа на нашей земле. А мы ее оставили такой, какой она и была на самом деле. И свидетельство тому - священный холм в Иерусалиме.

Слова ирландского миссионера прозвучали в ушах Эфанды тревожным звоном колокола Сионского храма.

"Ну почему мы все такие разные и так глухи к бедам других?.." - вдруг подумала Эфанда, и лицо ее исказила страдальческая гримаса.

- Акниф, ты действительно веришь, что все наши предки когда-то были единым народом, говорили на одном языке, а затем стали строить высокую башню?

- Княгиня, - устало воскликнул Акинф, - мы все наказаны за свою гордость и самонадеянность! И Бог послал нам испытание в наказание за непослушание и неверие в его силу! И потом, Эфанда, борьба твоего Рюрика с германцами, та борьба, которая связана со столькими жертвами, могла бы давно закончиться... - горячо проговорил Акинф и робко дотронулся до плеча княгини.

- Но Рюрик не верит в это! - горько и отчаянно вскричала Эфанда и высвободила свое плечо.

- Он боится другого, твой Рюрик! - покачал головой Акинф.

- Боится? Чего? Нет того, чего бы боялся Рюрик, -гневно возразила Эфанда.

- Он боится, что будет не нужен рарогам-русичам, если вы примете христианство и перестанете воевать с германцами! Лотарий дал клятву, убеждающе глядя в глаза Эфанде, сказал Акинф, - что оставит вас в покое, если вы окреститесь! Помоги своему мужу, женщина! Спаси его и племя свое! горячо воскликнул ирландец и молитвенно сложил на груди руки.

Но Эфанда, вспомнив совсем недавнюю свою беседу с Рюриком и его горький смех в ответ на ее вопрос:

"А вдруг они правы в своей борьбе за душу твою?" - только покачала в ответ головой и прошептала:

- Вряд ли я смогу это сделать...

Акинф понял, что дальнейший разговор с княгиней бесполезен. Он повернулся к Бэрину, но все-таки скорее для женщины, чем для верховного жреца, сказал:

- Я закончу наш разговор словами Христа из Евангелия: "Смотри, чтобы нам, разлучившись, когда-нибудь не навлечь на себя великого осмеяния и еще большего вреда". И пусть не корит нас Рюрик за то, что он выходит в беспредельное море как ненагруженный корабль и не имеет понятия, с какими свирепыми волнами ему предстоит встретиться в этом море, которое именуется жизнь!

Несколько минут длилось молчание, и в эти минуты Акинф понял, что был услышан.

"Может быть, эти язычники, - вдруг хмуро подумал ирландец, - знают какие-то свои секреты в борьбе с тем мраком, который окружает нашу жизнь, умеют делать ее радостной и именно поэтому упорствуют? Я видел много языческих жрецов, и все они глубоко проникли в тайны природы... Бэрин верховный жрец племени, а он сам вот уже много лет постепенно внедряет идеи христианские в души соплеменников и не боится лишиться их уважения. Да не спугнет ли он стадо свое, коли уведомит их еще об одной истине?.."

Ирландский миссионер взглянул в задумчивое лицо Бэрина. Тот вздрогнул, разогнул спину и виновато попросил:

- Подождать надо, Акинф, пока Рюрик прозреет.

ПРИМИ ПОКЛОН, КНЯЗЬ РАРОЖСКИЙ

В поселении рарогов было неспокойно. Озадаченно шныряли по улицам параситы. Шептались и простые поселяне, и воины, а громче всех, как обычно, женщины. Друиды требовали собрать большой совет, но Рюрик еще не был готов к этому.

Все началось с его двора. Десятилетняя дочь Руцины и Рюрика вышла, как обычно, кормить своего любимца гусенка Серыша. Она принесла ему в глиняном черепке ячменной каши и уговаривала поесть. Гуси хорошо знали девочку, а так как были сыты, то не обращали на нее внимания. Старая нянька Вожанка, приставленная к Рюриковне с детства, была тут же.

Обычно такой спокойный гусенок вдруг вытянул свою длинную, тонкую шейку, которая уже начала покрываться пером, и вдруг так беспокойно закричал, что переполошил всю стаю. Грозно загоготал вожак, скосив свой красный глаз в сторону девочки. Внезапно огромная серая гусыня, широко раздвинув крылья, ринулась на маленькую княжну. Вожанка, бдительно охранявшая дочь рикса, закричала на гусыню и больно хлестнула ее длинным прутом. Гусыня, гогоча, заметалась по кормовой площадке. За ней и другие зашипели и закричали, все больше и больше входя в азарт. Девочка схватила няньку за руку и потянула ее к дому. Неожиданно гуси перестали их преследовать.

- Вожанка, смотри, - испуганно прошептала Рюриковна, - что это они делают?

Старая нянька в страхе остановилась.

- Что это с ними? - изумилась она, крепко прижав к себе дочь князя.

Гуси кружили по поляне, поднимая пыль. Гогот и шум их заразили даже дворовых собак, которые тоже подняли громкий лай и беготню. Внезапно вожак застыл в центре поляны, высоко подняв голову, будто обдумывал причину беспокойства стаи. Но вот он вытянул свою могучую шею в сторону восточного леса и надрывно загоготал. И тут же вся стая гусей вслед за вожаком, вы? строившись ровным полукругом, загоготала, вытянув шеи в ту сторону, что и вожак.