Золотой павлин Сабатеи

«Хорошо хоть не в голову!»

Не обращая внимания на стрелу, торчавшую из икры, киммериец успел юркнуть за облюбованный камень и всем своим весом навалился на него. Камень дрогнул. Еще усилие, еще — и он покатился вниз, увлекая за собой другие камни.

Конан едва успел отпрыгнуть в расселину, даже не посмотрев, куда полетел камень. Он вытянул ногу и, стиснув зубы от боли, выдернул наконечник стрелы. К счастью, лучники стояли далеко, и стрела неглубоко проникла в мышцу, так что пользоваться ножом не пришлось. Послышался грохот камней, и сразу вслед за ним снизу донеслись вопли. Варвар выглянул, чтобы оценить обстановку, и остался вполне доволен: он устроил небольшой горный обвал. Всю дорогу завалили камни и ветки кустарника почти до высоты человеческого роста, а на склоне удержались только трое солдат, которые упорно продолжали карабкаться наверх. На дороге метались несколько коней, людей же осталось всего четверо.

— Ну что ж, неплохо, — удовлетворенно хмыкнул киммериец, — обвал засыпал четверых!

Он высунулся из своего укрытия и запустил осколком камня в одного из солдат, который оказался ближе всех. Камень попал ему в лоб, и несчастный покатился вниз.

Варвар крикнул остальным:

— Эй, вонючие ублюдки! Не пора ли вам убираться отсюда? Или вы хотите присоединиться к приятелям?

Хотя рана в ноге сильно мешала, он быстро рванулся наверх, оставив преследователей, теперь уже только двоих, далеко позади. Правда, внизу были еще четверо, но, даже если они и заберутся сюда, его им уже не догнать. Мало кто мог сравняться с киммерийцем в умении лазать по скалам, и чем круче был склон, тем большее преимущество перед противником получал варвар.

Конан на мгновение остановился, чтобы прикинуть, что делать дальше: подпустить преследователей поближе — тем более что они, похоже, расстреляли весь свой запас стрели расправиться с ними, либо бежать, чтобы не дать остальным возможности приблизиться. Крутой склон заканчивался, и на плато они могут его окружить или достать выстрелами из луков, если у них еще остались стрелы.

Решение нужно было принимать быстро. Опередившего всех солдата отделяли от Конана не более десяти шагов, и настроен он был, мягко говоря, не миролюбиво. Злое выражение лица и зажатый в зубах нож делали его похожим на пирата, который карабкается на борт вражеского корабля.

— Эй! Приятель! — подзадорил его варвар. — Тебе не жарко в шлеме и латах? Смотри, солнце-то как печет.

С этими словами киммериец поднял над головой большой валун и бросил его в неприятеля.

— Давай, катись к своим, отрыжка больного шакала! — крикнул он, и его крик смешался с воплем противника, который покатился по склону, безуспешно пытаясь ухватиться за выступы скалы.

К его несчастью, он попал на совсем гладкое место, которое перед этим очистила лавина камней, и ему удалось остановиться только перед самой дорогой, но от варвара его теперь отделяло две сотни локтей. Еще один преследователь, оставшись в одиночестве, замер. По его лицу было ясно, что он понял: они выбрали неправильный путь и, пожалуй, недостижимую цель. Снизу ему закричали, чтобы спускался, признавая тем самым, что варвар победил. Еще бы! От отряда в одиннадцать человек на ногах оставалось лишь пятеро, а остальные лежали с переломанными ногами и руками, а кое-кто и с пробитым черепом. Доспехи отчасти смягчили удары, иначе многих можно было бы уже хоронить.

— Что, ублюдки, получили? — Варвар не мог отказать себе в удовольствии подразнить своих преследователей.

Плюнув вниз, он добрался до гребня скалы и тронулся вперед по ровному участку, не беспокоясь особенно о том, что творится у него за спиной.

«Почему они сразу бросились в погоню? — размышлял Конан, шагая по каменистой, местами поросшей травой равнине. — Значит, их послали поймать именно меня. Экий мерзавец этот визирь! Прав Аршад, он будет против нас».

Впереди виднелись вершины хребта, за которым, как он знал, раскинулось горное селение, где стоял отряд туранцев, верный Джунгир-хану. Поглядев назад, нет ли погони, варвар присел на камень и, оторвав рукав рубахи, перевязал рану. Сильной боли она не причиняла, но все-таки он заметно прихрамывал и шел не так быстро, как обычно.

— Сучий потрох, — выругался киммериец. — Но кровь из носу, а к вечеру надо добраться до своих.

Он поднес к губам фляжку и поморщился: вода оказалась теплой и неприятной на вкус.

— Да, нечего говорить, — едва удержался варвар, чтобы не плюнуть, — шангарская вода вкуснее. Только и она, пожалуй, не сравнится с нашей.

Нельзя сказать, чтобы он очень уж сильно тосковал по родине, но иногда ему виделись во сне густые леса, прозрачные ручейки, покрытые снегом серые скалы, прохладное северное лето. Но сейчас над ним раскинулось немилосердно раскаленное небо, а вокруг лежала выжженная солнцем скупая равнина с каменистыми островами. Конан прибавил шагу, насколько позволяла ему рана.

— Правильно, что я полез в скалы, — похвалил он себя, — Нергал им в задницу, где им, сопливым детям шелудивых верблюдов, догнать в горах настоящего киммерийца!

— Высокочтимый господин, ты же посылаешь меня на верную смерть! — Слезы катились по щекам мужчины, оставляя следы на грязном смуглом лице.

— Мне кажется, ты еще не понял, что будет, если не согласишься! — Мусаиб бросил суровый взгляд на прикованного на стене человека, руки которого были продеты в кольца, ввернутые в камень.

Чадящие факелы наполняли подземелье угаром, который смешивался с тяжелым запахом сырой земли и мокрого дерева.

— У тебя нет выхода, глупец. — Мусаиб выпрямился в кресле, положив руки на подлокотники. — А если выполнишь то, что я сказал, я щедро тебя награжу.

— Но это невозможно, они убьют меня! — Мужчина рванулся вперед, но кольца не пустили его.

— А ты постарайся уцелеть!

— Нет! Лучше убей меня здесь!

— Какой смелый, — почти ласково проговорил визирь, — посмотрим, как ты сейчас запоешь. Давай ее сюда, — кивнул он человеку в кожаном фартуке, который примостился на деревянной скамье около жаровни с углями.

Палач встал. Он был высокого роста, с длинными, как у обезьяны, руками. Сходство усиливали густые рыжие волосы, покрывавшие его руки, плечи, грудь и выдвинутый вперед подбородок. Череп его, напротив, был чисто выбрит и блестел в свете факелов, словно полированный. Рельефные мускулы этого чудовища еще более подчеркивались скудным освещением. Казалось, они высечены из камня. Палач поклонился визирю в знак того, что понял приказ, и направился к двери. Фартук у него был надет прямо на голое тело, и мощные ягодицы двигались при каждом шаге, словно мельничные жернова, наводя еще больший ужас на прикованного к стене человека.

За дверью послышались какая-то возня, потом сдавленный женский крик. В подземелье вернулся палач, его широкая грудь закрывала от распятого на стене человека то, что происходило сзади. Когда палач подошел к своей скамье, несчастный увидел, что вслед за ним двое стражников тащат под руки женщину, почти потерявшую сознание от ужаса.

— Малика! Нет! — закричал человек у стены и отчаянно рванулся вперед. — Нет! Не делай этого!

— Давай! — кивнул палачу Мусаиб.

Палач, не говоря ни слова, поднялся со своего места и, подойдя к женщине, двумя взмахами огромных лап сорвал с нее одежду. Женщина встрепенулась и громко закричала.

— О нет! Пощади! — Крик прикованного к стене смешался с ее воплем.

Палач тем временем, не обращая внимания на то, что женщина билась в его руках, как пушинку поднес ее к противоположной стене и заученным движением накинул петлю на сомкнутые в запястьях руки. Он дернул прикрепленную к крюку веревку, и женщина взлетела почти под самый потолок, едва не достав кистями балку, через которую была переброшена веревка.

— Пусть повисит пока, — кивнул визирь палачу. — Ну что, смельчак, понял, в чем дело? — обратился он к несчастному, который продолжал биться в кольцах, обезумев от страшного зрелища.