Боги Чаш

Нет, искать здесь второй вход бессмысленно. Так вся жизнь пройти может. Некоторое время киммериец размышлял. Пришедший ему в голову план был отнюдь не самым лучшим, но в таком положении выбирать не приходилось.

Ждать в засаде северянину пришлось недолго. Вскоре мимо стремглав промчался какой-то стражник Спящего, закинув на плечо увесистую палицу. Куда и зачем он бежал — Конан так никогда и не узнал. Одним движением варвар оказался за спиной стражника и одним ударом оглушил его.

Меховые обноски мерзостно воняли. Отплевываясь, Конан натянул гнилые шкуры. Он был киммерийцем, охотником и знал толк в выделывании меха. Такое мог сделать только никуда не годный раб.

Кое-как спрятав меч в складках своего нового одеяния, северянин закинул на плечо дубину, и быстрым деловым шагом направился к широкой лестнице, по которой народ спускался в молитвенный зал Храма Спящего.

Он шел быстро, придав лицу самое серьезное и в то же время спокойное выражение, какое только мог. Уловка сработала — стражники на ступенях не обратили на варвара никакого внимания. Спустившись вниз, Конан оказался в храме.

Собственно говоря, теперь это был уже не храм, а, скорее, что-то вроде тронного зала некоронованного правителя Кан-Демура, где не молились, а решали каждодневные дела. Впрочем, места для жертвенника хватило тоже.

Храм являл собой низкую и длинную пещеру, потолок подпирали десятки болезненно тонких колонн. Окон не было, по стенам горели факелы — какие-то подозрительные факелы, потому что они светили очень ровно и не давали ни вони, ни копоти. В самом дальнем конце — от входа едва разглядишь — помещался черный куб жертвенника. А за ним, в нише, разлеглось уродливое каменное изваяние, нечто вроде носорога: статуя Спящего.

В зале царили суета и неразбериха. Тащили какие-то чаны, волокли охапки свежих ароматных трав, несли плетеные садки, в которых пищало и скреблось что-то живое. Конан стал осторожно пробираться в глубь храма. Вскоре он уже мог во всех деталях рассмотреть и самого Марагара, устроившегося в глубине древнего предревнего деревянного кресла. Краска с него облезла, само оно рассохлось — но, верно, являло собой некую священную реликвию.

Марагар распоряжался. Видно было, что он чрезвычайно недоволен и разозлен. К нему сплошной чередой бежали люди, согнувшись в угодливых поклонах. Верховный жрец выслушивал первые две-три фразы, после чего тотчас же обрывал говорящего, давая какой-то приказ. Рядом с Марагаром стояла охрана — десяток вооруженных настоящими мечами воинов самого зловещего вида. Кроме воинов имелись еще и двое палачей. У них работы хватало — строгий Марагар редко бывал доволен своими подчиненными, и палачи вовсю работали плетьми. Вопли и стоны избиваемых, похоже, никак не могли потревожить Спящего или же оскорбить его.

Всего по залу сновало никак не менее пяти десятков людей. Конан для вида тоже включился в общую суматоху, внимательно приглядываясь и прислушиваясь. Слова Эрглен были четки и просты:

"Убить Марагара. Статую Спящего — сбросить с пьедестала. Тогда она разобьется на куски и бог погибнет".

Легко сказать — сбросить с пьедестала! как тут сбросишь, если вокруг — цела туча прислужников, того и гляди заметят, что Конан не из их числа. За себя киммериец не боялся — был уверен, что сумеет прорваться, но вот этот премилый веночек на шее… Кром! До чего же эти колдуны спесивы и самолюбивы! Всегда стремятся, чтобы грязную работу за них делали другие…

Конан уже совсем было решили идти напролом, то есть долбануть верховного жреца по голове палицей, когда на ступенях лестницы внезапно раздались крики.

— Пропустите! Пропустите! К великому мастеру! Спешное известие! Пропустите!

Гонец вопил так громко, что Марагар даже приподнялся со своего рассохшегося трона.

Расталкивая растерянных стражников, по ступеням в зал кубарем скатился гонец. Глаза его горели безумным огнем, одежда была изорвана и перемазана желтым. Конана тотчас же узнал ту самую глину, на которой разыгралось его сражение с упырихой.

Не требовалось особых усилий, чтобы догадаться, о чем шепчет гонец на ухо великому мастеру Марагару.

Верховный Жрец позеленел. Не в силах сдержать себя, он вскочил, резко толкнув черного вестника всей пятерней в лицо. Служитель Спящего не произнес ни слова, однако палачи все поняли по-своему, мигом разложив гонца и принялись усердно лохматить ему спину плетьми.

— Великий мастер, за что?! — взвыл бедняга, однако Марагару было явно не до воплей какого-то жалкого мужика. Брови его сошлись. Конану не требовалось никакой чародейской силы, чтобы прочесть сейчас мысли верховного жреца.

Купленный Бог погиб! Чаша валяется в грязи, расколотая и вскрытая! Ученики Торгующих Богами убиты! Едва ли те, кто держит в своих руках этот странный промысел, оставят подобное без последствий… Как бы это ни было, получать еще одного врага Марагар явно не хотел. Он трижды хлопнул в ладоши. Подскочили несколько посыльных; получив какие-то приказы, тотчас умчались в разные стороны.

Под ударами выл незадачливый вестник. Про него, похоже, все забыли, и палачи, не получая знака остановиться, знай себе взмахивали плетками.

Конан продолжал наблюдать. Притаившись в тени за колонной, рядом со сваленными грудой какими-то кожаными мешками, он видел, как посыльные привели к трону Марагара трех жрецов помладше. После этого охрана без всяких церемоний отогнала суетящихся мужиков подальше от трона.

Совещание длилось недолго. Получив торопливые и угодливые кивки сподвижников, Марагар поднялся, простерев руки в знак того, что желает говорить.

В зале тотчас воцарилась мертвая тишина. Умолк даже поротый гонец. Жрец начал речь; очевидно, он пользовался какой-то магией, доносившей его негромкий голос до каждого, кто был сейчас в этом зале.

— Возлюбленные братья, служители Спящего! Прискорбную весть должен сообщить я вам. Бог в Чаше, который должен был помочь нам пробудить Спящего, не появится здесь в должный срок. Мне придется покинуть вас, дети мои, и самому идти за новым Богом. Бдительно храните наш храм! Старшим остается Оодрон, — один из трех приближенных верховного жреца шагнул вперед и поклонился, хотя все его и так отлично знали. — Мы отложим наш великий обряд на несколько дней. А когда я вернусь, мы пробудим наконец нашего Бога! Эвое!

— Эвое! — взревела толпа.

Конан не мог поверить своей удаче. Если ему удастся взять Марагара по пути к Торгующим Богами… А еще лучше — стравить служителей Спящего с теми, кто посылает им упырей в серебряных чашах… Может так выйти, что ему и не придется ничего делать самому!

Без помех выбравшись из подземного храма, киммериец засел в развалинах — поджидать Марагара.

Однако все оказалось совсем не так просто, как представлялось варвару. Жрец не был ни трусом, ни глупцом, и он пустил в ход магию для того, чтобы проверить, чист ли путь; никак иначе Конан не мог объяснить того, что его внезапно окружили почти две дюжины стражников. Волшебство замкнуло слух чуткого, точно волк, киммерийца, он не слышал ни шагов, ни учащенного дыхания загонщиков и спохватился лишь когда отступать было уже некуда.

— Вот он! Оскорбитель! — завыли и завопили поимщики.

Меч пропел короткую свистящую песнь, вырвавшись из своей темницы. Палицу Конан взял в левую руку — послужит щитом. Силой он превосходил любого из врагов — те орудовали дубьем, лишь держа его обеими руками.

— Кром! — бросив в лица окружавших яростный боевой клич Киммерии, Конан устремился на прорыв. Его прыжок был настолько стремителен, что стражник не успел даже мигнуть, не то что поднять оружие для защиты. Меч снес ему голову, а северянин бросился вниз по осыпающемуся каменному склону.

Они не слишком хорошо умели охотиться на подобную дичь, местные стражники. Цепь их оказалась слишком редкой. Пока они развернулись и вновь погнали Конана, его отделяло от них не менее двух десятков шагов.

Поворот, поворот, поворот… Топот и крики отдалялись, и Конан уже было решил, что легко уйдет от погони, когда выяснилось, что Марагар предвидел подобный исход. Северянина ждала вторая цепь стражников, куда плотнее первой. Причем преграждала она путь не только по проходу между каменными завалами, но и дорогу наверх, по самим завалам.