Золотой павлин Сабатеи

— Не совсем, — покачал головой Ахимен. — Хамер ведь не владыка Турана, а только его сатрап. Я послал своего сына в Аграпур-иль-Раззуф, чтобы он попросил у Илдиза Туранского защиты от его сатрапа. Все-таки мы с ним давнишние союзники, моя старшая дочь живет в его гареме.

— Вот об этом я и хотел поговорить с ханом.

Ахимен открыл рот, чтобы ответить, но в это время занавеска у входа откинулась и в шатер вошел высокий человек с вьющейся бородой и глубоко посаженными черными глазами. Даже беглый взгляд не мог не заметить сходства между вошедшим и хозяином.

— Хаджимен! — воскликнул варвар.

— Конан? — не поверил своим глазам.

Хаджимен, старший сын хана и наследник престола шанки. Они обменялись поклонами, и выпили пива в честь встречи.

— Пусть Хаджимен тоже послушает, что говорит гость, — указал хан сыну на место рядом с собой.

Конан рассказал о том, что на Замбулу идет большая армия и что он тоже способствует восстановлению Джунгир-хана на престоле, рассказал о Мусаибе и людях в Шангаре, которые пытались ему помешать.

— Другие люди живут по странным обычаям, — выслушав киммерийца, сказал Ахимен-хан. — Нам не всегда понятно, как можно хладнокровно и тайно убивать своих противников. Но правила чужеземцев — это их правила.

— Не расскажет ли мне гость, — Хаджимен повернулся к Конану, — как они собираются действовать, если сразу не удастся взять Замбулу?

— Мы собираемся осадить город.

— Но у вас не хватит воды и пищи!

— Конечно, — кивнул киммериец, — для этого я и приехал за помощью к друзьям.

— Вот оно что! — скрестил руки на груди Ахимен.

Вошла женщина, неся в руках блюдо с лепешками и овощным соусом, распространявшим крепкий чесночный запах. Судя по ее одеянию, которое состояло только из красной юбки и тяжелого пояса из серебряных монет, обвивавшего узкие бедра и спускавшегося вниз, она не была замужем. Склонившись перед сидящими, она поставила блюдо на стол. Варвар залюбовался ее крепким округлым животом и маленькими, торчавшими вперед грудями. Он дохнул про себя, поскольку знал, что, несмотря на все свое гостеприимство и щедрость, шанки никогда не дадут дочерей своего племени на утеху чужеземцу, хотя бы и на одну только ночь. Чистота крови здесь соблюдалась очень строго, осквернять ее не позволялось никому.

— Но мы не сможем обеспечить вас больше чем на две луны, — отставив чашу, сказал Ахимен.

— Столько я и не осмелился бы просить у Ахимен-хана, — ответил варвар. — Мы рассчитываем, что сумеем справиться раньше.

— Сколько у вас солдат? — спросил Хаджимен.

— Около двух тысяч.

— Это больше, чем у Хамера, но ведь для того, чтобы держать оборону за стенами, и требуется меньше солдат.

— Да, — согласился варвар, прихлебывая густое, терпкое пиво. — Но есть еще одно. Правда, я не совсем понимаю, в чем там дело.

— Пусть воин не боиться сказать нам это, даже если смысл до времени скрыт от него, — важно кивнул Ахимен.

— Если люди уважаемого хана пойдут на днях в город… — Конан посмотрел на собеседников.

— Завтра мы собираемся послать несколько человек для обмена опалов, — не дослушав гостя, сказал Ахимен.

Видимо, выпитое пиво несколько умерило его почтение к обычаям.

— Тогда, если хан соизволит, — варвар сохранял пока полную ясность в голове, — надо попросить этих людей шепнуть торговцам на рынке, что Эрлик не одобряет действий Хамера и может погасить солнце.

Конан выпалил это и перевел дух. Очень странное предложение! Ему самому было мало понятно, зачем это Аршаду, но обещание свое он выполнил.

— Погасить солнце? — в один голос воскликнули отец и сын и уставились на варвара, как на безумца.

— Да, так просил меня сказать один мой ученый друг.

— Странные обычаи других племен нас не касаются, — усмехнулся Ахимен. — Если ты нас просишь, мои люди скажут об этом.

Они продолжили беседу, обильно сдабривая ее пивом. Обсудили, как и когда шанки будут подвозить продовольствие и, главное, воду для армии Джунгир-хана. Под конец разговора языки у всех заплетались настолько, что сказанное надо было повторять трижды, прежде чем собеседники начинали понимать друг друга.

На следующее утро голова у варвара раскалывалась, так, словно вчера по ней долго и упорно стучали молотом. Он проснулся в маленьком шатре желтого цвета, предназначенном для гостей, и долго не мог сообразить, где находится. Выглянув наружу, он увидел, что солнце еще только взошло, но в оазисе уже вовсю кипит жизнь. Видимо, ожидавшая его пробуждения девушка, та же самая, что вчера подносила им пиво и еду, сидела на корточках рядом с шатром. Она осведомилась у варвара, что он желает.

Конан, подумав немного, попросил пива, зная по опыту, как оно помогает с утра, если перебрал накануне. Несколько глотков горьковатого напитка вернули его к жизни, и он поинтересовался, как самочувствие хана и его сына. Девушка сообщила, что Хаджимен собирает небольшой караван в Замбулу, а Ахимен-хан ожидает гостя у себя в шатре.

— Вот это здоровье! — восхитился варвар, хотя на свое пожаловаться до сих пор тоже не мог. — Крепкие ребята эти шанки, клянусь брюхом Крома!

— Как себя чувствует наш гость? — приветствовал его Ахимен-хан.

Он восседал на ковре на том же месте, что и вчера, и казалось, так и не поднимался с него всю ночь.

— Благодаря гостеприимству хана, — ответил киммериец, — я чувствую себя прекрасно.

— Гость хотел нас покинуть сегодня, — продолжал хозяин — не согласится ли он поехать вместе с нашим караваном? Это оградит его от йоггитов, — хан сплюнул, — хотя я не сомневаюсь, что такой могучий воин в защите не нуждается.

— Спасибо хану, — беря в руки протянутую ему чашу, ответил варвар. — Могу ли я предложить хозяину скромный подарок?

Он вновь вытащил камни из кожаного мешочка. Это были те гранаты, что остались после вчерашнего торга наоборот. Они вновь повторили положенное по шанкийским обычаям представление, и киммериец, в конце концов, всучил хозяину все камни, что оставило довольными обе стороны. Распрощавшись с гостеприимным ханом, киммериец присоединился к Хаджимену, и небольшой караван тронулся по пескам по направлению к Замбуле.

Когда из пустыни начал вырастать похожий на луковицу купол дворца сатрапов Замбулы, а вслед за ним алые башни и сверкающие белизной стены, которые окружали город, киммериец распрощался с Хаджимен-ханом. Шанки направились в город, а варвар повернул на восток, чтобы обойти крепость и встретить направляющуюся сюда армию. Он не хотел попасться на глаза дозорам замбулийских войск, поэтому, проехав немного, взял еще более на восток, и его верблюды шагали вперед до тех пор, пока стены и башни вновь не скрылись за горизонтом. Вдали показалось постепенно приближавшееся легкое облачко.

Скоро стало ясно, что это песчаная пыль, поднимаемая тысячами лошадиных ног. Легкий ветерок, редкий для этого времени в пустыне, гнал пыль навстречу Конану, и скоро он уже осязал приближение своего войска: мельчайшие песчинки стали заползать за одежду, в глаза, скрипеть на зубах.

Киммериец оглянулся назад. Солнце уже склонялось к закату, небо было расчерчено легкими светлыми полосами.

Конан направил своих верблюдов в сторону песчаного облачка, чтобы еще до темноты прибыть в расположение войска, которое должно было остановиться на ночлег. Когда варвар подъехал к войску, он увидел, что несколько солдат лопатами разгребают песок, обнажая ровное каменное основание. Из шатра навстречу варвару Аршак нес какие-то отливающие в сумерках золотом металлические предметы.

— Привет тебе, Конан! — кивнул он ему. — Ты выполнил мою просьбу?

— И тебе привет, — ответил киммериец. Затем с легкой обидой в голосе добавил: — Если уж я что-то обещал, то всегда это выполняю.

— Спасибо, — сказал Аршад, устанавливая на площадке свои инструменты.

— Зачем это? — полюбопытствовал варвар.

— Да вот хочу поколдовать немного, — усмехнулся чародей. — Надо кое-что проверить.